Каждый поцелуй, каждая ласка — первые и последние. Неповторимые мгновения нас самих.
~ Аль Квотион.
Март. Сеул.
Вид из панорамных окон на неутолимый город был невероятно живописен. Солнце грело зеленую траву и маленькие цветы в клумбах весь весенний день, а сейчас заходит за горизонт, осыпая землю невероятно красивыми желто-красными лучами. Хоть весна только началась, но ветви деревьев уже начинали зеленеть, а некоторые и вовсе покрывались цветами, которые в скором времени должны будут превратиться в различные неспелые ягодки. По дорогам вечернего города ездили машины, а люди спешили домой, чтобы отдохнуть от тяжелого дня в близком кругу. Чонгук ещё раз окидывает своим взором яркий пейзаж за панорамными окнами, прежде чем снова повернуться на кожаном стуле к рабочему столу, на котором расположились документы о поставках новых спорткаров. За работой время летит стремительно быстро и совсем незаметно, поэтому Чон даже не понимает, когда стрелка часов успела перевалить за шесть часов вечера. Весна по-своему прекрасна, но именно для Чонгука прекрасен был лишь один единственный человек. Тот, который появился в жизни альфы неожиданно, перевернув всю его предначертанную судьбу в лучшую сторону. Ни один день не проходит без него, потому что Чонгук без своего омеги жить не может; это сравнимо с удушением, во время которого легкие горят, испепеляя все внутренности.Потому что воздух для Чонгука — это Юнги.
Его маленький, беззащитный кроха, которого необходимо оберегать всю жизнь и хвалить за каждое достижение. Для которого Чон душу дьяволу готов продать, лишь бы его мальчик ни в чем не нуждался. А Юнги нуждается только в одном. В брате. Про их порочную любовь правильнее было бы не знать никому, а лучше вообще эту грешную связь прекратить и похоронить очень глубоко, скрывая от близких им людей, но вместе с этой любовью они похоронили бы и себя.Ведь жизни друг без друга они не представляют.
Братская привязанность, которая переросла в сильнейшую любовь, не подобающую нормам общества, с тех пор была омертвлена возлюбленными. Чону было очень сложно свыкнуться с мыслью о том, что его брат пробуждает внутри мужчины зверя, который постоянно твердит своему хозяину о принадлежности этого омеги ему. Было сложно принять тот факт, что Юнги хочется не только обнимать как брата, но и целовать в миниатюрный носик, пухлые губы и щечки именно как своего омегу. А Юнги, в свою очередь, в начале их прекрасной любви и вовсе каждый день, уткнувшись в мягкую подушку, проливал жгучие слезы, ясно осознавая, что ни родители, ни близкие друзья не примут их любовь, всё так же считая ее ужасной ошибкой.А ведь им просто хотелось любить.
В кабинет заходит высокий омега с кудрявыми, блондинистыми волосами, прерывая поток мыслей Чона, и спешно кладет папки на стол, обращая на себя туманный взгляд босса. — Господин Чон, поставщики доставили информацию о… — не успевает договорить секретарь, как мужчина одним взмахом руки повелевает омеге замолчать. — Не сегодня, Ким, не сегодня, — спокойно говорит Чон и аккуратно откладывает папки в сторону. — Сейчас я уезжаю, а ты проследи, чтобы все документы доставили Хосоку, завтра мы с ними разберёмся. — Как скажете, Господин Чон, — так же безмятежно отвечает Тэхён и не спеша собирает документы, направляясь в сторону широкой двери. Сложив оставшиеся документы в одну стопку и отложив ее на край стола, Чон встаёт и подходит к открытому окну, выуживая из кармана пачку сигарет. Закурив одну из