Я закончил, буду часа через два 18:01
Он убрал телефон в карман, пытаясь разобраться с неуступчивым рукавом верхней одежды. Черная машина встретила его на выходе из здания. Московский тяжело плюхнулся на заднее сиденье, откинув голову и выдохнув, наконец, всю тяжесть этой недели. — В аэропорт, Михаил Юрьевич? — Мгм, — тихо ответил Москва, слегка улыбнувшись. Какие еще детали его жизни выучили подчиненные? Он еще раз проверил диалог с Петербургом. Тот даже не прочитал сообщение, хотя такое происходило редко. Московский нахмурился и пролистал переписку до утреннего диалога.Зачем желать доброго утра без доброты?! 8:34
Согласен. Как дожить до вечера? 11:23Хороший вопрос. 12:19
Ты же приедешь? 12:20Естественно. Жди меня, пупсик)) 12:47
Еще раз ты так меня назовёшь… 12:48И что тогда?)))))))))) 12:48
Я закончил, буду часа через два 18:01
С обеда — ни одного ответа. Если бы Романов обиделся на забавное прозвище, закатил бы тираду на пару тысяч слов с искусными речевыми оборотами. А так — ни ответа, ни «прочитано». И как это понимать? Московский выдохнул и убрал телефон. Может, уснул. Может, сериал смотрит. А может, и правда в кои-то веки работает. Автомобиль спокойно маневрировал по ровным дорогам, пока в один момент не начал тормозить до окончательной остановки. Михаил огляделся по сторонам. Спереди, сзади, справа и слева — везде горели габаритами и сигналили машины. Пробка в аэропорт в шесть вечера в пятницу — что может быть очевиднее? Только Москва, по неосторожности, такую очевидность не учел, теперь хватаясь за голову и морщась от злости и негодования. — Да твою ж мать! — он выругался себе под нос и задернул шторку, закрывающую его от водителя. В пробке они простояли еще минут сорок. Успокаивал только альбом Инстасамки в наушниках и понимание, что машина немного, но двигается. И снова, спасибо всем всевышним и власть имущим, что у Михаила свой самолет. Просто час сидеть в одиночестве на высоте примерно пяти тысяч метров — райское наслаждение после рабочего дня. Он еще раз открыл диалог с Питером.Сел в самолет, жди. 19:53
Ты обещал быть через два часа. 19:53 Молниеносный холодный ответ после дня молчания заставил Московского нахмуриться. Все как-то странно…В пробку встал. 19:54
И снова ответа нет. Что-то точно не так. Столица прикрыл глаза, когда в наушниках заиграла классика. Как бы ему не было стыдно перед Петербургом, под классику хотелось только спать… ну или заниматься чем-нибудь поинтереснее. Но по-настоящему слушать и восхищаться оркестровым звучанием просто не получалось. Это Саша рос на балах и европейских театрах, а Миша в детстве слушал только церковные песнопения и нестройные хоры деревенских девушек. Несмотря на это, времена меняются, появляется новая музыка, новые авторы, а имперская столица с этим фактом свыкаться не хочет. За размышлениями о прекрасном час пролетел (в буквальном смысле) почти незаметно. Москва быстрым шагом прошел по трапу, уже вызывая такси до Невского проспекта. В Питере всегда было спокойнее, в девять вечера в пятницу на дорогах почти никого.Прилетел, уже еду. Скоро буду. 21:34
Ответа, опять же, не последовало. Михаил бросил водителю тысячу рублей, буркнул под нос что-то типа «сдачу оставьте себе» и зашел во дворик, нашаривая в портфеле ключи. У них обоих всегда был доступ в***
