Принятие

      Ведьма вновь запустила в него огненный шар, но Аим увернулся, после чего поднял посох благочестия и метнул в неё гальванический заряд. Искра пронеслась совсем близко от её лица, слегка опалив пышные волосы. Ведьма взревела и подпрыгнув высоко, чего не ожидаешь от женщины подобного сложения, обрушила на голову инквизитора целую серию огненных ударов. Он отбивался посохом и молитвами, яростно, но недостаточно сноровисто. Один из шаров поразил его в живот, Аима отбросило назад, он больно ударился спиной о камни. Сейчас ведьме ничего не стоило покончить с ним, инквизитор ждал последнего сокрушительного удара, но его не последовало. Аим открыл глаза и увидел над собой ведьму с пылающим шаром на ладони, её глаза напоминали сапфировое стекло на витражах в соборе Парижской Богоматери. Когда-то его настолько поразил окрашенный в неземные цвета свет, что сочился от розеток, что юноша замер завороженный. В тот день в соборе их торжественно посвящали в рядовые инквизиторы. А теперь мелкая здовредная ведьма смела глядеть на него своими синими глазами!       — Чего ты ждёшь? — голос инквизитора осип от пыли, он закашлялся.       — Я не убийца, мальчик! — гневно ответила пышноволосая колдунья щелчком пальцев погасив пламя. — Если бы не твоё назойливое желание отправить меня на костёр, то я бы даже не посмотрела в твою сторону! — в её голосе слышался едва приметный акцент.       Аим не спешил подниматься, он так и лежал в пыли, чувствуя всей спиной острые камни, которые безжалостно впились в него. Не убийца? О чём говорит эта дрянь?       — Ты лжива, как и всё твоё племя, — инквизитор говорил голосом полным презрения.       — Вставай и дерись как мужчина! — было видно, что его слова задели её.       — И не подумаю! — он завел руки за голову и устремил на холодное синее небо взгляд бледно-голубых глаз.       Для него было мучительно смотреть на дневное небо, глаза наполнились слезами, но гораздо сильнее боли оказались настигшие его воспоминания. Горящие дома, крики людей и над всем этим безудержный хохот ведьмы, устроившей всё это. Конечно, то была другая ведьма с черными прямыми волосами и тонкой фигурой. Но суть у них была одна: лживая и вредоносная.       — Давай, пока я добр, покончи с этим, иначе тебе не жить, дьявольское отродье, — с ненавистью всё так же глядя в небо произнёс инквизитор.       — Мальчик, тебя, что в детстве часто роняли головой? — раздался насмешливый голос ведьмы.       Аим повернул голову и вновь посмотрел на неё. Стоит вся такая важная, будто правда на её стороне, он снова отвернулся.       — Ты будешь отрицать, что являешь воплощением зла? Что ворожишь на луну и летаешь на шабаши? Что любишь крики и мучения невинных? Что готова предать огню Сеньон?       — О чём это ты? — Калерию начинал сердить безапелляционный тон инквизитора.       — О, том, что твари подобные тебе не знают пощады, — молодой мужчина рывком сел и принялся отрясать от пыли шелковую сутану. — Ты ведь варишь из жира новорожденных специальную мазь, которая позволяет тебя не чувствовать собственного веса и летать. Я сам видел как высоко ты подпрыгнула, чтобы поразить меня.       — Мальчик, ты дурак, — женщина покачала головой и уже собралась уйти, как вдруг остановилась и взглянула на него с гневом. — Ты забываешь сколько моих сестер отправили святоши на костёр? Ты знаешь, что это такое терять подруг, сестёр и матерей? Слышать их крики и вдыхать запах горелой плоти? Ты бледный червь и близко не знаком со страданиями.       Аим быстро поднялся на ноги и без страха подойдя к ведьме, навис над ней загораживая солнце. Он не прикасался к ней, но во взгляде читалось столько непримиримости, что Калерия на время лишилась дара речи.       — О, я прекрасно знаю как кричат те, кто горит заживо. Мужчины, женщины, дети! — он кричал в лицо наглой ведьме. — Я каждую ночь возвращаюсь в тот вечер, когда к нам прилетела ведьма и потребовала, чтобы мы разрешили ей жить среди нас. Взрослые оказали ей сопротивление и тогда она спалила дотла нашу деревню. Все сгорели! Кроме меня!       Она сжалась от его криков и волны безудержной ненависти.       — Я поклялся, что не позволю злу распространяться! — теперь он понизил голос. — Уходи, сегодня битва осталась за тобой, но завтра или после завтра справедливость восторжествует.       Калерия залепила ему пощечину от которой он даже не поморщился и бегом пустилась прочь. Она бежала вниз подальше от этой злобы и несправедливых обвинений. Колдунья была готова скорее пожертвовать собой, чем позволить Сеньону пострадать! Как ему в голову могло прийти, что она желает спалить деревню? Гадкий, бессердечный мальчишка! Позже она сидела в круглой деревянной ванне и яростно тёрла себя мочалкой. Всегда одно и то же! Инквизиторы своей тупостью и свирепостью напоминали бойцовских собак, которых разводили в соседнем от её родной деревни селении. Огромные и злобные твари, бесконечно уверенные в своей правоте. Покончив с мытьем, Калерия пасами заставила ведра вычерпать воду и вынести её за дверь. Сейчас ведьма задумчиво сидела нагая у зажженного камина, ожидая пока жар высушит её золотистые волосы. Гадкий мальчишка расстроил её. Почему, если ему причинила зло какая-то неведомая ведьма он распространял свою ненависть на всех остальных? В этом не было никакого смысла. Дождавшись, когда просохнет голова, женщина как была голая нырнула в свою чистую постель. Но сон не шёл, вспоминалось как этот нахал смел кричать на неё. Одно дело честный поединок, а другое пользоваться преимуществами своего роста и позволять себе орать на невысоких ведьм! Непрошенные слезы защипали глаза, Калерия с негодованием отбросила одеяло и встала на ноги. Она стремительно оделась, свистом подозвали к себе метлу и отправилась в знакомый кабачок.       