десятка имеющихся, он снова вспоминает о центре своей Вселенной, о маленьком ангеле, который словно с небес спустился ради такого грешного простолюдина; его любовь, маленький лучик солнца, который беспрерывно освещает их совместную жизнь яркими красками, не обращая внимания на остальных. Чужое мнение — пустая трата времени. Зачем, если можно жить только ради друг друга? Из мыслей мужчину выводит телефонный звонок, громкий звук которого трелью по всему помещению проходится. Альфа, вынув из внутреннего кармана пиджака телефон, смотрит на экран, счастливая улыбка озаряет хмурое до этого лицо, и он тут же принимает вызов. — Моя любовь, — нежно произносит Чонгук, зная, что это обращение Юнги любит больше всего на свете. Чон слышит, как его мальчик копошится, наверное, на кровати, а следом и тихое, совсем сонное сопение в трубку. — Чонгук… — сонно тянет омега и тихонько чихает. — Будь здоров, котёнок. Что-то случилось? — Юнги Чонгуку очень редко звонит, когда тот на работе, из-за чего сейчас в альфе просыпается беспокойство за своё чудо. На том конце слышится приглушенное «спасибо», что очень умиляет Чонгука. Его малыш даже во время телефонного разговора такой милый и невинный; у Чона сердце с бешеной скоростью заводится, желая выпрыгнуть от счастья. — Ничего, — бормочет Юнги после секундной тишины. — Я просто очень соскучился и решил позвонить. — Я закончил с работой и скоро буду дома, малыш, — говорит Чонгук, а перед глазами всплывает широкая улыбка Юнги; альфа ради этой невероятной картины всё имеющиеся готов отдать, лишь бы этот омега рядом был и обнимал теплыми ручками, даря Чону своё тепло и заботу. Чонгук без него никто и имя его никак, потому что Юнги его жизнь. — Тогда я тебя очень жду, — Юнги говорит это уже более увлеченно, потому что слова альфы явно поселили в душе омеги необъятную радость. Для омеги Чонгук сравним со Вселенной. Его жизнь навеки принадлежит только этому альфе, и уже никто этого изменить не сможет. Душа его давно раскрыта только этому мужчине, а собственное тело каждую ночь с чонгуковым сливается воедино, заставляя влюбленных все больше друг другом насыщаться, испивая до последнего стона. — Люблю тебя, котёнок, — шепчет Чонгук и сбрасывает звонок, желая поскорее вернуться домой, в объятия своего омеги; к тому, ради которого бьется сердце.***
Минуя редкие машины, которые еще мелькают на трассе ночного города, Чонгук расслабленно сидит на водительском сидении, одну руку положив на руль, а вторую устроив на переключателе скоростей. За день запах омеги с рубашки альфы совсем не выветрился, но заметно уменьшился. Его апельсиновый аромат засел во вкусовых рецепторах Чонгука уже давно. С самого рождения Юнги пах апельсинами, а с годами этот аромат становился только вкуснее и сильнее, привлекая большое количество альф к его персоне. Чонгук любит брата до безумия, до ярких звездочек перед глазами. В детстве они играли в незамысловатые детские игры, вместе по парку гуляли, выгуливая маленького пёсика Бама, но Юнги никогда ни с кем не контактировал пока рядом не было Гука. Уже тогда маленький омежка не мог представить своей дальнейшей жизни без Чона. Между ними шесть лет разницы, но это не было причиной для отдаления друг от друга. Чонгук никогда не считал Юнги скучным или же неинтересным, а сам Гук для омеги Богом являлся. Младший Чон восхвалял брата и всегда пытался ему подражать. Став старше, они друг в друге души не чаяли, но, как говорится во всех дешевых, лукавых цитатах: всё тайное всегда становится явным./flashback/
