F&F

"Характеристика лечащего врача Груздева А. Груздев— ответственный работник, пунктуален, к работе подход строгий. Порой склонен к переработкам. Характер неконфликтный, мягкий. К совместной работе не склонен, одиночка. Врачебных ошибок не совершено. Дурных привычек не замечено..." Груздева отвлекает от чтения черновика собственной характеристики хлопок двери. — Арсений Юрьевич, вас в палату номер 10! У пациента ножевое... — Понял, спасибо. Медсестра с кипой документов идёт по коридору за ним, явно обижаясь на то, что её перебили. Арсений же сожалеет о том, что его первые годы работы выпали именно на кризис в стране, когда в больницы набирали людей, настолько незнакомых с понятием врачебной тайны. Но вслух недовольства он никогда не высказывал: привык молча терпеть. И лишь порой, очередной бессонной ночью, сквозь зубы что-то цедить воображаемому собеседнику. Спускаясь по лестнице мимо неработающего уже который месяц лифта, мимо старушки, бубнящей что-то им в спину, мимо облезлой краски на стенах, Арсений думал: а доволен ли он тем, где он сейчас находится? Как он сейчас живёт? Нравится ли ему быть подобием шарика из пинбола, когда его запускают от одной двери к другой, а он по инерции, без какой-либо воли, туда летит? Ещё и за мизерную плату, которой кое-как хватает на съем жилья, и то с бесконечными поклонами владельцу с просьбами отсрочить день платежа. Зачем он продолжает это делать? — Арсений Юрьевич, мы пришли. — Благодарю. Ответ был выдан им на автопилоте, лишь после него к Арсению приходит осознание: пора снова браться за работу. Потому он собирает свои волосы под шапочку и подходит к операционному столу. Ассистенты, как и обычно, лишь лезут под руку с ненужными советами. Груздев и сам бы справился с анестезией, наложением швов, да с чем угодно, но нет, регламент требует, чтобы эти паразиты вертелись рядом, подобно насекомым, липли к рукам, мельтешили перед глазами, жужжали над ухом. Зуд в висках, шея чешется, заткнитесь, заткнитесь, заткнитесь... Но стоило в руке оказаться игле, как всё рукой сняло. Шов идёт ровными, аккуратными стежками. Всё же Груздев был профессионалом своего дела. Это знали все. Даже насекомые рядом почтительно замерли, в кои-то веки не мешая. Работа окончена, от жары и запаха воротит нос даже через маску, желудок крутит узлами. Вчерашняя ночь была голодной, и отзывалась новым слоëм мешков под глазами. Кто бы ещё согласился принять пациента так поздно? Никто, кроме него. Как и всегда. На ватных ногах он всё же спускается в столовую, подходит к работнице. — О, это вы, Арсений Юрьевич? — Да, я. — О! Как ваше здоровье? Практика? Пациентов немерено последнее время, вот разгулялись же бандиты... — Прошу простить, я пришёл сюда за обедом. — Ах, обед... Видите ли, какое дело. У нас последнее время туго с этим, понимаете? Пациенты в критическом состоянии, им нужно же питаться. Вот и сокращаются расходы за счёт тех, кто на ногах ходит, понимаете? Нет, не понимаю. Я голоден. Это всё, что я сейчас знаю. Отдай. Отдай. Отдай. Отдай... — Вполне понимаю. В таком случае хорошего вам дня. — И вам, Арсений Юрьевич. Он знает, что вслед ему она смотрит или с усмешкой, или с жалостью. Он знает, что вскоре ему предстоит оперировать очередного человека. Он знает, что никаких премий и надбавок ему дожидаться не придётся. Но он знает, что спасать людей это всё, что он умеет. И он знает, что спасение— это самая неблагодарная на этом свете работа. Великомученник бредёт, подобно воскрешенному трупу, со спутанными волосами и затëртым под халатом свитером. Груздев убеждённый атеист, но он не может объяснить ничем, кроме Божьего промысла тот факт, что он ещё держится целиком и