Чан~и»
Лицо Джисона сразу же состроило гримасу отвращения от представления той милоты, с которой лидер это писал. Но было немного приятно от того, что Чан позаботился о том, чтобы поставить его в известность. Спасибо, дальше он решит чем заняться сам. Планов на сегодняшний день Хан принципиально заранее не строил. Ещё вчера он знал, что проснётся где-то к обеду, и это тот минимум, что можно было предугадать. А остальное решится по ходу. За первые полчаса после пробуждения получилось понять несколько вещей: звенящая тишина пустой общаги угнетает, а не расслабляет, как предположительно должна была, когда до этого в голове существовала наравне с какой-то мечтой; и жара не отступает ни на чуть-чуть даже после принятия холодного душа и открытия окна, откуда поступающий нагретый воздух делает ситуацию в любой из комнат только хуже. «Цвет выбранной на сегодня домашней майки явно выбран неправильно, — заключил для себя Джисон, обнаружив темные округлые серые пятна на груди, у основания рук и даже на животе, — жееесть, ну и париловка», — противно влажную одежду пришлось снять. По прошествию ещё пары часов все тело было мерзко потным, что приходилось переодически обтираться влажной тряпкой как при горячке. Просмотр аниме не отвлекал и будто изнурял, потому что даже сидение на более прохладном, чем вся остальная мебель, полу давало ощущение того, что на пятой точке уже успело образоваться с десяток красных потниц. Надежда была на вечернее время и то, что тогда станет хоть немного попрохладнее. Хан взялся за телефон, чтобы проверить температуру воздуха вечером и, наконец, увидел сообщение двухчасовой давности. Минхо~я: У меня в комнате со вчерашнего дня есть кондей.~
Путь до общаги Хо проходил как страшная пытка. Раскаленный асфальт источал, казалось, живую горячую поволоку, от которой изображение чуть дальше себя будто размывалось. Ошибкой было идти туда пешком, но с машинами сейчас ещё хуже - сущая адская баня. Маска и кепка были как всегда необходимы для консперации, но тут, в сочетании с солнечными очками, слегка спасали от прямых слепящих и палящих лучей, несмотря на то, что добавляли еще баллов к неприятным ощущениям тела, скорому удушью и дискомфорту. Вот и фойе здания общаги. При входе двери впустили туда порцию жаркого воздуха, но бетонные стены как-то урегулировали ситуацию своей холодностью. А вот и нужная дверь, код от которой уже давно записан в голове, как и от своей собственной входной. Пикающий звук открывает замок, и Хан проходит внутрь. Он быстро сбрасывает с себя кеды, проходит в зал и плюхается на диван. Джисон сделал это почти в той же манере и походке Минхо, которой он бывает заходит к ним в общагу просто посидеть, а потом так же молча уходит. Хан хотел этим насмешить старшего, но в этой комнате его не оказалось. Джисон посидел здесь с полминуты, ощутил ту же жару, что и в собственной комнате, поэтому, тяжело вздохнув, встал и пошёл прямиком в комнату Хо. — Эй, почему ты меня не встречаешь? — обиженным голосом протянул он, увидев лежащего на импровизированной кровати Минхо в форме звезды. — А ты что, сам зайти не можешь? — также растянуто завопил Хо. «Вот же ж жопа ленивая». — Чем занимаешься, хен? — спрашивает Хан, присаживаясь на краюшек матраса, где мордой в пол продолжает лежать эта котейка, не шелохнувшись. — Не видишь что-ли? Лежу, — глухо мурчит в постельное тот. — Это-то я как раз прекрасно вижу, — хмыкает Сон, оглядывая комнату в поисках чего-то интересного. Тут все как и было — матрас в качестве кровати прямо на полу, пара низких тумбочек по периметру, лампа, подставка для обуви и невысокий тканевый шкаф — скукотень, — а чем занимался до этого? — Кондиционер вещал, — а, ну да, точно. В этом удобном минимализме, удобном исключительно для хена, потому что Хану привычнее, когда в комнате навалено