Когда рушится мир (Кроссхейр)

      Ты поражённо смотрела, как ваш корабль, единственное средство спасения со Скарифа, потрескивал и стонал в яростном оранжево-жёлтом пламени, которое пожирало его. Клубы древесного дыма заполнили твои лёгкие, окрашивая щёки сажей. В ушах всё ещё звенело от взрыва, ты не могла удержаться, чтобы не опуститься на колени перед пылающими обломками, оглушённая в ошеломлённом молчании, когда медленно осознала, что больше нет надежды спастись от Звезды Смерти в атмосфере Скарифа.       Око Ангела Смерти наблюдало за тобой, терпеливо ожидая, чтобы стереть твоё существование из вселенной одной красной слезой.       И ты это знала. Ты знала, в ужасе и смятении, что твоя последняя карта была сдана. Линия была перерезана через твоё имя… и Кроссхейра.       Он стоял в нескольких шагах позади тебя — тихий и спокойный. Даже когда он взглянул на небо, смотря в глаз Смерти, он оставался спокойным. Собранным. Не более чем простой наклон его губ вниз показывал неудовольствие — будь то из-за раны, сломанных костей или приближающегося конца. Как будто он уже смирился с тем, что это конец и нет смысла пытаться бороться с этим.       Он позвал тебя по имени, но ты его не услышала. Ты всё ещё была заперта в чистилище своего разума, мечась взад и вперёд между ужасом и горем. Яростью и тоской.       Прежде всего, под грустью от того, что конец близок, ты чувствовала злость — и Кроссхейр это заметил. Всё ещё прижимая ладонь к боку, он положил другую руку тебе на плечо и крепко сжал его.       — Оставь это. Всё кончено.       Ты оторвала свой язык от нёба рта, выдавливая слова сквозь стиснутые зубы:       — Нет. Мы всё ещё можем вернуться к башне. Мы можем послать сигнал SOS Хантеру…       Кроссхейр нахмурил брови, приоткрыв губы, чтобы возразить, но его лицо внезапно сморщилось от боли, и он застонал, ударившись коленом о бетон, когда рухнул.       — Кроссхейр! — вскрикнула ты, внезапный прилив адреналина ускорил твоё сердцебиение, когда ты увидела, насколько бледной стала его кожа. Когда ты заметила, что Кроссхейр касается не только своих сломанных рёбер, но и кровоточащей колотой раны над тазовой костью.       Ты отодвинула в сторону его руку и протянула свою с намерением оказать давление, когда его рука внезапно схватила тебя за запястье. Его хватка была крепкой, даже после молчаливой потери крови в течение нескольких часов.       — Оставь, — настойчиво повторил он, карие глаза впились в твои. — Это бесполезно.       — Не говори так, — ты резко задрожала, вырывая своё запястье из его хватки, чтобы прижать ладонь к ране.       И снова он сопротивлялся твоим попыткам остановить кровотечение. Он оттолкнул твою руку и встал с бетона, стиснув челюсть, чтобы подавить шипение от боли.       — Нам нужно оказать тебе помощь, — в твоём голосе звучало отчаяние, но тебе было всё равно. Ты была в отчаянии. Ты боялась. Ты была сплошным хаосом эмоций, прячущимся за разбитым куском витражного стекла. Кроссхейр — всегда наблюдательная душа — знал это.       Он знал, что ты боишься, поэтому взял твою руку в свою и поднёс костяшки пальцев к губам, целуя рассечённую кожу. Песок, кровь и пепел растеклись по его языку — больше нет той знакомой сладости, которая когда-то украшала твоё обнажённое тело. Никаких духов, которые напоминали бы ему о тёплом чувстве в груди, когда он просыпался на твоих простынях и подушках.       Не было ничего, что могло бы его утешить, ничего, кроме тебя, и ты стояла перед ним сломленная, глядя в его душу с печалью, с жгучим гневом.       — Этого не может быть, — выдохнула ты, найдя в себе силы покачать головой. — Это невозможно. У нас не было достаточно времени. Мы не… Мы не могли…       Твой голос сорвался на всхлип, подбородок упал на грудь, когда ты изо всех сил пыталась сдержать сердитые рыдания, подступающие к твоему горлу. Кроссхейр закрыл глаза, плечи поникли. Подняв твою руку к своему лицу, он прижал ладонь к щеке, делая ровный вдох через нос.       — Посмотри на меня.       Ты этого не хотела. Ты хотела перевязать рану у него на боку. Ты хотела вырваться из его хватки и побежать к башне, кричать в коммуникатор о помощи Хантеру, Восстанию, кому угодно. Ты хотела взять его за руку и поцеловать каждую костяшку, проследить за его шрамами, как ты делала каждое утро. Ты хотела проснуться с Кроссхейром, как ты делала ранее в тот день, переплетя конечности в безопасности своей кровати, игриво упрекая его за то, что он занял весь матрас, когда он вытягивал руки и ноги, как кошка.       Боги, ты ничего так не хотела, как повернуть время вспять. Ты хотела удержать себя от того, чтобы попросить его присоединиться к тебе в этой миссии. Ты хотела помешать ему согласиться.       Ты хотела так много всего… но времени всегда не хватало. Никогда не хватает времени, чтобы пожениться, завести детей, навестить своих братьев и сестру. Никогда не хватает времени, чтобы запомнить звук его голоса или запечатлеть в своей памяти каждый дюйм его уставшего, измученного битвами тела.       Вы двое сгорели слишком быстро. Растаяли моментально. Ваш свет умирал, и ты могла видеть это, беспомощная, чтобы остановить его от мерцания.       — Посмотри на меня.       Он говорил так тихо. Мягкость была незнакома в его грубых устах даже для твоих собственных ушей. У тебя не было выбора, кроме как повернуться, наклонить подбородок, пока ты не посмотрела ему в глаза. Сокрушённый взгляд, встречающийся с понимающим.       Кроссхейр положил ваши переплетённые руки себе на сердце. Хотя он изо всех сил старался сохранить ритм дыхания, его сердце всё ещё качало кровь. Хотя кровь стекала по ноге, просачивалась через доспехи и попадала на ладонь, он всё ещё дышал. Всё ещё кипел жизнью.       И поскольку у вас не было времени, ты решила максимально использовать то, что у вас осталось.       Ты обхватила его торс рукой, опустила голову, чтобы он мог закинуть свою руку тебе на плечи, и, спотыкаясь, пошла к пляжу. Он пытался оставаться в вертикальном положении, когда вы переходили с бетона на песок, но неустойчивая почва делала это почти невозможным, и он шипел от боли сквозь стиснутые зубы всякий раз, когда спотыкался.       На песке остался красный след. Ради него ты притворилась, что не замечаешь этого, остановившись, когда волны были достаточно близко, чтобы биться о ваши сапоги. Кроссхейр убрал руку с твоих плеч и потянулся к своему торсу, чтобы убрать твою руку со своей талии. Он переплёл кончики своих пальцев с твоими, встав между тобой и океаном…       …между тобой и Звездой Смерти, когда она начала светиться красным.       Ты присела на корточки перед волной, окунула руки в тёплую воду, прежде чем аккуратно стереть грязь и пыль с щёк Кроссхейра. Твои кончики пальцев зависли над его губами, носом, татуировкой в виде перекрестия прицела. Ты ткнула пальцем в то место, где должна была быть его зубочистка, и твои губы задрожали, когда ты поняла, что никогда не сможешь наказать его за привычку оставлять зубочистки, куда бы он ни пошёл.       Словно почувствовав твоё смятение, твою агонию из-за воспоминаний, утерянных временем, Кроссхейр взял твою руку и поднёс к своим губам. Целуя каждый кончик пальца, он запечатлел это чувство в своём сознании из-за страха, что забудет.       Забыть его было страхом, о котором ты никогда не подозревала — до сих пор, когда эта возможность нависла над твоей головой. Ты обхватила его лицо свободной рукой, замирая, когда он прислонился щекой к ладони. Глаза закрылись, усталое дыхание просачивалось через нос.       — Скажи мне, что любишь меня, — прошептала ты, задыхаясь. — Скажи мне, чтобы я не забыла, как это звучит.       Хотя здесь не было места для юмора, ты уловила тень веселья, когда он пробормотал тебе в пальцы:       — Меня не так легко забыть, персик.       Нет, нет, его было невозможно забыть, но ты боялась такой возможности.       Слова снова слетели с твоих губ. Прерывистый шёпот, произнесённый сквозь глубокий гул вдалеке, сквозь красную вспышку, охватившую голубое небо.       — Скажи мне, что любишь меня.       Трещины в его самообладании расползались, угрожая разрушить фасад, который он поддерживал для тебя. Мир сгорит прежде, чем он успеет сломаться, оставив тебя с образом усталого человека.       Нет, он будет оставаться сильным до последней секунды. Просто чтобы ты могла вспомнить о его стойкости. Его жгучая любовь к тебе удерживала его на ногах, даже несмотря на то, что едкой боли в его теле было достаточно, чтобы заставить любого мужчину рухнуть.       — Скажи мне, что ты любишь меня, — умоляла ты, умоляла со слезами на глазах.       Нет, ты бы его не забыла. Он позаботится об этом.       Переплетённые руки, зажатые между вашими грудями, Кроссхейр обхватил твой затылок и привлёк тебя к себе, губы нависли над твоими, когда твою спину начало покалывать от жара. Волосы у тебя на затылке встали дыбом, дым обжёг глаза, когда ты почувствовала его приближение — волну жара, которая расплавит тебя под Кроссхейром, превратив твои кости в звездную пыль.       Он наклонил твою голову к себе, его губы нависли над твоими. Его слова, сказанные шёпотом, украсили твои уши, как затаённое обещание, которое унесут в загробную жизнь.       — Я люблю тебя, — прошептал он, глядя поверх твоей головы, только когда ты закрыла глаза, чтобы окунуться в ощущение его прикосновений, его дыхания на твоём рту. Он смотрел, как огненная волна катится к берегу, и повторял:       — Я люблю тебя, персик.       Сквозь слёзы, сквозь печаль, которая подступила к твоему горлу в душераздирающем рыдании, ты прошептала эти слова в ответ. Мягко, нежно — именно такой, как ему нравилось.       — Я люблю тебя, Кроссхейр.       Он притянул твои губы к своим и поцеловал тебя с такой страстью, что навсегда запечатлелся в твоей памяти. Кроссхейр коснулся твоего языка своим с достаточной страстью, чтобы соперничать с жаром, который высушил океан Скарифа. Он так крепко прижал тебя к себе, он был так полон невысказанной любви и преданности, что ты не почувствовала никакой боли, когда огонь поцеловал твою кожу.       В вашем поцелуе Кроссхейр был домом.       В его поцелуе твоё существование растаяло в звёздную пыль и рассеялось по идеальной галактике — последнее свидетельство вашей суровой и непреклонной любви.