Когда Цзянь И вернулся

Мы сидим на маленькой кухне, точнее в том углу съёмной квартиры в двадцать квадратных метров, что отгорожен островком кухонных шкафов. Пиво и остывшая пицца, которая тщетно пытается перетянуть на себя наше внимание — вот и все угощение, которое мы разложили на столе в честь первого визита Цзянь И в мое жилище с тех пор, как он снова вышел на связь. И пусть со вчера я тысячу раз признал себя уродом, сегодня неотвеченная смс-ка Хэ в моем телефоне по прежнему задвинута в ящик стола на другом конце комнаты. После бесконечной пустоты в эфире, неизвестности, выгрызающей в каждом дне дыру, я имею право первым с ним поговорить. Он кажется немного осунувшимся, может из-за начала холодов, может из-за своей подработки, или потому, что я уже отвык, что чья-то кожа может выглядеть такой бледной. Цзянь И, которого не запихнуть в костюм, который на выпускной пришёл в кедах, теперь носит чёрный пиджак и алый тонкий галстук. В новой одежде, которая ему впрочем идёт, он производит впечатление не то чтобы солидности, скорее выпендрежности. Вот он наклоняется над столом. Подхватываю галстук, висящий в миллиметре над лоснящейся сыром пиццей и закидываю ему на плечо. Цзянь И принимает мой жест, как должное и с довольным лицом подцепив из коробки треугольник теста, вытягивая шею, кусает. По его запястью тут же течёт помидорный сок. Мысленно ругаю его за неряшливость и почти тянусь за салфеткой, но останавливаюсь в едва зародившемся движении. Слишком много прикосновений — это меня добьёт. Цзянь И, увлечённо дожевывая, взмахивает рукой с остатком пиццы и капает на себя соусом. — Смотри, я заляпал рубашку — говорит Цзянь. Послушно смотрю как на уровне ключицы на белой ткани его сорочки расплывается рыжее пятно. Он оттягивает ворот двумя пальцами. Мелкие пуговицы легко выскальзывают из петель. Ключицы у него тонкие и острые. Открывшуюся между полами рубашки полоску тела на уровне пупка скрывает стол. Упираюсь в эту грань глазами и печёнкой чувствую: он отслеживает мой взгляд. Встаю, пока меня не захлестнула душная волна, и иду к шкафу. Выудив наугад футболку, швыряю ей в Цзяня, который действительно изображает на физиономии насмешливое ожидание. Шмотка, метко пикируя, накрывает его светловолосую голову. Отыграв небольшой реванш, хмыкаю. Но Цзянь поведя плечом, скидывает футболку на пол и рубашка на нем окончательно расходится. Сминая и отшвыривая галстук, он беззаботно мне улыбается, берет со стола едва отпитую пивную бутылку. — Джань Си-си, забей, потом переоденусь. Дуй сюда, лучше выпьем! Что ж, это Цзянь И. Соглашаюсь и сажусь напротив на свой стул, задумчиво облокотившись на столешницу. Мы делаем по глотку. Пиво тёплое, но суетиться и убирать его в холодильник не хочется. Надеюсь, что пара бутылок, оставленных на подоконнике, все же остудит залетающий с улицы сквозняк. Мы болтаем о бывших одноклассниках, о всякой ерунде. Хочу спросить, как было все, в день, когда он исчез, но не спрашиваю. Болтовня почти сходит на нет и он показывая мне телефон с пестрым плейлистом, что — то задает в поисковике. = Включим? Как-будто музыка заполнит дыры недосказанности в нашем общении. Мотаю головой: — Не люблю я этот клубный мусор. Цзянь в курсе моих предпочтений, поэтому не обижается, просто убирает телефон и откидывается на стуле. Вокруг него на полу хаос из белых скомканных салфеток, тут же валяется моя футболка и стянутый Цзянем галстук. Меня не раздражает беспорядок, скорее, чистота уже достала. Оглядываюсь: на кровати лежит небрежно скинутая с плеча сумка для документов, куртка повисла за капюшон на приставном зеркале, у