Кто-то кричал. — Тревога, все в убежище! — Склады горят! — Театр бомбят, гады! — Бежим!!! Александра столкнули с ног. Он повалился на землю. Толпа вокруг не замечала его, но он не чувствовал, чтобы люди на него наступали. Крики не прекращались. Невский разлепил веки. В глаза ударил яркий свет абсолютно чистого голубого неба, но Ленинград был уверен, что синий купол кишит немецкими бомбардировщиками. Откуда-то прозвучал голос Левитана: «Товарищи ленинградцы, звучит воздушная тревога, просьба всем немедленно пройти в укрытие!». Из динамиков зазвучало расстроенное фортепиано. До Соль Ре Соль Ми Люди закричали громче. Александр поднялся и медленно зашагал за ними. С каждой нотой толпа худела, превращалась в скелеты, обтянутые кожей. Народ спотыкался, упавшие растворялись в мостовой. До Соль Фа-диез Соль До Соль Мгновенно повалил снег. С каждой секундой желудок все больше скручивался. Толпа замедлялась, мягкая белая пелена превратилась в цинковые сугробы. Люди падали в них и больше не вставали. Идти было все тяжелее. Невский тяжело задышал. Ми Соль До Ре Соль До Си Соль… — Граждане! При артобстреле эта сторона улицы особенно опасна! — на последнем издыхании прокричал бежавший рядом Александру прямо в ухо и вцепился острыми зубами в его руку. Ленинград вскрикнул и выдернул покалеченную кисть. Человек упал, тело утонуло в сугробе. Невский почувствовал, как под ребрами закололо. Он оглянулся по сторонам. Отовсюду летели пули, пробивали стены домов — те рушились. Александр согнулся и посмотрел на собственное тело, ожидая увидеть там кровавое решето. Вместо торса — зеркало. В зеркале — только череп. До Романов вскрикнул, распахнул глаза и, тяжело дыша, принял сидячее положение. Он быстро нашел на тумбочке очки и только нацепив их на переносицу понял, что они ему, вообще-то, не нужны. Часы над дверью показали почти одиннадцать утра. Романов огляделся по сторонам. Пару раз ударил себя по щекам, но это не помогло. Он вскочил с кровати, забыв надеть тапки, и быстрым шагом прошелся до балкона. Морозный январский воздух немного отрезвил взбудораженный мозг. Дыхание почти пришло в норму только минут через пять. Александр, замерзнув, вернулся в спальню, найдя в тумбочке припасенные на такой случай сигареты с зажигалкой. Он укутался в одеяло, кое-как просунул ватные ноги в тапочки и вернулся обратно к распахнутому окну. Сигарета не зажигалась долго — руки дрожали. Настолько яркие кошмары не снились ему уже лет пятнадцать, если не все двадцать. В прошлый раз рядом был Михаил, так что он помог привести воспаленное воспоминаниями сознание в норму довольно быстро. Сейчас Саша был в квартире один. Мягко говоря, неприятное чувство. А точнее, выражаясь очень некультурно — полный пиздец. Сигарета в дрожащих пальцах дотлела до фильтра, Романов некрасиво выбросил окурок вниз. Захотелось умыться холодной водой, только вот проблема — в ванной над раковиной висит зеркало. А туда сейчас смотреться было попросту страшно. Вдруг там вместо лица… Питер повертел головой и, закрыв окно, дошел до кухни, надеясь найти кофе в шкафчике и успокоительные в аптечке. Он открыл нужную полку и с ужасом обнаружил, что у него закончился хлеб. Ничего криминального, самый обычный хлеб, да и Романову ничего не стоит спуститься и пройти пару десятков метров до ближайшей булочной. Но сейчас это казалось трагедией пострашнее чуть ли не самой революции. Он быстро достал растворимый кофе и захлопнул дверцу. Успокоительные нашлись на самом дне сумки с лекарствами. На кухне образовалась великолепная картина, название «На столе». За этим самым столом, усыпанным теперь различными безрецептурными препаратами типа ношпы, аспирина и перекиси водорода, сидел Романов, с головой укутанный в одеяло и с нервно трясущимися руками. Перед ним — кружка с тремя ложками растворимого кофе внутри, и медленно закипающий чайник рядом с плитой на другом конце светлой кухни. Хоть вставляй в рамочку и в главный зал Эрмитажа. Петербург медленно глотал кофе из кружки, уставившись в одну точку. Напиток закончился через несколько минут. Саша вернулся в спальню и только сейчас взял в руки телефон. Бесконечные рабочие чаты его не интересовали, только один закрепленный над всеми диалог. Зачем желать доброго утра без доброты?! 8:34Согласен. Как дожить до вечера? 11:23