Юнги забился в угол комнаты, не переставая рыдать. Он в другой исход верить пытался, но попытки крахом обернулись, когда отец узнал об их неправильной связи. Мужчина избил сына, а младший Чон понять не мог в чем же дело, пока отец не произнес: «Шлюха Чонгука». Испуг тут же нахлынул с головой, туманя сознание исходами этой ужасной истории. Чонгук обещал, что когда-то они сознаются отцу и уедут, но Юнги не был готов к этому сейчас, когда отец уже тащит в гостиную его побитое тело и грубо бросает на пол без капли сожаления в глазах. На дне зрачков тьма, смешавшаяся с необъятной злостью. Всё полыхает, и, кажется, скоро заденет омегу своими язычками пламя. У Юнги льются нескончаемые слёзы, но он терпит и будет терпеть дальше, потому что на кону стоит любовь, а ради неё омега даже через огонь пройдет; Чонгук бы тоже перетерпел. — Позор! — кричит отец и одной пощечиной откидывает миниатюрное тельце Юнги на пол. Взрослый мужчина лет сорока, который только что узнал о любовной связи двух своих детей, с этим смириться не в силах; да никто бы не смог. Теперь то сыновьями их назвать язык не поворачивается. Альфа снова приподнимает омегу за воротник белоснежной рубашки и бьёт его по красной щеке, которая уже начинает саднить от сильных ударов. — Как мне теперь в глаза людям смотреть? Вырастил шлюху, которая ноги перед братом научилась раздвигать, — с отвращением в голосе произносит мужчина, а потом резко хватается за голову из-за сильного удара кулаком в череп. В глазах темнеет, а голова начинает раскалываться от боли. Вдруг кто-то сжимает волосы мужчины на затылке и грубо дергают назад, тем самым задирая её. — Ещё раз я услышу или увижу, что ты как-то оскорбил или притронулся к моему омеге, то на тебе ни одного живого места не останется, — низкий и такой устрашающий сейчас голос принадлежал Чонгуку, который ещё раз ударил отца по голове. — Ты понял меня, сука? Гордость, конечно, в такие моменты нужно отложить куда подальше и ответить так, как хочет этого Чонгук, потому что старший из Чонов знал, на что способен его сын. — Не трону я больше это отродье! Бери его и вон из моего дома! — кричит их отец и, схватившись за голову, уходит с гостиной прочь. Чонгук быстро подходит к своему маленькому чуду, что калачиком на мягком ковре свернулся, так и прося помощи щенячьими глазками, которые не высыхают из-за горючих слёз. — Извини, маленький, — Чон гладит по мягким волосам Юнги, который прижимается к нему всем телом, ищя в сильных руках защиту и поддержку. И он её находит. — Извини, что не пришёл раньше. А у Юнги слёзы льются нескончаемым потоком из-за страха за их будущее. Что если Чонгук тоже решит, что всё это было лишь ошибкой? Что тогда будет с младшим Чоном? — Чонгук, п-прошу, можно я сегодня побуду у т-тебя? — утопая в слезах, произносит Юнги, а Чон рвать и метать готов, лишь бы его радость больше ни одной слезинки не проронила. — Я не хочу здесь оставаться. Чон, не медля ни минуты, встает с пола и поднимает Юнги на руки, словно пушинку. Омега сразу же зарывается носиком в шею своего альфы, вдыхая такой родной запах. Чонгук наклоняет голову и аккуратно притрагивается губами к кончику носа Юнги. — Конечно можно, малыш, — с разбитой улыбкой шепчет Чонгук и ближе прижимает к себе мальчика, у которого истерика сходит на нет, оставляя после себя лишь мелкие капли слёз на мягких щечках и рубашке Чона. Феромоны альфы заставляют Юнги успокоиться, потому что зверь внутри на заплаканное личико своего мальчика смотреть не намерен. После этого Чон поклялся больше никогда своё в обиду не давать./flashback end/