двери смятые и раскрытые продуктовые пакеты. С его приходом в квартире все по другому. Я как-будто только сейчас окончательно переехал, хотя прошло уже столько дней по отдельности не несущих никакой ценности — пустых коробочек чисел внутри календаря, обёрнутых в шелуху забот и занятий. Представляю, что вместе эти дни складываются, как вагоны, в гулкий пустой поезд, несущий меня в никуда. И чем больше их прицепляется, тем сложнее разогнаться, и тем больше вероятность совсем слететь с рельсов. По сути, это и есть моя жизнь. Задумавшись, не замечаю, как допил пиво. Опьянеть, похоже не выйдет. Ставлю бутылку на пол. Ещё одна пустая вещь в моем окружении. Цзянь И тоже почти прикончил свою порцию, он хоть и не прерывает моих размышлений, но демонстративно рассматривает то ли лампу на потолке, то ли цилиндрические тени её плафонов. В отличие от меня, он всегда найдёт, как заполнить свое время. И если раньше я точно знал, чем именно, то сейчас ценность такой информации зашкаливает. Спрашиваю: — Как ты теперь? — Да ничего, — он неопределенно пожимает плечами и, зацепившись ногой о столешницу, балансирует на двух ножках стула, опасно раскачиваясь, снова рассказывает мне какую-то фигню о придурках со своей работы. Думаю, если он сломает стул, получит подзатыльник. Перехватив мой взгляд, догадливый паршивец, Цзянь И перестаёт мучить мебель. Он ставит локти на стол, положив подбородок на ладони и смотрит исподлобья. Я наконец понимаю, почему он выглядит уставшим: из-за скрытой от меня истории, которая просвечивает во взгляде. Над нами, сидящими почти в зеркальных позах, зависает молчание. Похоже, пришло время выдать свой важный вопрос, который я ещё с начала, да что там, с самого предвкушения встречи перекатываю на языке. Желание узнать о Цзянь И больше изводит меня, заставляя сжимать зубы, чтобы не выпалить все сразу в неподходящее время. Хмурюсь, потому что никогда не нравился себе таким, жадно хватающим его откровенность. Но так я могу ощущать его присутствие, а незнакомый далекий Цзянь И не оставляет мне выбора. Я выпрямляю спину и не отвожу глаз. — Цзянь И… Он тут. Держу паузу, наблюдая как от внутренних догадок расширяются его зрачки. Меня несёт в туннель, но я все равно стараюсь придать голосу ровный тон: — Скажи… У тебя кто-то есть? Получается немного неуверенно. Его ладони ещё подпирают подбородок, вижу, как костяшки переплетенных пальцев бледнеют. Да, есть такое. Мне он никогда не врет. И я этим не пользуюсь. Убеждаю себя, что не пользуюсь. Губы Цзянь И шевелятся: — Знаешь, я мог бы. — тихо говорит он — Нет, не так, Джань. Точнее, я даже хотел… Тут мое сердце пропускает удар. — Но я не стал. Не стал влипать по уши, — его лоб под светлой челкой прорезают едва заметные складки, словно такое решение далось ему не просто. Проглатываю и пробую переварить каждое слово. Хотел, значит. И далеко он уже зашёл? Мысли бьются в голове, как бешеные мухи. Хуже всего, что я даже не могу предположить с кем! Был это близкий знакомый или случайно подвернувшийся персонаж? Придурок с работы? Из сети? От воображаемых чужих лиц и рук, приближающихся к Цзянь И, меня мутит. Сжимаю челюсти. Цзянь И одаряет меня грустной улыбкой, от которой на душе вдруг теплеет. — Ты для меня важнее этого, понимаешь, Си-си, — он виновато разводит руками. За что извиняется, дурак? Смотрю молча, не доверяя и радуясь услышанному. В который раз успокаивая себя его словами. Мешок цемента внутри меняет физические свойства и приподнимается, невесомый, освобождая пространство для свободного вдоха. Не это ли я хотел услышать? На долго ли хватит мне нашего