не разваливается на куски прямо на пыльный паркет. Ведь он работает без выходных. И его всё заебало. Но он снова собирает волосы, берёт в руки скальпель и начинает всё сначала. Снова. И снова. И снова. Глубокой ночью бредя мимо забора больницы к автобусной остановке, Арсений думает о жизни вновь. А он когда-нибудь делал что-то не на автопилоте? Что-то, чего ему конкретно хотелось добиться? Да даже если он не добился, хоть намерение у него было? А ведь было. Точно. Тогда, год назад. *** Раннее зимнее утро, лучи солнца ещё не озарили заснеженные улицы, сквозь снег ноги еле продираются, но делать нечего, нужно идти дальше. Носки уже мокрые, снег успел засыпаться в низкие, не приспособленные даже к осени, ботинки. Ветер дует, давно не стриженные патлы закрывают обзор, и Груздев, матерясь себе под нос, останавливается, чтобы хоть чуть-чуть протереть глаза. И тут из-за снежного вихря появляется силуэт. Мужчина. Чуть постарше, но и чуть пониже Арсения, это видно даже на расстоянии. Бритая голова, но не прям налысо. Одет ярко, по моде и по погоде, чего о самом Арсении с его пальто с прохудившейся подкладкой сказать было нельзя. Однако он шатается. Пьяный, что ли? Если так, лучше пройти мимо. Однако профессиональное чутьё подсказывает: что-то здесь нечисто. И даром, что Груздев уже опаздывает на работу, даром, что за этим последует вычет получки, он всё равно идёт навстречу незнакомцу. — У вас всё в порядке? Незнакомец же улыбается до ушей, невольно заставляя Груздева отпрянуть. — Конечно. Лучше и не бывает. Чудесное утро. Рукой мужчина придерживает бок. Из под ладоней сочится кровь. — Бог ты мой! Вам нужно вызвать скорую, срочно! Больница здесь есть поблизости, я- Не успевает Груздев опомниться, как у его горла оказывается лезвие. — Хоть один звонок или крик, и ты труп. Арсений сглатывает нервно. Желание помочь куда-то уходит, но и гонора не появляется. Лишь желание убежать, но теперь уже некуда. — С такой раной, вы не сможете долго мне угрожать. Вам нужна помощь. — Да кто ты такой? Доктор, что ли? — Да. Простой и бесхитростный ответ обескураживает мужчину, однако нож он ещё не опускает. — Стоп. Серьёзно? — Абсолютно. Прямо сейчас я иду на работу. А вам помочь я хотел не по доброте душевной, а потому, что я давал такую клятву. — Вот как, значит... Угх... Мужчина от боли корчится, выпускает нож из рук и приземляется на скамейку. — Значит, так... Ты никому не звонишь... И проблем у тебя не будет... Договорились? — Вполне. Груздев достаёт чемоданчик, вынимает оттуда скальпель, иглу, нити, перекись, бинты... — Стоп. Ты щас серьёзно собрался мне помочь? Арсений с недовольством выдыхает, вместе с тем вонзая иглу в чужую кожу. — Давайте, пожалуйста, на "вы". Мы друг друга не так уж и хорошо знаем. — Это что, так важно? — Это простые манеры, уверяю. Понятное дело, дурацкую дискуссию Груздев затеял лишь с целью отвлечь пациента от того факта, что его сейчас заживо зашивают. Но к его несказанному удивлению, мужчина даже не дëргается под руками врача. Будто бы он и не чувствует ничего. Неужели его физическая форма настолько хороша?... Мужчина будто бы заметил пристальное внимание к своему телу, и снова улыбнулся своей, по-видимому, фирменной натянутой улыбкой. — Что же, я для своего возраста держусь неплохо, а? — Для любого возраста такая реакция, а точнее, отсутствие таковой на иглу в коже, аномальна. — Ну не мешать же мне чужой работе. Взгляд у мужчины пристальный до ужаса, будто бы в душу смотрит, читает мысли и подыгрывает им. Опять же, Груздев убеждённый атеист, но и тут можно было объяснить происходящее лишь Божьим промыслом. Или совпадением. Списать всё на совпадение в то утро получилось. Шов