Чонгук не хочет думать о том, что произошло год назад. Он и так настрадался, каждую ночь слушая истерики своего омеги, который не переставая проливал горючие слёзы, попутно обвиняя себя в неправильности. После того раза больше к Юнги никто не смел прикасаться или, тем более, в чём-то упрекнуть. Чон жизнью своей поклялся защищать своё до последнего вздоха, до победного конца. Заезжая на частную территорию, Чонгук выворачивает руль и проезжает между высокими, ровно подстриженными деревьями, что возвышаются над прекраснейшей террасой, освещенной уличными фонарями. Каждый вечер здесь совсем не похож на предыдущий. Все они прекрасны по-своему, но именно сегодняшний живописен тем, что на балконе стоит его мальчик, который улыбается во все тридцать два и машет альфе ручкой. У Чонгука внутри всё плавится от этой искренней, светлой улыбки, и он уже мечтает оказаться рядом с Юнги, утопая в его объятиях. Чон паркует свой темно-зеленый феррари и выходит, хлопая дверью. Хоть дом и находится немного дальше гаража, но уже тут альфа может чувствовать вкуснейший аромат Юнги, что заполняет все лёгкие. Чон по новой влюбляется в этот запах, и снова у него на всех парах крышу сносит, оставляя после себя лишь шлейф дикого желания. Альфа своего малыша хочет всегда, ведь с Юнги по-другому никак. Поднимаясь по лестнице, которая ведет в дом, он сразу же ловит в свои крепкие объятия Юнги, прижимает желанное и любимое тело ближе, ведет носом по темной макушке и наслаждается прикосновениями маленьких ладошек к широкой спине. — Моя радость, — говорит Чонгук на ушко Юнги, нежно целуя мягкую щёку парня. Омега чувствует себя в безопасности, вот так обнимая своего альфу, который стал для него не просто родным домом, а целой Вселенной. Юнги приподнимает голову и смотрит в темные омуты напротив. Эти глаза только на Юнги глядят с нежностью и любовью, только в них можно надежность и верность разглядеть, потому что для остальных эти чувства запрещены Чонгуком. — Чонгук, я приготовил ужин, можем поесть, если ты голодный… — проговаривает Юнги и с Чона глаз не сводит. Чонгук улыбается и уже хочет сказать, что-то на подобии: «Какой ужин, если передо мной самый сладкий десерт?», но понимает, что его малыш старался для него, и со стороны Чонгука это будет очень невежливо. Он берёт в свою ладонь ручку Юнги и целует её. Юн от такого жеста смущается, но от ласк со стороны альфы не отказывается. — Конечно, пойдем, — Чон аккуратно придерживает под локоть Юнги и заходит с ним в дом. Высокие колонны, обставленные по бокам их домашнего очага, встречают хозяина с распростертыми объятьями, пропуская внутрь. Этот особняк до переезда Юнги ничем не отличался от всех остальных. Роскошь, чистота, а самое главное — пустота, разъедающая внутренние органы. Юнги всю душу вложил в отделку каждого сантиметра, подарив вторую жизнь. Камин посередине гостиной постоянно грел пару, когда те присаживались возле него, попивая чай и растягивая нежные поцелуи, которые позже перерастали в громкие, но нежные стоны Юнги и хриплые рычания Чонгука. Они друг для друга рай, граничащий с адом. Но для них эта граница ничего не значит, потому что они научились балансировать тогда, когда перестали внимание обращать на нормы общества и начали жить для самих себя.Это ли не любовь, которая дана далеко не каждому?
