***
По пробуждению Итачи чувствует тепло и неоднозначную тяжесть. Мысли крамольностью своей вынуждают глаза открыть быстрее, чем мозг успевает оценить обстановку да предложить предпринять какие-то меры… Удобно облокотившись на плечо парня, крепко обнимая, рядом лежит Изуми. Она выглядит такой умиротворённой и тихой, что Итачи едва сдерживается, чтобы по привычке не проверить признаки жизни: для АНБУ привал и сон часто может стоить жизни, а что ещё хуже — проваленного задания, что перманентно важность имеют исключительно государственную. Собственные волосы небрежно рассыпаются по подушке, путаются в чужих, и в сизо-синем флёре раннего утра не ясно, где его, а где её. Итачи спешно высвобождает плечо и садится, разрывая объятья. Единственное, что он мельком для себя отмечает — грудь Изуми мерно вздымается, а чуть приоткрытые губы едва заметно вздрагивают, словно она сейчас попытается что-то сказать. Этого капитану АНБУ вполне достаточно, чтобы навязчивая и неуместная тревожность его отпустила. Среди тёмных бликов вместо света да мутной дымки, что нагло плывет по стёклам белёсым конденсатом, оплетает их, трудно найти собственную одежду, особенно быстро, но Итачи научен; научен всему, чтобы времени зря не терять. На прощание он чуть склоняется над кроватью, коротко целует девушку в лоб, тут же порываясь поскорее ускользнуть, желательно — через окно, чтобы побыстрее, минуя другие комнаты и коридоры… Но Изуми неумышленно препятствует ему, руки протягивая для объятий. Итачи нежности её не принимает, только сочувственно смотрит на девушку, сам же отдаляется плавно. — Пожалуйста… побудь ещё минутку со мной, — сонно мурлычет она. — Нет, прости. Я очень спешу, — он бесшумно приоткрывает окно, и утренний ветер с неприятной дерзостью врывается в комнату. — А когда ты придешь снова? Сможешь на выходных? — девушка нехотя открывает глаза и сразу видит красивую картину: как шифоновый флёр занавесок треплется вдоль фигуры Итачи, который уже на подоконнике сидит, вальяжно свесив ногу, на согнутую же облокотившись локтем. — Прости, не выйдет, я буду с Саске, — и он улыбается так искренне и лучезарно, что Изуми становится завидно.***
14 февраля 2023 г. в 23:07
Изуми собственной пьянящей нежности ищет отклик где-то среди бездонных чёрных вод, что плещутся по ту сторону радужки итачиных глаз. Девушка смотрит на него в самозабвенности, с тихой кротостью ожидая ответного тепла, а по всему виду сидящего напротив читается, что пусть он и находится близко, но помыслы его невообразимо далеко: он в привычной непоколебимости серьёзен, и нет в его лице ни тени живых, ярких эмоций. Она осознаёт не сразу: Итачи ведь совсем близко — она буквально может коснуться его где-угодно. Или почти… Да, ей хочется ощущать его тепло физически, но гораздо страстнее она желает хоть кончиками пальцев почувствовать его сердце: то место, где у него все чувства наверняка просто заперты под замком. Девушке нравятся метафоры и сладкое послевкусие пафосно-романтических речей, но, кажется, среди Учиха так не заведено, и Итачи — прямое тому доказательство.
У Изуми руки дрожат, словно в лихорадке, а ладони блестят холодной испариной — их юная Учиха прячет за спину стыдливо, выдавая неловкость за милую застенчивость, и голос её так прелестно льется перезвоном фурин, но среди оглушительно зыбкой тишины он кажется пронзительным колокольным набатом:
— Так ты останешься до завтра? На завтрак я приготовлю данго с сиропом? Хочешь? — спрашивает она так радушно, и мимо воли лицо её расцветает в ласковой улыбке.
— Благодарю за заботу, но не утруждай себя: если я и останусь, то мне придётся уйти раньше, чем ты проснёшься, — Итачи пробует на доброту и нежность ответить подобающей мимикой, но получается лишь нервная усмешка. Он опускает глаза, и взгляд по привычке цепляется за навязчивый циферблат наручных часов. По черному кругу символы выведено аккурат серебром, и Учиха чудится среди них эфемерное «Нужно спешить» и «Важная миссия».
— Тогда давай сейчас приготовлю! А ещё у нас есть умешю, — девушка чуть склоняет голову, и в глазах её блестит янтарём капелька лукавства. Итачи правда-правда охота остаться, тем более, что последнее время положительных впечатлений критически не хватает, а ещё он как никто другой умеет контролировать ситуации, в которых находится сам, оттого с чётким планированием со временем проблем возникнуть не должно… но тревожные мысли горьким оседают на кончике языке, точат изнутри и не позволяют расслабиться.