***

      Внутри играла музыка, собравшиеся ведьмы весело проводили время, Калерия заметила свою подружку Мадлен, та радостно приветствовала сеньонскую колдунью.       — Лери, давно не виделись! — защебетала Мод. — Ты сегодня поразишь нас своим умением пить?       — Поражу, не беспокойся, — несколько угрюмо ответила Калерия, заказывая кувшин анжуйского вина.       Пила она так как бывало пили у них в деревне: медленно, но почти без перерыва. Останавливалась Калерия только, чтобы посетить уборную. Уже и Мадлен уговаривала её прекратить, но встретившись пару раз с мрачным взглядом отстала. К моменту закрытия кабака, Калерия прикончила третий кувшин вина и всё ещё чувствовала себя паршиво. Слова инквизитора задели её сильнее, чем она думала. Когда хозяйка подошла к ней с материнским советом лететь домой в затуманенной вином голове созрел некий план!       

***

      Аим спал, он вновь видел себя среди моря огня и людских криков! Наверное поэтому его не разбудил звук отворившихся со стуком ставень. Чьи-то босые и легкие ноги на цыпочках подошли к кровати на которой метался инквизитор. Аим проснулся от яркой вспышки, он не успел среагировать как оказался опутан светящимися веревками. Неведомая сила заставила его принять сидячее положение, наконец ещё одна вспышка осветила лицо маленькой ведьмы. Он хотел что-то крикнуть, но его уста предательски сомкнулись. Ведьма взмахнула руками и в воздухе повисли небольшие светящиеся шары, которые подобно свечам выхватили из темноты очертания комнаты и людей. Инквизитор не понимал, что задумала ведьма, до него донесся крепкий запах вина и он с презрением подумал, что она ещё и пьяна. Женщина между тем принялась скидывать с себя вещи, вот на пол упала красная юбка вслед за ней отправился черный корсаж и белая блуза, последней она стянула с себя камизу с коротким рукавом.       Аим глазам своим поверить не мог. С каким умыслом Господь столь щедро одарил эту женщину? Он блуждал взглядом по женственным изгибам, задерживаясь на тонкой талии и округлых бедрах. Такое гладкое тугое тело, как будто создано для бесчисленных поцелуев. У инквизитора пересохло в горле, когда блуждающий взгляд остановился на пушной невыносимо манящей груди. Ведьма заметила это и усмехнулась она щелкнула пальцами и Аим ощутил обнажившейся кожей холодок, его камиза распалась на части и соскользнула с тела. Хуже всего было то, что к своему бесконечному огорчению инквизитор почувствовал, что нижний орган восстал. Ведьма стояла с интересом рассматривая его, она по достоинству оценила стати молодого инквизитора. Вскоре женщина подошла к нему совсем близко и он ощутил жар исходящий от неё. Это почти животное тепло вкупе с особым, сладким запахом её тела наполнили несчастного Аима мучительным, болезненным желанием. Тело охватила ломота от безумного стремления коснуться её, наброситься на неё. Он сам себе напоминал хорошую гончую, которую заперли в клетку, а рядом привязали молоденькую лань. Аиму буквально хотелось выть. Калерия не стала долго его мучить, опустившись на отвердевший мужской уд и исторгнув из собственной чувственной груди глубокий, продолжительный стон удовольствия.       