Этот вопрос живо заинтересовал Александра, который был готов прямо сейчас сорваться в аэропорт, взять билет на первый же рейс до Москвы, вытянуть Михаила из кабинета и просто расплакаться от ужаса тому в плечо. Он нервно наворачивал круги по комнате, пока в голову не пришла идея. Телефон-контакты-Екатеринбург. Семь бесконечно долгих гудков. — Алло, Кость? — Саш, привет, срочно? — Константин тоже был не в лучшем расположении духа. — У меня тут немного дом горит. Петербург сглотнул подступивший к горлу ком. — Твой? Что-то серьезное? — Романов сам не узнал свой голос, сломавшийся от испуга. — Нет, частники на окраине… Всё равно неприятно, — попытался пошутить Уралов. — Мне очень нужно поговорить, — почти прошептал Саша. — Так, ладно… Я перезвоню примерно через час, хорошо? — Хорошо… — в трубке послышались гудки. Александр снова зашагал по комнате, скинул с себя одеяло, переоделся, вышел на кухню. Нашел на полках муку, яйца, молоко, масло, сахарную пудру. Готовка успокаивала. На фон он включил телевизор. Неизменный канал «Культура» крутил «Рассказы из русской истории XVIII века». Саша даже сделал погромче. Было очень интересно послушать, как переврут историю великие гуманитарии на этот раз. Спустя минут пятнадцать он оставил приготовленное тесто набухать. Телефон снова оповестил о сообщении. Хороший вопрос. 12:19Ты же приедешь? 12:20
Мишу необходимо было увидеть. Саша раздраженно потер глаза. Нет, ну что за привычка отвечать на сообщения не сразу, это дело одной минуты! Перезвонил Екатеринбург. Романов поставил телефон на громкую связь, и только через несколько минут разговора выключил нудящий телевизор. Разговаривали на отвлеченные темы. О том, как прошла рабочая неделя, о погоде, о чем угодно, только не о первопричине сашиной просьбы поговорить. — Саш, ты скажи, пожалуйста, если ты что-то хотел, у меня собрание скоро, — поторопил его Уралов. — Слушай, — неуверенно начал Питер. Окунаться в утренние воспоминания не хотелось совсем. — Я понимаю, что глупо, но мне тут сон приснился… Александр достал тесто и, налив пол сковородки масла, поставил ее на плиту. Чем красочней он описывал подробности ночного кошмара, тем кривее выходили пышки. Руки почти не слушались. Последняя так называемая пышка являла собой неоднозначный бесформенный кусок теста. Он кое как разложил кривые кругляши на сковородке. Последний не помещался. Саша раздраженно бросил его в середину. Горячее масло, недовольное этим действием, брызнуло ему на руку большой каплей. Романов зашипел от боли и быстро включил холодную воду, подставил руку под кран. — Саша, все в порядке? — заволновался на другом конце провода Екатеринбург. — Да… нет, — выдохнул Питер, роняя голову на грудь. — Сегодня какое число? — Тринадцатое. Ну конечно. Александр никогда не был особо суеверным, но сегодня пятница-тринадцатое проявляла себя в своем лучшем виде. Ожог на руке покраснел и начал надуваться. — Я могу чем-то помочь сейчас? — спросил Константин. — Мне очень нужно было кому-то рассказать… Прости, что отвлёк, это так глупо, — Саша усмехнулся своей ничтожности. На глаза почему-то навернулись слезы. Молодец, Романов, люди работают, трудятся, а ты, как маленький мальчик, испугавшийся монстра под кроватью. — Не извиняйся. Пойди прогуляйся, подыши. Если будет нужна помощь — звони сразу, ладно? — Спасибо, Кость. — Давай, до связи. Гудки оповестили об окончании звонка. Саша выключил воду и осторожно вытер обожженную руку полотенцем. Он не без труда нашел на заваленном столе лейкопластыри и заклеил раненое место. Опомнился только тогда, когда пышки начали призывно шкварчать и умолять, чтобы их перевернули. Александр схватил лопатку и разочарованно потянул себя за волосы — тесто подгорело. Он даже не стал дожаривать вторую сторону. — Ну