***
Уэнсдей: Тупой объект пыток и ювенального рабства работает.17:05
Ксавьер: Сказать "спасибо" было бы достаточно, Аддамс.17:15
Уэнсдей: Что сказать?17:17
Ксавьер: Спасибо.17:17
Уэнсдей: Мне кажется, ты говоришь со мной на другом языке. У меня очень обширный словарный запас английского языка, но я не знаю этого слова.17:20
Ксавьер: Мне кажется, или ты просто пошутила?17:23
Ксавьер: В любом случае, как ты?17:25
***
И постепенно они начали разговаривать каждый день, когда девушка ходила в местную библиотеку или в кофейню на углу, чтобы читать или писать. Пара говорила пару часов, а потом это переросло в переписку. Она стала обращать больше внимания на него, чем на сталкера. Уэнсдей догадалась, что делает это из соображений удобства, а так как она не была в Неверморе, то не могла ни узнать много информации, ни расследовать, поэтому на этот раз согласилась на легкий вариант. Кроме того, девушка могла прекратить, не так ли? Только когда бабушка Аддамс прокомментировала, что она часто использовала это дурацкое устройство, то поняла, что становится его рабыней, ну, не мобильного телефона. Она становилась рабыней переписки с Ксавьером. Это было жалко, правда. Так что девушка перестала писать ему. Легко, верно? Не совсем. Торп был настойчивым болваном. Он писал ей каждый день, и она, наконец, поддалась искушению. Или стала жертвой разочарования, она не была уверена, но позвонила ему. Уэнсдей сочла это лазейкой в ее обещании не впадать в рабство технологий. Это было похоже на то, если бы Аддамс позвонила ему со своего домашнего телефона, это было нормально, так что... Кроме того, она должна была просто дать ему объяснение и заставить его оставить ее в покое.***
- Уэнсдей, — сказал он. Его голос звучал смущенно, когда быстро поднял трубку. - Я отказываюсь быть рабом технологий, — объяснила она монотонным голосом, не отвечая точно на его вопрос, который, он и не задавал, а лишь вопросительным тоном произнес ее имя. - И если мы будем писать друг другу сообщения в течение всего дня, я стану именно такой, так что мы больше не будем переписываться. - Хорошо, - это был его единственный ответ. Он звучал как вздох или свист ветра в кустах. Уэнсдей не могла не заметить, что Ксавье сдерживал смех, как будто ее принципы были глупостью. - Не смей смеяться надо мной, или я клянусь, что буду мучить тебя и убью самым жестоким способом, который я когда-либо могла себе представить, а у меня очень богатое воображение, - девушка пригрозила ему, потеряв хладнокровие, показывая слабость, но тут было что-то в Ксавьере, что делало ее раздражительной. - Мой день был такой пыткой, что все, что я ожидаю, это объятия смерти, я не в настроении мириться с твоими глупостями. Теперь она уже была готова повесить трубку, когда русоволосый парень громко расхохотался. Это был не первый раз, когда она слышала его смех, однако он отличался от мягкого и застенчивого смеха, знакомого Уэнсдей. Смех был резким и мощным, как гром или землетрясение. Это ввело ее в ступор. — Ты такая драматичная, ты знаешь это, - парень сказал, как только его смех утих, хоть и все еще вырывался между словами. — У тебя не могло быть такого ужасного дня. И она спорила с ним. И непреднамеренно закончила тем, что рассказала свой день и послушала его.***
