Подарочек...

Громкий крик раздаётся где-то в дальнем конце дворца, поднимая на уши все близлежащие палаты. Грохот посуды, злобные ругательства, топот сотен ног. Ах, как долго бы ещё мог спать великий государь, да только после воплей таких детский интерес окутывает душу, заставляя сходить да поглядеть, что же там такого приключилось? Иван быстро одевается, накидывает поверх кафтана небрежно шубу, все же февраль на дворе, и выходит из царских покоев. Идёт он быстрым шагом, но со всей своей царской статностью и важностью. Добравшись до источника шума он резко распахивает дубовые двери и замирает в изумлении. Фёдор, сидящий на коленях в центре поварни, собирает осколки дорогого чайного набора, подарка аглицкой королевы, что ещё ни разу не использовали, пытается хоть что-то исправить да рыдает, а когда ничего не выходит, начинает рыдать лишь сильнее. - Что ж вы сотворили, дуры окаянные?! Сегодня все идеально должно было быть, а вы, вы его любимый сервиз разбили, дурные девки! Я же хотел сюрприз ему устроить, порадовать, приятно сделать, а из-за вас!.. – кравчий заливается горьким плачем, заставляя девок дрожать от страха, а сердце незамеченного Ивана сжиматься от жалости. Фёдор в гневе, разум его заволокло, словно туманом. Он хватает самый большой из осколков, намереваясь кинуть его в крестьянок, но не успевает. Его запястье сжимают, заставляя разжать пальцы, так, что на бледной коже следы красные остаются. Федя осторожно поворачивает голову и вскрикивает от ужаса. Царь. Он стоит за его спиной, ласково, но крепко держа за тонкую руку, и смотрит любяще прямиком в очи голубые, пожирая своим тёмным взглядом. - Полно тебе злиться, Федюша, нечего из-за глупостей девок калечить, успокойся. Чего так за сервиз этот на них взъелся? – Иван отпускает запястье и аккуратно берет юношу за подбородок, заставляя смотреть прямо в очи тёмные. – Да и что же это за сюрприз такой, что аглицкие подарки потребовались? - Я… я… тут, это, в общем… - Федя зарделся, заалели щеки молодецкие, румянцем засветились. Он сидит, тут, пред царём, зареванный, красный, как помидор, нюни распускает, а поведать причину гнева своего все не решается, больно неловко вышло. – Помнишь, посол-дурак приезжал к нам? Тот что меня у тебя украсть решил? В общем… он мне о дне одном поведал… мол есть у них… кхм… праздник… - юноша отвернул голову от Ивана и жалобно всхлипнул, собираясь с силами. – день святого Валентина называется, в простонародье… день всех влю.. – совсем затих парень, испугался, не может и слова молвить, да надо, не то государь разгневается. – День всех влюблённых! – выпалил он на одном дыхании и вдруг сжался, будто гнева царского опасаясь. Иван опешил от такого, но, придя в себя спустя пару мгновений, все же заговорил ласково влюблённым голосом. - Хорошо. Да вот только, скажи мне на милость, при чем тут мой сервиз? – с усмешкой спросил Грозный, нависая над полюбовником. – Ты меня своим плачем порадовать решил? В этот сервиз набрать свои слезы и мне чай в них заварить? Это не так работает, я слезы твои терпеть не могу, больно мне от них, – ласковая, тёплая, шершавая ладонь ложится на влажную щеку Басманова, вытирая оставшиеся хрустальные капельки соли. - Я хотел тебе завтрак в постель принести, а вместе с ним и подарок подарить, – не подумав сказал Федя и тут же закрыл рот руками, дабы ещё больше своих планов не раскрыть. - Подарок? – да, Иван очень любил Федины подарки. Зачастую это было барахло: рисунки, нарисованные Федей на обрывке бумаги, масла для ночей их страстных али просто безделушки, юношескими руками смастеренные. Но все с душой делалось, все от любви великой. Потому и любо было царю, ни один другой подарок не был так ценен ему, как барахло от Федюши. - Забудь. Раз сюрприз не удался, так дарить и не стану. Не хочу, – все, обиделась краса русская. Что-то не по плану пошло и сразу в слезы. А ведь он воин, великий, храбрый, а пред царём хуже девок ведёт себя, как дитя избалованное, но такое любимое, что глаз не оторвать. - Ну, полно тебе будет. Ежели приготовил, так дари. Что с того, коли разбил сервиз, он мне не нравился никогда, – Иван присел на корточки напротив кравчего и посмотрел ему прямо в глаза. Да, он сильно расстроился и точно так просто развеселить его не получится. – А хочешь, я забуду все, что было здесь, и в опочивальни обратно уйду. Сделаю вид, что сплю ещё, а ты возьмёшь вон тот сервиз, что из Казани мы забрали. Он краше намного и крепче. Так вот, возьмёшь его да ко мне придёшь, как изначально и хотел. Ну а после и подаришь подарок свой, – Иван потрепал шёлковые кудри и ласково улыбнулся. – Согласен? - Согласен.