нахер, — Питер выключил плиту и отставил сковородку на другую конфорку. Что там посоветовал Костя? Прогуляться? Он зашел обратно в спальню. С верхней полки шкафа вывалилась Мишина толстовка. Оставлять друг у друга личные вещи вошло в привычку. В нос ударил запах дорогого одеколона и родного человека. Саша уткнулся лицом в ткань, простояв так с минуту. Запах успокаивал, приводил мысли в относительную норму. Так, ладно, и правда нужно пройтись. Он натянул кофту на домашнюю футболку, сменил штаны на джинсы. Еще раз зашел в диалог с Москвой. Естественно. Жди меня, пупсик)) 12:47Еще раз ты так меня назовёшь… 12:48
Романов не любил подобные прозвища. Что-то типа «пупсик» и «малыш» звучало даже оскорбительно. Александр носил прекрасное имя, которым искренне гордился и которым представлялся всем окружающим. Неописуемо приятно было слышать от Миши тёплое «Сашенька»… но только не «пупсик», что за бестактность и пошлость?! Но спорить сейчас сил и нервов не было. И что тогда?)))))))))) 12:48 Саша закатил глаза. В мыслях проносилось одно: «Приедь, только приезжай, пожалуйста, и тогда называй, как хочешь вообще, и делай, что хочешь только будь рядом, я очень прошу». Отвечать он не стал. В прихожей накинул пальто, взял сумку с ключами, паспортом и кошельком, и только надевая второй ботинок вспомнил, что даже не умылся и не почистил зубы. Перспектива в таком виде выходить на улицу не радовала, поэтому он нашел в прихожей старую черную маску и, надев ее, поправил очки. Снова знакомый запах. Александр чуть приподнял уголки губ, когда понял, что маска тоже не его. Миши. Он быстрым шагом прошел по лестнице и вылетел на улицу. Морозный воздух отрезвлял и успокаивал. Он просто пошел прямо, слушая, как под ногами хрустит снег. Прошелся до Васильевского, посидел на стрелке, дошел до Дворцовой площади, купил алкогольный глинтвейн на еще работающей новогодней ярмарке. Выпить — вот это действительно то, что нужно. Спустя часа три такого гуляния и чувства, что от холода отнимаются пальцы, Романов быстро забежал в магазин, взял бутылку красного вина и вернулся домой. От алкоголя и свежего воздуха сознание чуть пришло в норму. И все же, надо сходить в душ. Он быстро пробежал мимо зеркала в ванной, скинул с себя одежду и зашипел, почувствовав, как горячая вода обжигает холодную кожу. Остаток дня Александр провел в кровати за просмотром сериала. Только под вечер желудок напомнил, что Петербург вообще ничего не ел за день кроме кофе и глинтвейна. Стемнело быстро. Снова накатила тревога. Хотелось еще раз позвонить Константину, но отвлекать его от работы не было никакого желания. Телефон пиликнул. Миша. Я закончил, буду часа через два. 18:01 Романов облегченно выдохнул. Неужели он пережил этот отвратительный день? Неужели это все скоро закончится? Но тревога не отступала. За окном пронеслась машина скорой помощи, заставив поморщиться. За ней загудели друг на друга автомобили. — Diable… — выругался Саша. И все же, нужно поесть. Он выключил ноутбук, снова оделся, взял сумку побольше и вышел на улицу. Дошел до ближайшей булочной. От вида еды воротило, но не есть совсем Питер не мог. Он взял кофе с сиропом. Уже расплачиваясь на кассе, взгляд устремился за спину бариста, где на полках лежали разные виды хлеба. И белый, и черный, и серый, с тыквенными семечками, льняной, обычные длинные батоны. Сердце почему-то забилось быстрее, дышать стало тяжелее. У него дома закончился хлеб. Ничего такого, самый обычный хлеб, но сейчас, пока Романов разглядывал свежие булки, это событие показалось страшнее, чем сама революция. Он нервно сглотнул и обратился к кассирше. Слава богу, за ним не было очереди. — Девушка, а можно еще хлеб? — Конечно, Вам какой? Романов задумался. — Давайте… каждого по одной штуке. Кассирша немного удивленно