Юнги заводит Чонгука на кухню и встаёт возле стола, на котором красуются две тарелки лапши, а возле бокалов стоит запечатанное вино и тарелка какого-то салата. Юнги очень ждал своего альфу. — Ты всё это сам приготовил? — удивляется Чонгук, потому что Юнги до этого не особо блистал своими кулинарными навыками. Альфа смотрит на лицо парня и надеется, что не задел его этими словами, потому что его мальчик очень ранимый. Юнги незаметно кивает, подтверждая слова Чона. Мужчина подходит к парню и целует его в носик, который успел заметно покраснеть. Чонгук обожает смущенного Юнги. — Спасибо большое, котёнок, — шепчет Чонгук и смотрит на широкую улыбку парня, который больше на сытого котика смахивает. Чон садится за стол, и они начинают свою трапезу, но через некоторое время Гук замечает, что Юнги, так и не притронувшись к еде, молча уходит в спальню. Время довольно позднее, поэтому Чонгук ни о чем парня не спрашивает, зная, что тот пошел спать.***
Горячий душ расслабляет усталое после рабочего дня тело. Руками Чон очерчивает вздымающуюся грудную клетку, плавными движениями переходя на тазовые кости и бёдра. Чонгук обожает принимать ванну с Юнги, но сейчас его мальчик устал и, наверное, уже сладко спит, из-за чего Чон не стал его тревожить. Намыливая черные, как смола, волосы, он тут же смывает с себя пену. Она спускается по мощным рельефам тела, обводя крупные мышцы и растворяясь в паховых волосах. От этого мужчины за километр сексом и дикой страстью веет. На работе все омеги желают перед боссом ноги раздвинуть и принять в себя его толстый член, растворяясь в сумасшедшем наслаждении, но это удовольствие, к сожалению, только одному единственному достается; тому, кто сейчас за стенкой спокойно в подушку посапывает и слюнки на неё пускает. Чонгук обматывает бёдра полотенцем и выходит с ванной комнаты, чувствуя, как прохладный воздух липнет к нагому телу. Альфа сразу направляется в их с Юнги спальню, только вот омегу Чонгук на кровати не обнаруживает. Тревога сразу накрывает его с головой. — Котёнок? — спрашивает в пустоту Чон, оглядываясь. Он уже хотел было выйти и пойти искать его, как вдруг его мальчик заходит в спальню и… О, черт. Его маленький омега стоит сейчас наполовину обнаженный, опустив голову, словно провинившийся котик, и перебирает пальчиками великолепные кружева коротенького, прозрачного платья, из-под которого виднеются очертания нежных ягодиц. На его худых ножках красуются чулки белоснежные, а на шее тоненький чокер, на котором красивым шрифтом «Котёнок» выведено. Юнги взгляд от своих ног оторвать не в силах. Он немного боится, что его альфе не понравится такое, а у Чонгука вместо тревоги теперь возбуждение просыпается; он не может наглядеться на свое чудо и, наверное, уже никогда не сможет, потому что жизни не хватит, чтобы им сполна насытиться. Он преодолевает расстояние между ними в два широких шага и смотрит на мальчика сверху вниз. — Юнги… — зовет парня Чон низким от возбуждения голосом и цепляет указательным и средним пальцами подбородок парня, заставляя посмотреть на него, — ты так сильно скучал, маленький? Юнги ничего не отвечает, лишь наклоняет голову и целует два его пальца, позже игриво и невинно смотря на своего альфу. Только этот омега может в себе несовместимое совмещать: смотреть невинными глазками, развратно раздевая своего мужчину, выпячивать нижнюю губку, как маленький ребенок, а позже взвизгивать от особо глубокого толчка. Юнги — маленький демон в обличии ангела, который сводит Чонгука с ума одним лишь своим существованием. Юнги разглядывает тело напротив и насытиться этой картиной никак не может. Каждый кубик безобразно идеального пресса нарисован будто гениальным живописцем, грудь ровно отчерчена, соски темные и, боже, его внушительных размеров член, что из короткого черного полотенца выпирает. Юнги обожает вбирать его до основания в ротик и наслаждаться вкусом теплой спермы во рту, обводя языком каждую венку на толстом члене. В Чонгуке идеально всё. Альфа