***

В опочивальнях светло, уж девятый час поди идёт. Заутреню проспал, на утреннюю молитву не пошёл, а Федька все в поварне возится, не прибегает и завтрак не несёт. Вот поганец. Но все равно любит его государь, за то и любит. За что конкретно? Да сам не знает. Но есть в нем что-то, что-то такое, чего ни в ком не видывал ране царь. Вот раздаётся тихий топот маленьких сапожек. Каблучки по каменному полу цокают, оповещая о приходе долгожданного кравчего. Иван только и успевает что на спину упасть да глаза прикрыть, как дверь распахивается, и внутри уже во всей красе стоит Федька. Господи, какой красивый, такой любимый и желанный. Стоит, глазками своими сверкает, да от радости светится. - Ваня, Ванюша, Ванечка… - срывается с тонких губ юноши, протяжно, ласково, с обожанием и нотками влюблённого восхищения столь желанное имя. Он подходит ближе, ставит подношение на сундук возле кровати и пристраивается на край пуховой перины. Ладонью горячей касается щеки царевой да ласково проводит по ней, заставляя распахнуть очи тёмные. – Ванечка, я тут тебе завтрак принёс. Прими подношение моё, – хихикает, наглец, хихикает, а сам влюблённым, жарким взором будто испепеляет. – Поздравляю тебя с днем святого Валентина, но если проще говоря – днем всех влюблённых, – хихикает ещё сильнее, толи от радости, толи от смущения, толи от чего-то, неподвластного его собственному разуму. Любуется, негодник. – Кушай, моё золотце, свет мой ясный, а после я тебя порадовать желаю. У меня для тебя подарочек есть. - А что эт вообще за праздник-то такой заморский? – Грозный, хотя совсем и не интересовался сутью сего празднества, но очень уж любо ему было слушать рассказы молодого своего опричника. - С превеликим удовольствием поведаю тебе то, что сам узнать о нем сумел, – хоть и скрывал свою радость парнишка, да только видно было, что в душе визжать он готов от счастья. Визжать как ребёнок, хотя, что тут скрывать, он и впрямь ребёнок, восемнадцать годков, а все ещё ребёнок. – В общем, как мне рассказал посол аглицкий, дурак который, это такой праздник, когда все влюбленные пары проводят день со своей второй половинкой. Они дарят друг другу подарки – валентинки, а иногда простые подарки, серёжки там, картины, ну, что и в обычное время. Они выезжают вместе на охоту или званные пиры, вместе ужинают, а вечером… - Федя жадно облизнул свои алые губки и слегка прикусил их. – а вечером сливаются в танце страсти и не выпускают свою любовь никуда от себя. - Неужто ты решил меня украсть сегодня у всей Руси ради игр содомских? – тихо рассмеялся государь, сидя на кровати и медленно поедая кашу, в которую Федя щедро добавил варенья. - Ну разве что только на сегодня. А тебе что, жалко что ли? Ты меня что, не любишь боле? – он натянул на лицо такую обиженную гримасу, что государь засмеялся лишь сильнее. - Люблю, дурак, люблю, – Иван легонько схватил Федьку за щеку и слегка потянул, вызывая недовольно шипение. - Коль так хочешь, то подождут дела, и впрямь, мне не жалко для тебя ничего. Ты только уж прости, я о празднике не знал, подарков у меня нет, – он ласково положил ладонь на все ту же щеку и огладил её, доставляя удовольствие возлюбленному. - Ваня, глупенький, твой главный подарок – это ты сам. Да и серег драгоценных ты мне уже много надарил, – Федя улыбнулся и продолжил рассказ. – А вот история праздника сего печальная. Жил был глупый такой правитель Клавдий второй. Он считал, что мужи без жён и детей сражаются на поле боя лучше, потому запретил венчаться. Но любовь – великое чувство, не остановить его законами, не запретить ей кружить по земле. И нашёлся один смельчак, власти вызов бросивший. По ночам, в тайне ото всех венчал он пары возлюбленных, ибо был он не только полевым врачом, но и священником. И многих он обвенчал, всем счастья и благополучия желал, да только судьба его плачевно сложилась. Узнала власть, что он закон нарушает, схватила его и к смертной казни приговорила. А пред тем посадила его в темницу, где и влюбился он. Да только влюбился в дочь надзирателя собственного. И решился он признаться. Написал ей письмо, отправил, только подписался «Твой Валентин». Прочла его возлюбленная лишь после казни. Вот так, с тех пор празднуют все день смерти его и дань ему отдают. Он пожертвовал собой и своей любовью, лишь бы остальные возлюбленные были счастливы. Печальная история, но такая романтичная, – Фёдор не замечал как долго он рассказывал, однако, окончив свой рассказ, оказалось, что государь давно уже поел и ждёт своего подарка. Как коршун, ей богу. Объяснять ничего Феде не надо было. Он быстро достал из-за спины маленький ларец и протянул его Ивану. - Что в нем, Федюша? – бархатный голос царя ласкает слух, опьяняет, заставляет забыться. - А ты открой и узнаешь. Долго просить не надо. Грозный вмиг открыл сундучок и удивился. - Это что, Федюша? – опешил государь. В деревянной шкатулке лежала небольшая статуэтка бронзовая, пяди полторы в высоту. А изображала она двух людей, как понял Иван, это был он и Федя. Сразу видно – работа тонкая, метал качественный, и ведь ничего не упустил мастер, пока статуэтку резал. Да вот только помимо статуэтки было ещё пару свертков на дне сундука. Иван достал их и раскрыл. - Ах ты ж, бесовской мальчишка! – голос был громким, но ласковым, добрым. – Как так можно?! Знаю я, ты рисовал эту похабщину! Дурной чертенок! Ох, выпороть бы тебя хорошенько, да ты ж ведь только этого и желаешь! – Иван бросил на кровать стопку рисунков. Один развратнее другого, а ведь все то было меж ними, было все в точности как на рисунках. - Ты меня что, не любишь больше совсем? Не нравлюсь я тебе боле? – слезы навернулись у Федьки на глазах. – За что кричишь ты на меня? Я же для тебя старался. – обиделся. Точно обиделся. Иван ласково берет Федю за спину, приобнимая, и заставляет парня рухнуть царю на грудь. Гладит его по голове, другой рукой слезы с лица вытирает. - Люблю, дурак, люблю…