приподняла брови, но упаковала двадцать три — мама родная, — разных булки в пакеты и отдала их Александру. Тот поблагодарил ее и пулей вылетел из кофейни. Этот хлеб сейчас казался чуть ли не важнее кислорода. Будто если он прямо сейчас не купит всё это, хлеба больше никогда не будет. Нести было неудобно. Саша кое-как набрал код на двери парадной, поднялся по лестнице и открыл квартиру, стянул с себя ботинки, прошел на кухню и вывалил все булки из сумки и из рук на стол. Сел напротив и уперся в стеклянную поверхность локтями, разглядывая каждую буханку. Запах приятный, казалось, все это было приготовлено недавно. Теперь дополненную картину «На столе» можно было отправлять не только в Эрмитаж, но и Мише в Третьяковскую. Он не знал, сколько времени прошло за разглядыванием разного хлеба. И куда теперь все это девать? Саша даже не выкинул утренние пышки, заботливо посыпав их сахарной пудрой. Есть, конечно же, не стал, потому что это мракобесие не могла исправить даже пудра. Он наворачивал по кухне круги, наклеил новый пластырь на разбухший ожог, снова сел за стол, нервно тряся ногой. Сел в самолет, жди. 19:53 Прошло как раз почти два часа с последнего сообщения Михаила. Который обещал уже быть здесь, в Санкт-Петербурге. Саше очень надо было разобраться, что делать с всепоглощающей тревогой и с этим, черт его возьми, хлебом.Ты обещал быть через два часа. 19:53
В пробку встал. 19:54 В пробку… конечно в пробку. Нельзя же было поехать в объезд. Пятница, вечер, никому же не надо в аэропорт, да, Московский? Романов снова включил телевизор. Там заканчивался какой-то типичный сериал. Он открыл бутылку вина и даже не стал доставать бокал. Градус приятно разлился теплом в груди. Под вино и сериал мозг немного успокоился. В качестве закуски выступил хлеб. Прошел еще примерно час, может быть полтора. Сериал закончился, Саша потянулся за пультом только после рекламы, но услышал из динамиков знакомые ноты. До Соль Ре Соль Ми Паника охватила с новой силой. Эту симфонию он и так не мог слушать спокойно, только под градусом и чутким руководством Московского, который следил, чтобы Романову не стало плохо. В сороковых годах прошлого века он падал в обморок на последних аккордах. Он попытался выключить телевизор, но батарейки в пульте, как назло, приказали долго жить. До Соль Фа-диез Соль До Соль Он схватил телефон, который показывал один процент заряда. Сообщение от Миши. Прилетел, уже еду. Скоро буду. 21:34 Дыхание участилось. Телевизор не выключался. Ми Соль До Ре Соль До Си Соль… Романов на ватных ногах добежал до спальни, нашел там зарядник. Воткнул его в розетку, поставил телефон… До Телевизор выключился сам, свет тоже погас. Сердце готово было выскочить из груди. За стенкой послышался шум соседей. Может быть, выбило пробки. По всему дому. В самый нужный момент. Александр добежал до кухни, споткнувшись о ковер и больно ударившись носом об дверной косяк. Очки треснули, из носа потекла кровь, голова закружилась. Сознание затуманилось окончательно, Питер не мог адекватно воспринимать реальность. На улице снова проехала скорая. Он сгреб со стола весь хлеб, роняя по пути булки и пытаясь поднять их предательски трясущимися руками. Саша вернулся в спальню. Воспаленное сознание выдавало самые страшные картинки. Три буханки под подушки, почти все — под кровать, по одной — в прикроватные тумбочки, две — в руки и под большую мишину кофту. От привычки прятать еду он избавился только в шестидесятых, но иногда… Он попятился назад, пока не уперся в стенку, и сполз по ней, прижимая к себе коленки и обнимая кажущийся таким драгоценным и последним хлеб. В дверь постучали. Он крепче сжал булку в руках. Кровь из носа не останавливалась. Еще один стук. Встать он просто не мог, больной мозг даже не предполагал, что это всего лишь Миша. Паника накрывала чернеющей волной. Дышать было тяжело. Поворот ключа… — Саш? Знакомый голос казался чужим, Александр еще сильнее вжался в стенку, задрожал, случайно сломав пополам булку в руках. Где-то за окном что-то взорвалось. Он зажмурился, наклонил вниз голову и закрыл уши. Кровь из носа противно капала на чужую толстовку.***