Она освободила его очень скоро, но вместо того, чтобы сбросить наглую тварь с себя, Аим сжал руками пышные бедра, а затем отдал должное и прекрасной женственной груди. В его глазах потемнело, настолько удовольствие полно завладело им. В какой-то момент он опрокинул ведьму на спину и накрыл её собой. Разница в росте его не сильно волновала, слепое желание поработило инквизитора, принуждая двигаться сообразно со стонами соблазнительной ведьмы. За оставшееся до рассвета время они ещё раз повторили эту разнузданную пляску любви, после чего колдунья оставила его одного, а сама одевшись оседлала метлу и скрылась через окно.       

***

      Аим был разбит, сейчас когда схлынуло вожделение, его охватило отчаяние! Глупец, так легко поддался на соблазн, впал в грех и нарушил целибат! Он с яростью сжал кулаки. Ведьма околдовала его, заставила быть своей игрушкой, безвольной куклой для получения грязного удовольствия. Но Аим чувствовал ложь! Нет, он сам захотел её и сам же продолжил совокупляться с ней, даже после обретения свободы от магических оков. Грех! Грязь! Он закрыл лицо руками, требовалось пойти в церковь и умолять Господа простить его!       Аим с трудом поднялся, голова неприятно кружилась и перед глазами плясали зеленные мушки. Позже инквизитор вошел в прохладу сельской церкви, кюре не вышел ему навстречу, по видимому здесь никого не было. Аим сел на скамью и принялся горячо молиться, но слова молитвы пробуждали в нем образы прошлой ночи: разметавшиеся волосы колдуньи, её запрокинутое лицо со сладострастно приоткрытым ртом! Инквизитор сжал многострадальную голову.       Несколько дней он боялся, что она решит повторить ночное нападение. Но тщательно заперев ставни, его начинало томить духота. Не хватало воздуха, подушка становилась горячей, простынь и перина комковатыми. Аим беспокойно ворочался. Когда впечатления о той ночи притупились он обнаружил, что кошмары больше не мучают его. Ночи стали томительней, но спокойней. В какой-то момент он понял, что тоска по ней, по её телу стала особенно острой. Инквизитор даже не близости желал, а именно её присутствия рядом. Где сейчас маленькая ведьма? Почему… Тут его мысли обрывались. К исходу второй недели, когда он утомленный мыслями о Калерии, чувствовал себя особенно несчастным и сломленным, Аим подошел к окну и распахнул его. Он с горечью осознал своё поражение, да и эта битва осталась за ведьмой. Позже забывшись глубоким сном он не услышал, как босые ноги встали на подоконник, затем легко спрыгнули на пол. Калерия вновь была под хмельком, она по хозяйки навалилась сверху на инквизитора и обняв его мгновенно уснула. Аим же напротив пробудился и боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть её. Она была похожа на большую спящую кошку. Единственную ласку, которую он себе позволил так это легонько гладить пышные волосы, при этом на его обычно суровом лице расцвела мягкая, мечтательная улыбка.