разговора? Может ли он нарочно меня успокаивать? Улыбка Цзянь И медленно тает, все ещё нужно что то ответить, а я зависаю, хакнутый атакой противоречивых эмоций. — Это же был необитаемый остров, кого я мог вообще там встретить? Он шутливо щурится, но голос еще горчит. Наверное, я хочу улыбнуться. И потрепать его по волосам. И если я так сделаю? Позволит он мне вернуть прежних нас? Сейчас, когда мы в каком-то смысле — каждый на своем острове. — Как тебе моя квартира? — Спотыкаюсь о собственную фразу. Из нас двоих только Цзянь И умеет изящно перепрыгивать на новую тему. Цзянь быстро оглядывает мизерную комнату: — Ну, вид из окна неплох. Оттого, что возвращаясь, его прозрачно голубой взгляд застывает, мне приходится отвести глаза. — А ты? Уже приводил сюда кого-то? — говорит Цзянь И. В этот раз он не хочет сворачивать на безопасную территорию. — Только тебя, — выдавливаю, глядя в стену и поперхнувшись словами, кашляю в кулак. Что за двузначная фраза! Что за нежное "только тебя"? И не пригласил же я сюда Цзяня для того, чтобы… На периферии зрения вижу, как удивленно раскрываются его губы и машинально зажмуриваюсь, готовый принять коронный прыжок в объятия, или тиск. В груди колотится, да, я скучал по этим выходкам. Но не происходит ровно ничего такого. Ну же, Цзянь! Слышу тихий стук о столешницу, движение воздуха, пахнущего его шампунем и разлепляю веки. По-дурацки как-то. Верчу головой. Где Цзянь И? Он уже у двери, словно телепортировался, и ковыряется со шнурками. Куртка накинута на плечи, распахнутая рубашка цепляет пол, светлые пряди волос завешивают лицо. — Что не так? Вскакиваю, опрокидывая стул. Грохот ацкий. Видимо, я все же пьян. Цзянь И даже не поднимает головы. Из-за глупых надежд и его таких внезапных сборов, я не знаю, как поступить. Только и могу что выкрикнуть: — Сдурел? Ты почему уходишь? — уже не сдерживая дрожь в голосе. Он замирает над своей идиотской обувью. — Цзянь! Я привел тебя не для того… то есть, я хотел — черт, лихорадочно подбираю слова. Только что я почти решился. Или нет? Что же я имел ввиду?!!! Он медленно поднимается, и привалившись к двери задирает голову к потолку. Видно, как у кадыка под тонкой кожей быстро отстукивает его пульс. Лампа высвечивает на бледном животе еле заметную дорожку светлых волос от пупка, которую я тщетно пытался выловить взглядом за столом. Смотрю. А Цзянь И просто стоит какое-то время. Одним прыжком срываюсь с места и натыкаюсь на его вытянутую ладонь. Которую он тут же убирает и аккуратно обходя меня, нажимает на дверную ручку. — Все хорошо, мне просто надо идти. Когда дверь за ним хлопает, я ловлю ртом воздух, но задыхаюсь, словно в квартире образовался вакуум. Голова гудит. Оборачиваюсь, ищу глазами бутылку чтобы глотнуть пива и вижу, что на подоконнике золотисто блестит маленький цилиндр. С моего места, где я обычно сижу, мать его, эту штуку невозможно разглядеть за пивом. А вот с противоположной стороны, там где сидел Цзянь, должно быть видно очень хорошо. Он, скорее всего, заметил её. Подлетаю к окну, сквозь стекло в мелкой мороси хорошо видно, как Цзянь И внизу стремительно переходит дорогу. Распахиваю створку, впуская в комнату порыв ветра с мелкой колючей крупкой. И сам не понимая, почему мне нужно оправдываться, как в дешевых сериалах, для чего мне так необходимо вернуть его, ору: — Это сестры, придурок! Мой голос тонет в шуме уличного движения и людских голосов. Фигура Цзянь И теряется из виду. С треском захлопываю окно и сжимаю золотистую вещицу в руке до тех пор, пока пластиковый футляр не лопается и содержимое как пластилин не оплывает, разминаясь в