всего и всякого в три яруса, у самого потолка теперь красовался классический белый конционер. Почувствовав, что футболка все же успела немного промокнуть за недолгую прогулку по улице, Хан её снимает через голову и вещает на одну из подвесных вешалок вдоль стены, возвращаясь обратно на матрасик. — О, а можешь и с меня майку стянуть, — просит Минхо все с того же положения, который до этого одним лишь поворотом головы подсматривал за чужим копошением позади, — сил нет, вымотала меня эта жара. — Мне интересно, а как ты будешь пить американо и есть вкусный тирамису, который я принёс, раз даже тушку свою поднять не можешь, — смеялся Хан, подхватывая края футболки на теле Хо и кое-как её стягивая. А потом поднимает переносную картонную подставку и хвастается вкусняшками, которые успел прихватить по дороге. По возмущенному лицу хена видно, что подразнивания ему не по душе, как и идея предпринимать какие-либо усилия. Поэтому, сделав выбор в пользу отдыха, он бурчит что-то вроде «я не буду» и отворачивается в другую сторону. Джисон с хохотом и словами «ну как хотите, нам больше достанется» распаковывает тирамису и начинает ковырять его прямо на картонке. Минхо тем временем в такой спокойной атмосфере и с вкусным чавканием на фоне потихоньку прикрывает глаза до момента, пока что-то не шмякается, и резко их открывает. — Что это было? — Прости, хееееен, — скулит Джисон, что умудрился выронить пирожное из его упаковки, кусочек которого теперь лежал на спине Хо, а остальное выпачкало все пальцы Сона, который пытался его схватить на лету, — простиии, правда. Оно просто немножко расстаяло, пока донёс. — Ну, теперь слизывай. Освежающие затылок и верхнюю часть спины Минхо охлажденные потоки воздуха сделали контраст происходящего слишком очевидным и ярким. Лёгкий холодок на теле сверху, и что-то ужасно горячее и влажное прошлось где-то на пояснице. Запоздалое осознание дало понять, что Хан воспринял комментарий Хо как руководство к действию. — Там…как бы, салфетки на подоконнике были… Тишина. Что-то Минхо подсказывает, что в ближайшее время ему не стоит оборачиваться, а то напугает сурриката, так неожиданно замершего и притихшего позади. Хотя, неожиданно скорее то, что после этой тишины его поясница проминают в нескольких местах рядышком с тем, где недавно слизали потерянный террамису. И судя по скользскости и вместе с этим шекоховатости, его продолжают покрывать десертом с пальцев. — Хен?.. а можно… Впринципе, Джисону в отношении Минхо можно все, и всему этому Хо будет рад, но что-то в сложившейся ситуации это все ощущается немного странно и, быть может, слегка неловко, и хочется поскорее уйти от этих не совсем приятных чувств. В воздухе проскальзывает джисово тихое «все равно уже придётся мыться…», после которого Минхо отвечает: — Делай, что хочешь. Странно и то, что где-то глубоко внутри Хо успела поскользнуть надежда, что эти действия продолжатся, потому что походили, быть может, отдалённо, даже на какой-никакой массаж. А на массажи Минхо может быть и хотел бы ходить, потому что спина частенько об этом просит, но он просто не переносит, когда незнакомые людьми к тему прикасаются. А тут так удачно дорогой его сердцу человек, похоже, и сам хочет потрогать его, потому что уже все пять пальцев его руки в одночасие медленно, но ощутимо проминают кожу, скользя куда-то ближе к боку, а следом — язык. Вторая рука поворачивает то же самое, и вот поток свежего воздуха успевает добраться до увлажненных мест спины, что до этого грелись горячим дыханием, и вызывает краткую дрожь, а после поток мурашек. — О, хен, ты весь в мурашках, — без какой-либо мысли в голове констатирует Сон, смотря на это и облизывая остатки со своих пальцев. — Не обязательно это комментировать, — фыркает Хо, дергая головой, чтобы отбросить ненужное подальше и пару