закончен, аккуратно и ровно, как и всегда. Даже худо-бедно обработан. Груздев наматывает бинт вокруг чужого тела, понятное дело, прикасаясь к нему. Обычно это было тривиальной частью работы, но этот взгляд заставлял Груздева чувствовать себя так, будто он совершает нечто запретное. А ведь действительно, не станет же нормальный человек отказываться от помощи скорой. И так понятно было, что товарищ мутный. Но стоило пазлу сложиться целиком, как тут же этот мужчина встал и пошёл. Даже не поблагодарил. *** И отчего-то, Груздев даже спустя год не может выпустить эту встречу из головы. И прямо как в то утро, этим вечером ботинки вязнут в снегу. Ничего не изменилось, разве что волосы стали длиннее, а в левом ботинке протëрлась дырка. Ничего не изменилось от того решения. Ничего не изменилось. Ничего не... — Добрый вечер, доктор. Арсений ушам не верит. Это что же, тот же самый... Не может такого быть. — Я смотрю, вы совсем не поменяли маршрут с тех самых пор? Неосмотрительно с вашей стороны. — Как... Фигура делает шаг вперёд. Необычная причёска сразу бросается в глаза: множество кос, отчего-то ещё и сплетённых в пучок. Такое Арсений видел только по телевизору, в передаче про жизнь в Америке, на голове какого-то чернокожего певца. Красная куртка поверх чëрных брюк и таких же красных ботинок, этот человек явно не боялся эпатировать публику своим внешним видом. Арсений бы подумал, что встретил очередного городского модника, если бы не лицо. Такое же лицо, как и у незнакомца год назад. И голос, ничуть не растерявший, и даже прибавивший во властности. — Таким, как я, многое даётся легко и просто. Доктор, я искал встречи с вами. Арсений в неверии делает шаг назад. Что делать? Что ему от него надо? — Для чего такому как ты нужна встреча с таким, как я? Незнакомец (или, точнее сказать, уже знакомый?) усмехается, с ровно той же улыбкой, как и тогда. Бесстрастной, холодной и вгоняющей в тоску. — Доктор, я ценю людей, которые стремятся помочь другим. Увы, но другие зачастую не ценят, а порой и плюют на чужую помощь. В конце концов, вам ли не знать? Груздеву не хочется признавать, но эта сволочь права. Заочно он уже записал его в сволочи, ибо его род деятельности уже отгадывать не приходилось. — Я и сам мог стать врачом. Но карты легли иначе. — Знаю я, как ваши карты легли! Я в тëмные истории ввязываться не хочу! Я порядочный человек, нам с вами не по пути! Арсений восклицает это, пытаясь пройти по другой стороне довольно узкой дороги. Данный поступок не обдуман ни капли, врач подсознательно уже списывает данный диалог на последствия переработки, собственные галлюцинации. Нужно попросить рецепты на таблетки, нужно... Плечом Груздев задевает собеседника. Тот останавливает врача, схватив рукой другое его плечо. Несмотря на разницу в росте, его хватка крепкая. Впрочем, не нужно быть силачом, чтобы остановить Груздева в нынешнем состоянии. — А что же, я по-вашему человек непорядочный? — Вы связаны в этом городе с какой-то криминальной организацией. Такие как вы, живут годик или два в роскоши, а потом быстро сгорают. Преступник продолжает улыбаться, чем невероятно злит и выводит из себя врача. — Скажите, доктор, лучше сгореть в роскоши, или угаснуть в нищете? Неужто вы настолько принципиальны? — Да... Но это "да" звучит куда менее уверенно, чем до этого. Несомненно, ему хотелось прибавки к зарплате. Более свободный график. Наконец-то поесть. Перед глазами пролетает воспоминание, как главврач при нём принимал взятку. Но злил Арсения не сам факт дачи взятки, а то, что главврач принимал благодарность за ту работу, что хирург проделал до этого. Главврач, толстый мужичок с залысинами, прошёл мимо