— Я не люблю алкоголь, — Итачи сам кривится от того, как надменно и, наверное, обидно прозвучал его тон.
— Тогда данго? — девичий голосок по-прежнему нежен, с ноткой игривости — Итачи с некоторым душевным облегчением выдыхает. Ему действительно нравятся данго, нравится быть с Изуми.
— Скажи честно, какие у тебя планы на ночь? — совсем серьёзно спрашивает он. Губы сомкнуты плотно, глаза изучающе впиваются в беззащитную оппонентку, и в тот момент ей кажется, будто она совершенно точно находится на допросе у капитана АНБУ.
Мерцают-растекаются жидкими бликами вдоль стеклянной поверхности чайного столика свечи, что горят равнодушно желтым огнём; на самом краю — две пиалы остывшего чая.
— Ну…мм, — смущённо лепечет девушка, и по бланжу её хорошенького личика растекается инородный багрянец румянца — пусть и выглядит трогательно, но Итачи непривычно; ему не нравится так. Она пробует дышать чаще, глубже, чтобы-таки сказать заветные пару слов, но всё её тело даёт такой очевидный намёк, что добавлять что-то абсолютно излишне. Наверное, в предсказуемости тоже нет ничего привлекательного, оттого, понимая это, Изуми кажется, что от слов Итачи сквозит по-осеннему терпкой прохладой:
— Ясно. Тогда не стоит возиться с кухней. Ты уж прости, но вставать мне действительно рано, а ещё к предстоящему заданию важно сохранить относительно свежий рассудок.
— Прости, пожалуйста, я… — она, конечно, может закончить фразу, но тогда её голос наверняка унизительно задрожит. Итачи это ощущает, и ему становится невыносимо жаль.
— Да не нужно извиняться, всё нормально. Я останусь, — он в почтительном жесте ей тыльную сторону ладони целует; короткое, едва ощутимое касание, но Изуми на контрасте с собственным жаром успевает почувствовать только холодную учтивость. Вязкий комок наливается горечью у самого горла, но она его чисто по-Учиховски гордо глотает, давит на подступах, чтобы после по пышным, накрашенным вишнёвым, губам медленно растеклась робкая полуулыбка. Девушка в грации искусной танцовщицы чувственно заламывает руки, прижимает их к собственной груди, чтобы лишь потом завести их за голову, распуская небрежный хвост в длинный водопад сияющих локонов…
А после оба долго болтают о всяком, обмениваются лёгкими нежностями, и Итачи даже отвечает на робкие попытки Изуми инициировать поцелуй… Правда, получается как-то то ли слишком картинно-методично, то ли не совсем искренне, но девушка всё равно выглядит счастливой.
— Я полежу, а то вот так сидеть целый вечер спина затекла, — она сладко потягивается, затем подмигивает да хитро щурит глаза.
Итачи кивает, но продолжает сидеть с фирменно непроницаемо-тусклым ликом.
— А ты? — вдруг шёпотом спрашивает Изуми.
— Я в порядке.
— Нет… Ты не ляжешь рядом? — и приглушённый голос её льется сладко, оплетают, словно предложенный ранее сливовый ликёр, что при мысленной ассоциации вспоминается Итачи, как нечто приторное и зыбкое.
Он медлит всего пару секунд, но от неловкого молчания, что с трескучим напряжением переполняет небольшую спальню, хочется встать стремительно да резко, и нервно ходить из стороны в сторону. О, Итачи безумно раздражало, когда кто-то так делал, особенно юные, лишённые опыта подчинённые, хотя то, что эта привычка была присуща и ему самому, он то ли упорно не замечал, то ли игнорировал. Он невнятно и совсем тихо проговаривает что-то извинительное, и присаживается на самый край широкой кровати…
У Изуми глаза горят ласковой благодарностью и просьбой. Она осторожно поглаживает чужую руку — Итачи от неожиданности её тёплого жеста судорожно цепляется за простыню. Когда оцепенение проходит, он решается, что стоило бы ответить на кроткую ласку. Пальцы вздрагивают нервно, когда синхронно его осторожному касанию к девичьему колену из её уст вырывается протяжный и шумный выдох. Ещё миг Учиха смотрит на девушку, что, глаза прикрыв блаженно, дышит сквозь разомкнутые губы, и грудь её вздымается часто-часто…
— Всё же принеси умешю, пожалуйста, — всё ещё сохраняя тембр на уровне шёпота, Итачи едва сдерживается, чтобы не прозвучать неуместно встревоженным. Девушка кивает, улыбаясь, кажется, чуть огорчённо.