заводит свою руку за спину омеги и приближает к себе. Хочет со всех сторон потрогать и посмотреть на парня, перед тем как взять его. О да, Чонгук его возьмет обязательно, и если его малыш не уснет после первого раза, то продолжаться это будет долго. Он гладит широкими ладонями спинку, надавливает на неё немного, чтобы парень прогнулся и полностью прижался к сильному телу. Второй рукой подол платья аккуратно поддевает и приподнимает его вверх, сразу опуская взгляд на выпирающие мягкие ягодицы. Дотрагиваться не спешит, дразнит своего котенка, но в глубине души понимает, что сам долго продержаться не сможет. — Тебе н-нравится? — неуверенно шепчет Юнги и дожидается ответа, наклоняя голову и кладя её на грудь альфы. Он надеется, что Чонгуку всё же понравится, потому что этот костюм в специальном магазине выбирался очень долго. — Очень, малыш, — выдыхает Чонгук и опускает сразу две руки на аппетитные ягодицы, на которых сегодня будет красоваться не один засос. Он несильно их сжимает и слышит прерывистое дыхание парня. Тот обожает ласки альфы, каждый раз прелюдий просит и, получив желаемое, удовлетворительно стонет. Чонгук опускает голову и впивается в белоснежную шейку поцелуем, широкими мазками лижет свою же метку и умиляется чувствительности парня. Размашистыми поцелуями на ключицы переходит и наслаждается усилившимся запахом течной омеги. Юнги потек тогда, когда Чон его к себе прижал и опустил руки на попку. Он до безумия по нему скучал и каждый день ублажал себя пальчиками, думая о Чонгуке и представляя его рядом с собой. Оставив первый засос, Чонгук смотрит в глаза омеги и, не найдя в их отражении протеста, переходит на пухлые губки, проталкивая ловкий и горячий язык в его ротик. Посасывает нижнюю губу омеги и разводит ладонями половинки в стороны, чувствуя естественную смазку мальчика, что стекает по его бедрам. Юнги не удивляется напору Чона и старается так же страстно отвечать на поцелуй, иногда простанывая в него. Очерчивает верхний ряд зубов, а позже сплетает их языки в диком танце. — Моя маленькая детка, — томно шепчет Чонгук и резко поднимает Юнги на руки, придерживая его под попу и заставляя обвить ножками свой торс. Юнги вскрикивает и чувствует, как его платье сильно задралось, открывая вид на кружевные трусики. Чонгук встаёт напротив большого зеркала в пол и довольно смотрит на их отражение в нем. Юнги цепляется за него руками и ногами, не желая отпускать. Спускается своими короткими поцелуями-бабочками по мощной шее альфы, не забывая ставить темно-синие отметки. Юнги отгораживает таким образом от чужих глаз, предупреждает, что этот мужчина уже давно занят. Подол приподнимается, открывая альфе вид на сочную задницу, обтянутую в белое кружево и просящую быть отшлепанной. И Чонгук не будет самим собой, если не сделает этого. Он ведёт по впадинке между половинками пальцами и снова резко разводит их в стороны, наслаждаясь тем, как белоснежные трусики проваливаются между ними и открывают вид на маленькую дырочку, которая вокруг воздуха пытается сжаться. — Чонгук… — пищит мальчик на руках мужчины, а Чон откровенно кайфует от молящего голоса младшего. Он снова сжимает румяные ягодицы и негромко спрашивает: — Что такое, сладкий? Юнги тихо стонет от смущения и понимания того, что вслух это сказать будет самоубийству подобно. Он отстраняется от мужчины и впивается в его губы требовательным поцелуем, а руки скрепляет на мощной шее и полностью отдает себя дикому поцелую, что больше на борьбу языков похож. Воздуха катастрофически не хватает, но они уже давно привыкли жить без него. Они его лишились ещё тогда, когда все с презрением к ним относиться начали; близкие и родные сердцу люди отвернулись от пары, но им это любить друг друга не помешало, а только сильнее скрепило прочными узлами. Юнги нуждающе смотрит в глаза напротив и, достав свой маленький язычок, лижет губы альфы; пытается насладиться близостью и хоть каких-то действий от мужчины глазками просит. — Я хочу… — шепчет омега, ерзая на