Сообщения днем сменились звонками ночью. Долгие разговоры, в ходе которых они говорили о разбросанных вещах или спорили, никаких бессмысленных разговоров, что делало звонки менее ненавистным. Молчаливые разговоры, когда она писала, а он рисовал. Ксавье говорил с ней только для того, чтобы описать свою работу. Уэнсдей читала те части ее книги, в которых не была уверена. Два человека, разделяющие свое одиночество в тишине. Уэнсдей понравилась эта мысль, поэтому она решила, что звонки лучше, чем сообщения. Пока однажды ее мать не заметила за завтраком, что ей показалось, будто она слышала ночью смех дочери. И младшая Аддамс почувствовала к себе большее отвращение и негодование, потому что она не смеялась: это был замаскированный звук удовлетворения, когда Ксавьер уронил кисть на ковер и, пытаясь отмыть его, облил себя краской, как придурок, которым и был. И все же она решила перестать звонить ему... по ночам и дома. Это было неделю назад, когда Уэнсдей пошла на городское кладбище и позвонила ему. Это был кошмар, один из самых страшных. До того, как девушка не набрала его номер, она не знала, что это было так. Если честно, Аддамс вообще не думала. Это было похоже на червяка глубоко в ее мозгу, который не мог не оставлять ее в покое, пока она не поговорит с Торпом, но после звонка она чувствовала себя наркоманкой или глупым подростком. Девушка не знала, что хуже. Она посмотрела на свой мобильный телефон.17:20
Прошло десять минут, прежде чем художник позвонил ей после тренировки по стрельбе из лука, и она нетерпеливо вздохнула. Именно тогда имя Ксавьера появилось на экране ее телефона, сопровождаемое вибрацией. — Ты позвонил мне рано, — поприветствовала она. Ее голос был, как всегда, хриплым и мрачным, однако Уэнсдей не чувствовала этого, когда произносила эти слова. Она чувствовала себя расстроенной и как будто две нити тянули вверх уголки ее губ, что-то, что происходило в последнее время и ей это совсем не нравилось. - Существует расписание не просто так. Торп рассмеялся. Он был не таким громким, как первый раз, который она услышала, но эффект, который он оставил на ее теле, был таким же. Земля у ее ног тряслась, а его смех не был просто похож на грохот землетрясения. Это оказало такое же влияние на ее тело. - И ты очень быстро ответила, — сказал он. — Ты меня ждала? — Я думаю: ты в бреду, - проговорила девушка, однако голос в ее голове согласился с зеленоглазым парнем. - Как прошел твой день? - Интересно. Я провела день в библиотеке, и по дороге на кладбище глупый парень, который, кстати, был очень похож на тебя, наткнулся на фонарный столб, пытаясь произвести впечатление на женщину, которую он должно быть захотел привлечь ради полового акта. - Он выглядит так же, как я? — спросил Ксавье. Он казался заинтересованным и в то же время веселым. - Длинноволосый и идиот, - она ответила. Улыбка наконец-то скользнула по ее губам. Та была маленькой и почти отсутствующей, но было. - Насколько я помню, это твое описание. - Ауч. Это жестоко, - его тон был веселым, он не обиделся на ее слова, и Уэнсдей ненавидела, когда он был таким. - Что ты делала в библиотеке после своего расследования о том, как можно сопоставить пчел-убийц твоего дяди с пчелами Юджина? - Я отложила это исследование, — сказала она. — Я переписала главу, которую написала прошлой ночью, которой я не была удовлетворена. Вспоминая вчерашнее событие, девушка почувствовала, как у нее невольно запылали щеки, и выругала себя. Не стоило упоминать об этом. Ксавьер издал какой-то жужжащий звук, от которого она покраснела еще больше. - Почему так произошло? Она молчала, думая о том, как ответить на вопрос, не объясняя ему, что два персонажа из ее старого романа заняли центральное место в ее новом шедевре: Ловел, невыносимый, но могущественный ликантроп, и Дрейвен, ложно обвиненный в убийствах, который теперь готов помочь Вайпер найти Белиала, настоящего преступника, сбежавшего из тюрьмы. Она не захотела объяснять ему, что вчера написала бурную сцену между Дрейвеном и Вайпер. - Вышло