пальцах. Тогда я несколько раз бью кулаком о подоконник, и раскрываю пульсирующую ладонь в жирных мазках розовой помады. С тех пор, как на адрес Цзянь И ушло непрочитанное: «помаду оставила моя сестра» проходит около часа, по внутреннему времени — все пять. Весёленький трезвон со стороны стола выводит меня из транса. Схватив телефон досадливо отвечаю Хэ Тяню: - Нет… да, у себя…один…уже ушел. не знаю. Пока я говорю, не закрытая входная дверь цокает цепочкой. Ухмылка у Хэ особенная, сверкающая, как изогнутое лезвие ножа, о такую можно и порезаться: — Стоило притаскивать блондина домой, чтобы он и на час тут не задержался? Хмуро прячу испачканную руку в карман. — К тому же, — Хэ по свойски вступает в комнату всей своей монохромно-тёмной фигурой, — Ты не ответил на моё сообщение. Не отвожу взгляд, его рот улыбчив, но в глазах глубокая темнота. Глаза Хэ знают, что такое смотреть в чёрный колодец. Не пришёл бы он сюда просто из-за смс-ки, которую я проигнорировал. Даже если бы я не промолчал и пригласил сегодня вечером их с Мо на пять ящиков пива. Хэ бы не пришёл. Он склоняет голову, наверное, немного забавляясь градиентом моих эмоций. — Ты сможешь найти его? — спрашиваю я. — Без проблем, — он соглашается с лёгкостью человека, уверенного в своей силе. Киваю благодарно. Он проходит в кухню и подняв опрокинутый стул, усаживается, говорит по телефону с деловым видом. А я иду в ванную, смывать липкую помаду с ладони. Эта дрянь оказывается въедливой, вожусь довольно долго, пока не слышится приглушенный межкомнатной перегородкой голос Хэ: — Ты что там застрял? = Сейчас, — вытираю немного побледневшую, но всё равно розово- ягодную руку полотенцем, — Ты нужным людям дозвонился? — Да, — довольно отвечает Хэ Тянь, — сейчас горячая лапша приедет! Выхожу из ванной. — Какая лапша? — Ты хоть бы понюхал эту пиццу, перед тем как отправлять в желудок, — Хэ снова расплывается в улыбке, — В доме должна быть нормальная еда! Благодарная теплота к Хэ Тяню возмущённо перекипает во мне: — Так ты не ищешь Цзянь И? — Малыш Мо готовит обалденную лапшу, — как ни в чем не бывало, говорит Хэ, — пальчики оближешь. Хотя, при тебе он, конечно, не разрешит. Злое разочарование не даёт мне в подробностях представить ситуацию, в которой Рыжий не вывернет свои запястья из настойчивых рук Хэ Тяня, и зажмурит красноватые ресницы от горячего дыхания на своих пальцах. Быстро говорю любопытно прищурившемуся Хэ: — Рад, что у вас с Мо все так зашибенно. Но может о деле? В дверь тяжело стучат. Слышу сердитый голос Мо. Хэ тут же проводит рукой по губам, застегивая рот на воображаемую молнию. Надеюсь, Мо не слышал про пальцы. Иду открывать дверь. За ней Рыжий рассерженно хмурый, в красном шарфе, концами которого, он как прихватками держит большую кастрюлю. Молча отступаю в сторону, впуская его внутрь. Лапша? — Вот он, мой Малыш Мо! — радостно, как будто появление Рыжего, это большой сюрприз, восклицает Хэ Тянь. Мо, как и прежде, непривычный к бесконтрольной нежности, тут же краснеет щеками, ушами и кончиком носа. Отпихнув меня локтем, заходит злой. Возня за спиной и бурчание Рыжего становятся отдаленным фоном, потому что следом в дверной проем вступает Цзянь И. На его волосах блестят мелкие капли. На его лице колючий азарт. Он снимает и откидывает куртку на прежнее место. Машет не мне — остальным, бодро чешет в комнату, на ходу застегивая рубашку. Галстук красной змейкой торчит из кармана его пиджака. Закрываю дверь на замок и на щеколду. Глупо, конечно, раз он вернулся. Потому что он вернулся. Бестолковое тепло расплывается во мне и я бережно прячу его под веками.