руках альфы. Чонгук смотрит в отражение на эти мольбы и усмехается миловидности его малыша. Чонгук любит подразнить своего омегу, но когда в широких ладонях находятся крохотные ягодички, спинка Юнги так призывно согнута, а его маленький розовенький член упирается в пресс, то сдерживаться становится в разы сложнее. Хочется уложить его на диван в колено-локтевую позу и трахать своим толстым членом маленький проход до состояния полного экстаза и сумасшедшего удовлетворения. — Возьми меня… — во весь голос стонет Юн, выуживая Чонгука из мыслей и обращая на себя внимание. У Чонгука все мыслимые и немыслимые цепи терпения рвутся под тяжелым грузом возбуждения. Он смотрит на личико парня и влюбляется по-новому: его маленький ротик призывно раскрыт, а по язычку слюни текут, попадая на подбородок. Глазки утопают во влаге, а темные волосы в беспорядке растрепаны. Юнги принадлежит Чонгуку целиком и полностью. Он быстрыми шагами подходит к кровати кинг-сайз и аккуратно кладет посередине неё Юнги. Его мальчик сразу в коленях ноги сгибает и широко их раздвигает, открывая самый откровенный вид своему мужчине. Чонгук проходит взглядом по молочной груди, которая выглядывает из прозрачного платья, что уже давно снять хочется. Розовенькие сосочки округлились, выдавая возбуждение мальчика, а крохотный член в животик упирается и сочится белесой жидкостью. Чонгук ведёт широкой ладонью по впалому животу и чувствует, как тот вздрагивает от каждого прикосновения. Юнги извивается на кровати, мучаясь в ожиданиях, скулит тихо и безмолвно просит. Чон его мысли давно понимать научился. Альфа просовывает два пальца в ротик, и их тут же обволакивает вязкая слюна и мокрый язычок. На это смотреть — одно удовольствие. Юнги сосет умело. В свои девятнадцать он Чона может до оргазма довести лишь своим горячим ротиком. — Соси, малыш, — Чон откидывает одним движением полотенце с бедер на пол и шумно выдыхает через сомкнутые зубы. Его член лижет прохлада, стоящая в их комнате, от чего по всему телу бегут мурашки. Юнги опускает взгляд на член и издает красивый стон, который вибрацией по пальцам проходит, заставляя Чона завестись ещё сильнее. Член Чона толстый, венами синими покрытый, и такой желанный. Юнги уже мечтает ощутить его в себе. Весь и сразу. Он обожает, когда его берут грубо. Неважно где: на кухне, в спальне, в ванной, главное, чтобы это был Чон Чонгук. Юнги освобождает ротик от пальцев, намекая альфе на готовность принять его длинный член. — Мой сладкий, — шепчет Чон и наклоняется к мальчику, располагая согнутые локти по обе стороны от его головы, — такой маленький омега, который так и просит быть отраханным, — Гук ведёт пальцами по щечке пухлой и заправляет за ушко прядь темных волос, — ты этого хочешь, котенок? Юнги смотрит ему в глаза умоляюще и, совсем не замечая, как с него снимают трусики, громко стонет от того, что в его анус резко загоняют палец. Чон улыбается и дает привыкнуть к ощущениям, чтобы позже добавить к нему второй. — А-ах, — стонет громко, и Чонгук молиться готов на эти прекраснейшие звуки. Платье полностью задирается и открывает вид на молочную кожу животика. Чонгук поглаживает пальцем стеночки нежные, смешивает слюну парня с его естественной смазкой и удовлетворено за этим наблюдает; смотрит, как палец пропадает в Юнги, как его маленькая дырочка прекрасно принимает его, жадно всасывая внутрь. — Ещё… — скулит мальчик и чувствует, как ладонь Чона сжимает его бедро в кружевном чулочке. Юнги любит грубость со стороны альфы, любит, когда он заполняет его до краев своим семенем, любит слышать громкий и протяжный рык во время того, когда Чон кончает. Чонгук продолжает растягивать тремя пальцами, чуть ли не трахая, а Юн в пространстве теряется от наслаждения. Всё это так правильно, но одновременно так ошибочно. «Брат с братом быть не могут», — гласит общество, но Юнги уже давно в Чоне брата не видит. В нем он лицезрит только любящего альфу, которому в скором времени мечтает родить наследников. Гук дрочит