Миша попытался включить свет. Люстра никак не отреагировала на клавишу. Точно выбило пробки. Московский разулся, скинул пальто и прошел вглубь квартиры. Не было слышно ни единого звука. — Саш, ты дома? Дверь была закрыта только на верхний замок, значит дома. Может спит? Либо пошел мусор выбросить. Первой на пути попалась кухня. Взгляд зацепился за освещенную уличным фонарем разруху. На столе — куча разбросанных лекарств, пустая кружка, открытая бутылка вина. Михаил нахмурился. Саша слишком сильно любил чистоту, чтобы просто так оставлять такой беспорядок. Москва прошел в сторону спальни. Сначала никого не было видно, но когда Московский включил на телефоне фонарик, в углу большой комнаты кто-то широко вздрогнул. — Саша? На улице снова разорвался фейерверк. Миша убрал телефон в карман и прошел к названному. Тот пытался раствориться в стене, тихо всхлипывал, плечи широко дрожали от нервного затрудненного дыхания. Опустил голову и прижал к груди… хлеб? Михаил нахмурился, сел перед ним на корточки и положил тяжелую руку на плечо. Александр сдавленно вскрикнул и резко поднял голову. Зрелище великолепное. Пол лица залито кровью, из опухших глаз текут слезы, и хлеб в руках. Хоть в Третьяковскую в главный зал. Сердце столицы пропустило удар. — Господи… — он взял лицо Романова в ладони. — Саш, я здесь, все хорошо. Что случилось? Первые секунды Питер в полубреду пытался вырваться, жмурясь и сжимая зубы, но Михаил держал крепко и практически заставлял его дышать, монотонно проговаривая «Это я, все хорошо, дыши». Медленный вдох, медленный выдох, вдох… Спустя время Александр успокоился и обмяк руках Москвы, роняя на пол булку и хватаясь дрожащими пальцами за чужой пиджак. Михаил гладил его по голове и осторожно покачивал из стороны в сторону, успокаивая. В комнате включился свет, Петербург снова сильнее прижался к столице. Из кухни зазвучала музыка. Всхлипы возобновились. Московский узнал мелодию, потому что именно под нее под руки выводил Александра из зала Мариинского театра. И не раз. Ленинградская симфония Шостаковича лилась из динамиков телевизора на кухне. Московский попытался встать, но Саша держал крепко. — Сашенька, посмотри на меня, — блондин поднял руками его лицо на себя. — Дай я выключу. Александр замотал головой. — Не надо, не уходи, пожалуйста, не надо… — голос дрожал. Московский с горем пополам выпутался из крепкой хватки и быстро зашагал на кухню, ища на столе пульт. Тот не сработал, поэтому он выдернул телевизор из розетки и вернулся к Саше. Тот уже ползал по полу, вытаскивая из-под кровати… хлеб. Кучу разных буханок, разного размера и цвета. Московский почти за шкирку оттащил его от булок и посадил на кровать. — Саша, посмотри на меня, — тот не отреагировал. — Романов, успокойся! Перегруженный вопросом «какого хуя здесь происходит» мозг не придумал ничего лучше, как дать окровавленному и заплаканному Александру отрезвляющую пощечину. Возможно, она вышла слишком сильной, потому что тот отвернул голову и прижал ладонь к итак красной от слез щеке. Михаил встал перед ним на колени, накрывая дрожащие пальцы своими. — Сильно ударил? — Нет, — тихо соврал Романов. — Пойдем умоемся, ладно? — настолько нежно, насколько мог, попросил Миша. Питер замотал головой. — Там… зеркало, — ответил он. Столица нахмурился. — Саш, там всегда висело зеркало… — Я боюсь, — одними губами прошептал Александр. Губы Михаила превратились в тонкую полоску. Он поднял