прядей, щекочущих брови. — Ладно. Непонятно, что управляет сейчас Джисоном, но создаётся впечатление, что ему и самому интересно делать что-то такое, потому что он не останавливается. Минхо рефлекторно втягивает живот, пропуская и под него струю свежего воздуха, когда чувствует, как по всей его спине до пространства выше лопаток и почти до самых плеч ползёт что-то угловатое. Точно не язык. «Действительно голодный, — мимолетно думает Хо, — уже и на мою долю позарился», — когда понимает, что пирожное, купленное на него, теперь гуляет своей мягкой текстурой непонятными движениями по всей его открытой коже. Ооой, совершенно не хочется даже представлять картинку того, как это происходит одним ртом, беря в расчёт то, что до этого Минхо заметил, как Хан навис над ним и уперся обеими своими руками по обе стороны от его лежащего тела. Субстанцию продолжают размазывать. И чем дольше это происходит, тем отчётливее и ближе к коже Хо ощущает потоки частых и очень жарких выдохов над собой. Параллельно с этим тирамису на плечах, видимо, за время всех активных манипуляций в данный момент где-то по двум сторонам от средних позвонков, принял свое прежнее кулинарное состояние, потому что необычно стянул их поверхность. А потом началось это — дегустация десерта прямо с него. Гудение кондея немного покрывало звуки происходящего, но это все равно звучало пошло. Слюнявые чмокающие звуки, от которых в обычных обстоятельствах Минхо бы блеванул или выказал свое брезгливое «фе», но тут такое было ни к месту, он в этом уверен. Потому что Хан старался и кайфовал, судя по всему, а ещё немного вошёл во вкус, потому что после того, как уже невозможно было разобрать, где его спину успели облизать, а где нет, Минхо начал улавливать изменения: касания губ стали глубже, сильнее приминали кожу, а в районе лопаток и плеч переросли в покусывая, от которых его начало аж потряхивать. Хо на эти действия немного щурил глаза, а от шекотки выводимых линий не только губами, но и вслед за хозяином, спадающими волосами, захотелось посмеяться, но это скорее бы вышло как писк. Поэтому Ли старался молчать. Правда это стало невозможно, когда Хан неожиданно уселся на его задницу, сильно прижал свои ладони к пояснице и найприятнейшим нажимом стал поднимать их вверх по спине, собирая кожу волнами и размазывая слюну. Свой стон Минхо услышал, когда после проделанного Джисон, хоть и съел два пирожных, если так подумать, очень голодно приник к основанию его шеи и несдержанно укусил, не отрываясь до тех, пока не пососал изгиб. — Я вспотел…ну я же грязный, — высоко проскулил Хо. Уж лучше ныть, чем стонет, как он решил. — Ты не представляешь, какой ты вкусный, — сказал Джисон, что не звучало, а скорее выходило из пасти огнедышащего дракона. Такой жар исходил из его уст. Никакая уличная жара не сравнивать сейчас бы с ним и его запалом, — и я сейчас не о сладости, что была на тебе. У тебя невероятно приятный вкус и запах кожии… «Блять!» — а вот эту информации разум Минхо категорически не хотел бы обрабатывать, потому что стало опасно, и хрен пойм куда это приведёт, потому что уже как бы одна заинтересовавшаяся часть тела вот так внезапно решила отреагировать. Очередь старшего замирать, пока у него есть время, пока Джисон шумно пытается отдышаться от недавней увлеченности. Может быть тот даже перестарался, но что-то на это мало похоже, потому что он продолжает оставаться на спине Хо. Двойное блять. Нижняя часть Джисона, оказывается, заинтересована намного сильнее. По тому, какой напор принимается к заднице Минхо, там блятьебать как интересно. Настало время Хо подниматься со своего, чтобы либо остановить это, либо что? Решить их общие проблемы? — Что дальше? — приподнявшись на одной руке и обернувшись корпусом, Минхо встретился краснющим до невозможности лицом, как если бы Хана