лениво свой член и не может на картину перед ним насмотреться. Его голова находится напротив растянутой дырки Юнги. Он не пропускает каждое резкое движение своими пальцами, наслаждается громкими, несдержанными криками и стонами парня, которые так и норовят в плач превратиться. — Готов, сладкий? — рыча проговаривает Чон и медленно высовывает пальцы из ануса омеги, не позволяя тому кончить. — Да-а… — уже ничего не понимающий Юнги не замечает, как его переворачивают и приподнимают так, чтобы колени упирались в матрас, а голова и согнутые руки лежали на простынях. Подняв туманный взгляд, Юнги в отражении зеркала разглядывает, как над ним возвышается тело мускулистое, а руки альфы нежно гладят половинки. Омега назад поддаётся и желает, чтобы Чон трахнул его поскорее. Он виляет попкой перед взором альфы, маняще прогибается в спине и громко стонать начинает. У Чонгука все тормоза сдают и он, приставив головку к просящей дырочке, входит наполовину, дает привыкнуть к своим внушительным размерам и шипит от узости его малыша. Целует каждый миллиметр его нежной спинки, отвлекая от неприятных ощущений. — А-аах, — стонет Юнги и машинально назад поддается, давая понять альфе, что уже давно готов, но Чон лишь по правой ягодице несильно шлепает и произносит: — Не зажимайся, котенок. Чонгук поглаживает омегу по ягодицам и чувствует, что тот сможет принять весь член. Плавными, размашистыми толчками он загоняет пенис в омегу и начинает совершать резкие толчки. Юнги в стонах утопает, чувствует, как наслаждение по всему телу расплывается. Он чувствует каждую набухшую венку на налитом кровью члене, от удовольствия умирает и снова воскресает, чтобы ощутить всё по новой. Чулки неприятно натирают кожу, что не остается без внимания Чонгука. Он двумя резкими движениями разрывает сетку и слышит протесты со стороны омеги, тут же заглушая их грубыми толчками. Он фиксирует обе руки на тонкой талии и начинает грубо насаживать мальчика на толстый член. — Чон-гук, — по слогам выстанывает Юнги, прикрывая глаза от наслаждения. Тяжелые яйца Чона ударяются об ягодицы омеги, кровать под ними начинает скрипеть. Толчки становятся бешеными, бесконтрольными, а два тела, что сливаются воедино, получают нескончаемое удовольствие. Длинный член таранит растраханную дырку Юнги, который голос начинает терять от громких криков и переходит на тихий скулеж. Найдя нужный угол, Чонгук вгоняет член в омегу с новой силой, попадая прямо по простате. Молочные ножки начинают дрожать, а маленький член сочиться предэякулятом. Эти двое выпивают друг друга до конца и все равно остаются ненасытными. Чон трахает его и уже думает о следующем разе, о следующем сексе, где также жадно будет брать это тело, а Юнги, в свою очередь, отдаваться по новой. Также страстно и безудержно. Чон чувствует, как его мальчик зажимает стеночки вокруг члена и понимает, что малыш кончает. Белесая жидкость расплывается по животику, капая на простыни, а колени Юнги разъезжаются в стороны от бессилия. Совершив несколько особо глубоких толчков, Чонгук кончает внутрь омеги. Заполняя его теплой спермой, Чонгук слышит тихие шмыганья носиком. Юнги после секса мягким котеночком становится, которого, если не погладить по спинке и не похвалить, то тот обидится на весь мир. Но Чону это не нужно, поэтому он плавно выходит из мальчика, кладет его на испачканные простыни и нежно по волосикам гладит. Юнги ластится, словно котёнок, к руке, просит сладкого поцелуя и тут же его получает. — Всё хорошо? — беспокоится Чонгук, тут же получая положительный кивок. Он укладывает голову на подушку и притягивает мальчика к себе. Юнги устраивает голову на потной груди альфы и начинает вырисовывать пальчиками известные только ему узоры. — Я люблю тебя, — шепчет Юнги в шею Чона и оставляет нежный поцелуй на своем же засосе. Чонгук смотрит на него глазами, полными любви, и улыбнувшись отвечает: — И я тебя люблю, котёнок.Даже если против них весь мир ополчится, они своей любовью всё равно победу одержат.