недоразумение, - она объяснила, не давая много информации. - У меня не было вдохновения, и я случайно написала что-то не в своем стиле. Это была не ложь, на самом деле. Это произошло случайно, и в этом частично виноват Ксавьер. Он этого не знал, но издавал в телефоне много жутких и удивительных, протяжных и хриплых звуков, мрачный смех и многое другое. И, в конце концов, она была подростком, у нее были гормоны и большое темное воображение. Так что в конце концов девушка изложила свои мысли на бумаге только для того, чтобы в полном смущении выбросить их в мусорную корзину. - Нет вдохновения? Это редкость для тебя, ты очень изобретательна, — ответил он. - Вот в чем проблема, - Уэнсдей задумалась. - Ты скучаешь по мне, что ли? Я теперь твоя муза? Тон его голоса был озорным и дразнящим, Аддамс хотела ударить его ножом в горло, чтобы заставить замолчать. Хотя технически он не ошибался. Этот идиот Ксавьер действительно вдохновил ее написать зверство. Все из-за его голоса и тех звуков и шепотов, которые невольно пробудили ее воображение. Она представила, как эти звуки вибрируют на ее коже в непристойных ситуациях, сопровождаемые поцелуями, укусами и мычанием на ее шее, животе и бедрах. Она представляла эти и другие звуки в недозволенных сценах без одежды, в той хижине в лесу, которая была его мастерской. Прежде чем ее разум снова погрузился в эти мысли, Уэнсдей коротко ответила, однако легкая улыбка снова сорвалась с губ против ее воли. - Нет, даже не в своих лучших кошмарах. Ответ Ксавьера не достиг ее ушей, когда проскользнул другой голос, более близкий и знакомый ей. — С кем ты разговариваешь, сестренка? - рядом с ней внезапно появилась коренастая фигура Пагсли. Сердце Уэнсдей остановилось, гадая, как долго он стоял там. Она не могла не ненавидеть Ксавьера: он так отвлек ее, что девушка не заметила присутствия брата в один из самых неловких моментов ее существования. - Ты улыбаешься? — Что ты здесь делаешь, Пагсли? — сердито выплюнула она. — И нет, я не улыбаюсь. - Ты улыбаешься? - Аддамс услышала, как Ксавьер сказал на другом конце звонка: - Кстати, передай привет от меня своему брату. - Заткнись, я не улыбаюсь, — продолжала твердить русоволосому парню, который расхохотался, как в первый вечер их разговора по телефону. - Пагсли, уходи отсюда, я занята. - С кем ты разговариваешь? - брат спросил еще раз. Этот вопрос казался невинным, однако Уэнсдей знала, что в его тоне появлялось веселье. Без нее брат стал более смелым и глупым. - Ты должна представить нас, Аддамс, где твои манеры? - Заткнись, — сказала она Ксавьеру, заставив Ксавьера еще больше рассмеяться. — То, что я делаю, не твое дело и забота, Пагсли. — Это Дрейвен? - Кто? — в замешательстве спросил Ксавьер. Уэнсдей была белой, как лист бумаги, полностью парализованной. — Как тот, что в твоей книжке, — ответил ее брат с ухмылкой на губах. — Знаешь, ложно обвиненный, тот, о котором ты написала вчера грязную сцену между ним и Вайпер, где они занимались сексом в мастерской в лесу после того, как чуть не умерли от рук монстра. - Что?! Она повесила трубку, не ответив ему, огорченная и готовая гоняться за Пагсли по всему кладбищу с ясной целью: похоронить его заживо. Если она не убьет его, то будет мучить, пока он не пожелает смерти. Этот идиот хотел и заслужил смерть за то, что лишил ее достоинства. Когда Уэнсдей побежала за братом, то решила больше не звонить Ксавьеру, игнорировать его до начала семестра и даже спросить Энид, как заблокировать контакт. Однако она знала, что не сделает этого и что завтра в 17:30 будет ожидать его звонка, но не собиралась доставлять ему удовольствие, давая объяснения.