прогнал танец какой-нибудь из их заглавок в танцзале трижды. Это вау. Вот это увлеченность и самоотдача, — что ты хочешь дальше, Джисон~а. Хан впринципе довольно инициативный малый, а сегодня, уж непонятно, какие звезды там сошлись, но даже чересчур. Потому что Джисон встаёт сам, поднимает вслед за собой и усаживает обоих спинами к стене, поближе к потоку, выходящему из кондиционера. — Теперь я понял, почему ты именно здесь, говнюк, лежал, — без какой окраски говорит Сон, закидывая свою взмокшую чёлку назад, находя глаза Минхо. — Джисон, чтобы ты сейчас не придумал. Пожалуйста. Захлопнись. Хан замолкает, и присаживается ещё ближе к Хо, буквально слепливая их левое и правое бедра вместе. А вместе с тем на глазах вот вообще не готового к такому старшего спокойно выплевавает в свою ладонь излишки слюну и тянется вниз, к его достоинству. — Давай, — просит Хани, поднося чужую ладонь к себе, тоже её сильно смачивая своей спускающейся медленной струёй по собственному подбородку и падающий точно в центр слюной, — сделай также и мне. Джисон медленно водит рукой по члену старшего, превращая его мягкость в стабильную стойкость. У самого уже вполне все стоит, Минхо это прекрасно видит, а может и не должен видеть. — Что мы делаем? — как бы спрашивая у них обоих, произносит Ли, и этот вопрос сейчас совершенно не нужен двум затуманенным голосам, а вот для отрезвевших может стать очень, очень больным, — мы будем потом жалеть, Хан~и, — постепенно сокрушаясь от активных и уверенных движениях на своей твёрдости, шепчет, а в тишине это как кричит. — Плевать. Потом. Разберёмся. Минхо уже и запамятовал в собственном забытье, что ему тоже нужно работать рукой. Спасибо Сони, который другой свое ладонью, свободной, накрыл и направил как нужно, как ему самому нравится. — Джисон, куда деть глаза? — тихо спрашивает, почти молит глазами глаза, в которые все продолжал смотреть до момента, по вот сейчас не сгорели уши, которые начинали задеть — настолько неловко. Стыдно ему. — Сейчас… — плавность движений младшего и скорость нахождения его мозгом нужных решений впечатляют, как будто он все происходящее выдумал для них заранее. Минхо быстрее, как можно быстрее нужна помощь, потому что разбросаные витые локоны волос с каждой секундой промедления все больше нравятся, их хочется потрогать, а после истечения каждого десятка все больше в угловатых формах тела Джисона проглядывается сокрытая ранее нежность, такая видимая, но где же прятавшаяся до этого хрупкость. Решение приходит с просунутым в рот Хо холодным кубиков льда. Он холодный, но не слишком, как если бы напиток только заказали, и отдаёт его приятной терпкостью и крепостью. Не сводит зубы, но путает извилины в непонимании «зачем?». Глаза закрыла чужая ладонь, а к кубику льда примешался уже знакомый своей прыткостью горячий язык, но с новым потоком чувств. Он гоняет этот таящий кубик, ударяет о зубы, небо, а потом отступает и чего-то ждёт. Широко открытые губы напротив слишком плотно присасываются, выманивая уже к себе все то, что осталось от льда, всю эту прохладную влагу, за этим приглашая и язык. Минхо все громче слышит свое шумное дыхание, чувствует стекающую вниз по собственному лицу жидкость и вниз живота горячие потоки. Хо приоткрывает глаза и видит, что обеими руками на возбуждении друг друга управляет Хан, который не боится открытых глаз и, кажется, последствий. У него очень хорошо получается, даже слишком, потому что приятно до боли, и вот уже почти и почти, все ближе к краю. — Ах-кхм-ых! — финальный аккорд вырывается из рта старшего, тут же перекрываясь шумным дыханием через сомкнутые зубы. А следом и чужой, в разы прекраснее и намного откровеннее и громче стон, после которого на тяжёлые собственных вздохах так и хочет сорваться в похвалу такому искусному партнёру «я люблю тебя».