Нион почти никогда не говорит. Но всегда ли так было?
Он повинуется. Беспрекословно. Он готов на всё ради Лютера, не так ли?
Не так ли?..
Не совсем. Да, он искренне предан Лютеру, души в нём не чает, но нельзя сказать, что его жизнь разделилась на «до встречи с Лютером» и «после неё».
Нион много чего помнит. Иногда воспоминания для Ниона становятся слишком обременяющими, настолько, что от размышлений о прошлом невыносимо болит голова. Он уже давно привык терять связь с реальностью и смотреть на себя и окружающих его людей со стороны, словно в телевизор. Чаще всего, на какой бы канал он не переключил, будут без конца крутиться передачи про счастливую семью Айвори.
Ниону нравится недоразумение, которое по странному стечению обстоятельств имеет человеческое имя — Рэндал Айвори. А кому оно вообще может не нравиться? Рэндал нравится Ниону и тем, каким окружающие привыкли видеть его, и тем, скажем так, неактуальным, образ которого навсегда останется в его памяти. Иногда Ниону приходится сдерживаться, чтобы не рассмеяться от этого абсурда — тот самый Рэндал тоже всегда улыбался. Искренне. И сердце его было наполнено чем-то настолько светлым, мягким и наивным... Такое присуще только детям.
Вот маленький Рэндал бежит на кухню, чтобы показать свой новый рисунок читающему газету Лютеру. Друг Лютера, ещё тогда не именующий себя «Нионом», тоже видит это произведение искусства, ведь сидит за компанию. Они вдвоём улыбаются нелепости, нарисованной Рэндалом, вместе наигранно, но всё же хвалят его. Живут они ещё не как отшельники в пригородном аду, нет, совершенно обычный дом. И так любят друг друга. Нион так сильно любит их любовь. Ему бы хотелось, чтобы его любили так же. Сейчас это его единственное желание.
Воспоминания о мягкости рук Лютера Нион тоже хранит в своём сердце. Иногда, оставаясь один в комнате, он поглаживает себя по голове, запускает пальцы в волосы, представляя, что Лютер делает это снова.
А здесь Нион наблюдает за Лютером, который читает Рэндалу сказку на ночь: прививает мальчику любовь к литературе с раннего детства. Глаза Рэндала сверкают от радости — он весь день ждал того, чтобы узнать, чем всё закончится. Мальчик умён не по годам, уже умеет читать, ко всему тянется, задаёт столько вопросов, что Лютеру уже почти что невозможно справляться с ним. У Ниона зарождается ещё одно искреннее желание — чтобы эти двое были счастливы. Нет, даже не так — всегда счастливым быть невозможно. Нион хочет, чтобы ничего сильно плохого в их жизни никогда не случилось.
Именно это загадывает Нион на Рождество. Празднует его, опять же, в кругу семьи Айвори. Это их первое. А куда ему ещё податься?
В один день любопытство искреннего, рыжего, ещё коротко подстриженного мальчика, у которого ещё всё впереди, сыграло с ним злую шутку. Каждый раз, когда Нион вспоминает об этом, в сознании всё предстаёт какими-то смазанными образами, сменяющими друг друга...
Вечер. Гостиная. Мягкий диван. Телевизор. Нелепая передача. Лютер, сидящий рядом. Лучи утреннего солнца. Рэндал, играющий в комнате Лютера. Его обещания, что он будет играть осторожно, никуда не будет лезть и ничего не разобьёт. Дальше... Истошный детский крик, неразборчивые слова, следующие за ним. Что-то разбивается. Осколки вазы. Следы крови. Перевёрнутая вверх дном стопка документов. Чьё-то свидетельство о смерти. Кошелёк Лютера, который Рэндал держит крепко, несмотря ни на что. Фотография матери, которая, как оказалось, всегда лежала в нём... её длинные рыжие волосы и очки. Лютер в таком состоянии, в каком Нион ранее не видел его никогда. Нион, держащий Лютера мёртвой хваткой, чтобы тот прекратил душить Рэндала. Лютер, рыдающий от того, что натворил. Скорая помощь. Туман. Полиция. Дождь. Недели, казалось бы, тянущиеся бесконечно. Растение на подоконнике, которое уже давно никто не поливает. Похороненные надежды. Слёзы. Рэндала, Лютера, Ниона. Рэндал в психиатрической больнице. Труднопроизносимый психиатрический диагноз ребёнку в возрасте, цифра которого ещё не двухзначная. Лютер, начинающий вести себя страннее, чем раньше. Рэндал, бесконечно вредящий себе самыми разными способами. Его прогрессирующий страх быть отвергнутым и покинутым, который проявляется в каждом слове и действии. Он, вроде и молчит, но всегда даёт Лютеру знать о том, что чувствует себя преданным. Смена места жительства. Коллективы, в которых Рэндала никто не принимает. Он же, уже дома, полностью закрытый в себе. Он, пропускающий школу. Он, вернувшийся домой после школы, в которой не был полгода, с синяком на щеке и сломанными очками, которые ранее даже не носил. Эскапизм Рэндала. Его делюзии. Его новые увлечения — смерть и всё, что с ней связано, тёмная магия, куклы ростом с человека, гробы, чёрный цвет. Лютер окончательно становится Рэндалу полной заменой матери абсолютно во всём. Что-то навсегда изменившееся в них обоих. Бесконечное множество других вещей.