Груздева, нахально кладя в карман пачку купюр. Знал ведь, что Груздев не возразит. И ведь не возразил. — В мире есть царь: этот царь беспощаден, Голод — названье ему. — Ох, а теперь вы умничаете. Это стихотворение цитируют все, кому не лень. — А что поделать, когда мы так живём. — Спасибо за интересную беседу, но мне пора. Я опаздываю на... Всё, что помнит Арсений после, это то, как он обмяк и свалился прямо в снег около дороги. Холод обдаëт щëку, а наверху он видит лишь чужое лицо. Кажется, оно перестало улыбаться. *** Темнота. Усталость. Давление в висках. Это конец? Просто сон? Какое же облегчение. Наконец-то, не нужно никуда идти. Среди них было грустно. Друзей среди них не было. Кто ты? Задаëшься этим вопросом уже долго. Зачем ты здесь? Их всех нужно спасти. Кто тебе сказал? Они. А что они тебе сделали? Плюнули в спину. Паразиты нажились на нём. Они добились своего. Они ползут. А ты летишь, прямиком наверх. Школа. Время тянется. Во что ты веришь? Они больны. У каждого своя рана. Ты целитель. Моё солнце зашло. Пора спать. По мне рыдать не будут. Посмотри на всех. Сердца их бьются. Твоё уже нет. Тьма. Наконец-то в ней можно раствориться. Но из темноты, его резко выводят на свет. *** Арсений просыпается, протирает глаза. Над ним люстра, под ним диван, ковры на стенах. Как он успел попасть в чужой дом? — С добрым утром. Ну конечно. Как иначе. — Зачем вы меня сюда притащили...Вам не надо было этого делать... — У вас случился голодный обморок. Вам ли не знать, доктор? Вот я и решил вам помочь. — Значит, теперь мы рассчитались? — Не совсем. Преступник садится на стул, притом ставит его спинкой вперёд к Арсению, садясь так, как это обычно делала всякая шпана в его школе. — Видите ли, доктор, за тот день я вам безмерно благодарен. Вы даже не представляете, насколько. Пока я шёл, я успел уже попрощаться с жизнью. Думал, что вы станете последним человеком, кого я увижу. Но вы подарили мне чудо. И моё предложение состоит в том, чтобы вы смогли подарить чудо тем, кто тоже его ждёт. Сами понимаете, больницы нам не рады последнее время, а потому чудо без лишней шумихи пришлось бы как нельзя кстати. — Я благотворительностью не занимаюсь. — Ну, при вашей нынешней зарплате, я бы считал это благотворительностью. — И всё же, работа "в чëрную" меня не интересует. — Что же, я знаю, как вас заинтересовать. Мужчина ушёл в другую комнату позже вернувшись с тарелкой, на которой красовались стейк с картошкой, неподалёку лежало двое бутеров с икрой. — Заинтересованы? — Ничуть. — Вот как? Ваш желудок свидетельствует об обратном. И действительно, из-за подступившей слюны живот уже успел заурчать, к величайшему неудовольствию Груздева. — Даже если я захочу работать на вас... Что от меня требуется? — От вас требуется оставаться на связи и проживать здесь. Необходимые инструменты уже есть, если понадобится что-то ещё, попросите. Мужчина протягивает новенький пейджер, и врач недоверчиво рассматривает его в своих руках. — А ещё от вас требуется поесть. Прямо сейчас. Арсения не нужно просить дважды, ведь мяса он не видел уже полгода, а икру— ни разу за всю жизнь. Взгляд подельника напротив уже не смущал, потому трапеза оканчивается быстро. Однако, мужчина уже торопится к выходу. — Деньги и ключи на тумбочке в спальне, свежая одежда в шкафу. Душ принимать не стесняйтесь, коммуналка уже оплачена. — Постойте! — М? — А... Как вас зовут? Подельник улыбается, но в этот раз это выглядит искренно. — Янис Бадуров. Можно по имени. Как зовут вас, я уже знаю. Дверь закрывается, оставляя Груздева наедине с леденящим душу осознанием. Теперь он сотрудничает с не просто мелкой сошкой, а предводителем самой опасной ОПГ в городе.