умалишенного и довел до ванной, включая кран с холодной водой. Петербург снял треснувшие очки и неуверенно поднял глаза на свое отражение. Упасть ему не дал Московский, стоявший рядом. То, что в зеркале Саша не увидел то, что видел во сне — уже хорошо, но его внешний вид сам по себе был ничуть не лучше. Растрепанные волосы, кровь и опухшие глаза напугали до такой степени, что Романов вцепился побелевшими пальцами в раковину. Миша помог ему умыться. Оба вернулись в спальню. Блондин заглянул под кровать и только сейчас увидел, сколько хлеба там было спрятано. Он ошарашено посмотрел на Александра и сел рядом с ним на кровать. — Саш, что случилось? Во время всего красочного рассказа, начавшегося с ночного кошмара и закончившегося тем, как Москва зашел в квартиру, Миша осторожно гладил Питер по волосам, обнимая и прикасаясь губами к воспаленным щекам, к макушке, к холодным ладоням — везде, куда мог дотянуться. Он помог убраться на кухне, но когда дело дошло до спальни, оба встали в ступор. Они достали весь хлеб и сложили его на кровать — все равно менять постельное белье. — И что с этим делать? — Миша упер руки в бока. — Давай две оставим, а остальное выкинем, — предложил Саша, засунувший руки в чужую, теперь уже грязную толстовку, из которой так и не переоделся. Москва удивленно поднял брови. — Уверен? — Смотреть на них не могу, — пробормотал Романов, оценил масштабы трагедии, выбрал две понравившиеся булки и ушел на кухню. Миша отнес оставшийся хлеб в прихожую, прибрался в спальне и, выудив из шкафа сашину футболку, дошел до ванны и зашел в душ. Определенно нужно было смыть с себя этот день. Всю неделю. Он вернулся в спальню спустя пятнадцать минут. Картина прекрасная — Романов, укутавшийся в одеяло, с двумя бокалами и бутылкой красного вина в руках, выбирал на ноутбуке фильм. Михаил тепло рассмеялся, забирая у него бокалы и самостоятельно разливая вино. Поставил хрусталь на тумбочку и заполз к Александру. Тот положил голову ему на плечо. — Ты есть хочешь? — спросил Московский, целуя Романова в лоб. — В смысле, что-то нормальное. Питер покивал головой. Общими усилиями была выбрана обычная пицца. Фильм они так и не включили — просто лежали в обнимку и разговаривали в ожидании курьера. Время перевалило за полночь. — Миш, спасибо, — неожиданно улыбнулся Романов. Столица облокотился на подушку и навис над Александром. Он убрал лезущие на лоб темные пряди. — Ты как себя чувствуешь? — В порядке, — пожал плечами Петербург и потянул Московского за воротник футболки. Блондин оказался совсем близко. — Правда, спасибо. Тот подался вперед и накрыл губы Саши своими. Питер закинул руки ему на шею и подтянулся, чтобы сесть. Москва взял его за талию и повернулся, так, чтобы Александр смог оказаться на нём. — Ты очень красивый, знаешь? — спросил Михаил. — Сказал бы ты мне это часа два назад, я бы выгнал тебя из квартиры, — Саша подхватил с тумбочки бокал и сделал глоток. — Ну конечно, — столица притянул его к себе, сцеловывая с губ красный алкоголь.***
Доставщик позвонил в квартиру минут через двадцать. Открыли не сразу. Высокий голубоглазый блондин с раскрасневшимися щеками, выбившимися прядями волос и в одной домашней футболке немного приоткрыл дверь и протянул курьеру пять тысяч. Тот начал искать по карманам сдачу, но Михаил забрал пиццу. — Сдачу оставьте. А, кстати, — он вытащил откуда-то огромный мешок и передал его в руки доставщику. — Выбросьте это, пожалуйста. Хорошей ночи! Московский закрыл дверь и вернулся в спальню, где разморенный поцелуями и вином Александр допивал третий бокал. Миша оставил пиццу на тумбочке и языком собрал с чужих губ красные капли. Саша повалил его на кровать. За дверью так и остался стоять ошарашенный курьер с пятью тысячами наличкой и огромным пакетом хлеба в руках.