Так Нион становится не столько лучшим другом Лютера, сколько его «питомцем». Он не совсем понимает, почему Лютер хочет этого, но ослушаться никогда бы не осмелился; оставлять этих двух в беде — совсем не вариант для Ниона, он всегда желал семье Айвори только самого наилучшего. Первое, что приказывает ему Лютер — молчать, но быть готовым на всё ради него. Нион отказывается от своего «человеческого имени», от многих вещей, которые были для него такими родными. Например, тот же отказ от уважения к себе. Он до сих пор не понимает, имеет ли право чувствовать боль. Потеря Лютера, Рэндала для него очень болезненна. Айвори-то на самом деле живы, но совсем не такие, какими были раньше. Нион словно застаёт их смерть, но сам проклят бессмертием. Он невыносимо одинок: можно забыть о его мечтах о совместной жизни с Лютером. Той самой, которую показывают в фильмах. Не той, на которую он, скажем, обречён. Что-ж, ему не привыкать. Нион начинает потихоньку забывать английский язык, с которым у него и так всегда было не очень, языковой барьер становится всё прочнее и толще.
— Получается, Рэндал изначально ничего не знал? О вашей матери, я имею в виду...
— Её не стало... Он был слишком мал. До того случая, сам понимаешь какого, я... Я просто... Извини, у меня нет сил об этом говорить.
Лютер не может себе этого простить. И не сможет никогда.
— Всё в порядке, — пытается успокоить его Нион. — Спасибо, что поделились. Я люблю Вас.
Ответа от Лютера не последовало. Лютер больше никогда не скажет ему того же, но он пообещал Ниону, что тот всегда будет его любимым коточеловеком, и никакой другой коточеловек не сможет заменить его. Нион собирается с силами, понимает, что больше шанса сказать об этом у него никогда не будет, и, словно на прощание, на последнем дыхании изо всех сил кричит ему:
— Просто помните... что Вы ни в чём не виноваты!
***
Нион и Лютер неизбежно начинают нервничать, когда слышат от Рэндала слова, адресованные автостопщику: «А, так у тебя есть мать?.. Круто». Айвори-старший начинает ненавидеть автостопщика ещё сильнее. Неимоверными усилиями он сдерживает себя от приказа Ниену остановить машину и фантазий о том, как он медленно, самыми изощрёнными методами убивает столь нежеланного ему гостя. Но нельзя. Рэндалу такое совершенно бы не понравилось. Затем они в облегчении выдыхают, видя, что Айвори-младший уже давно не тот плакса, каким был ранее. Вероятно, он смирился, что
этого человека уже нет в живых, что его не вернуть. Да и потом... Ему с головой хватает Себастьяна. Он тоже рыжий. Может, он никогда и не заботится о Рэндале, но от этого не перестаёт быть для него незаменимым и самым любимым человеческим питомцем.
***
«Знаешь, а это смешно, — начинает внутренний монолог Нион, пытаясь уснуть в своей кровати. — Как я живу с кучкой сумасшедших, и двое из них косплеят свою умершую мать. Ха-ха, я не знаю, чья жизнь больше шутка: их, или же моя?».
— Но я всё равно их очень люблю... — вдруг вырывается из губ коточела.
Немного погодя, Нион в ужасе понимает, что он здесь не один: с ним комнату делит Ниен. Ниен не спит и всё слышит, но спрашивать ни о чём не собирается. Нион закрывает глаза... и мирно засыпает. Может быть, и не мирно. Единственное, что можно сказать точно: завтра будет точно такой же день.
