Цена стремления

      — Я не могу стать твоим заместителем, Солас, — произнесла Фредерика как можно мягче.       Убористо покрытый мерцающими чернилами пергамент лег обратно на директорский стол. Почерк был не ее. От нее требовалась лишь подпись в самом низу, но Фредерика не прикасалась к перу.       Солас позволил себе едва слышный усталый вздох, ненадолго обратив взгляд к окну. За полупрозрачным витражом, несмотря на поздний час, было светлее. Убранство кабинета озаряла, если можно так выразиться, лишь тонкая свеча на краю стола, пока мир за пределами кабинета мог похвастать целой луной. Фредерика все сидела без движения, поэтому Солас задул свечу, давая и себе, и своей спутнице скрыть выражения их лиц в опустившемся сумраке.       И отчего-то им стало по-настоящему уютно, несмотря на прозвучавший отказ. Солас слышал, как Фредерика заерзала на парчовом стуле, садясь удобнее. Сам он тоже чувствовал, что тело и разум расслабляются впервые за этот долгий, очень долгий Валентинов день, окончившийся пиром, после которого все, в том числе и Фредерика, пахли чем-то приторно-сладким. Конечно, все дело было в надушенных лепестках, падавших с зачарованного потолка Большого зала. Фредерика поминутно смахивала их со своей макушки на преподавательский стол, пока Солас думал, что в будущем году поменяет и эту нелепую традицию. На то он и директор.       По его мнению, которое, как он надеялся, разделяла Фредерика, в его элегантном кабинете без всяческой любовной мишуры было куда романтичнее.       — Ты единственная, кто может занять эту должность, — все же возразил Солас, выбрав для этого не самый безапелляционный тон.       Он надеялся воззвать к ее здравому смыслу. Уже месяц минул, с тех пор как неожиданно скончался его бывший заместитель, на чье место теперь претендовали еще три преподавателя. Но ни одному из них Солас не мог довериться. Фредерика, вот из кого получилась бы умелая правая рука. Профессор травологии и декан Когтеврана, она поддерживала многие его идеи и новации, даже те, на которые косо поглядывали в Министерстве.       Солас возглавил Хогвартс несколько лет назад и сразу принялся менять школу к лучшему. Так, как он и не планировал, пока прозябал во главе Слизерина, краем глаза наблюдая за попытками министра всячески воздействовать на прежнего директора. Тот был совершенно безвольным. Солас таким не был. Едва заняв пост, он рьяно взялся за дело, и Министерство, не ожидавшее такой прыти от вчерашнего скромного профессора истории магии, получило отпор на всех фронтах. Учебный план, преподавательский состав, агенда, все это отныне было неподвластно министерским служащим. Солас Дредвульф при желании мог бы сделать блестящую карьеру в самом Министерстве, но его ум занимало другое. Он видел ситуацию обширно, он понимал: Хогвартс растит будущих чиновников. И если его, Соласа, не устраивает пропащее положение магов, если нынешний уклад ему претит, то именно эти дети однажды помогут его смелому видению не пропасть зря.       Часто пикировки с Министерством приводили к тому, что Солас выходил за рамки директорских полномочий. Но пока безопасность учеников оставалась его главным приоритетом, министр магии не мог противопоставить свои доводы такой блестящей репутации. Солас не позволял обвинить себя ни в чем, прямо или косвенно. Возможно, в этом ему помогали осведомители, сидящие на постах в ведомстве, а возможно, он просто был не по зубам всяким чинушам. Пока что.       Ведь пара грешков у него за душой имелись.       Например, роман с собственной студенткой, пускай та давно уже выросла и стала сначала профессором, а затем и деканом.       — Ты мне нужна, — сказал он так, как всегда ей говорил.       — Тебя обвинят в попустительстве и предвзятости, — упрямо ответила Фредерика, чье обманчиво спокойное лицо с каждой секундой все яснее проступало в полумраке. — Только представь, какой это подарок для министра. Сколько толков вызвало мое первое назначение, ну а теперь-то что?       Солас на мгновение поморщился не то от неприятных мыслей, не то от новой удушливой волны парфюма. Взмахнув палочкой, он заставил воздух в кабинете посвежеть.       — Знаешь, что они скажут? — все запальчивее говорила Фредерика. — Что не мои заслуги и познания привели меня на этот пост, а исключительно твоя постель.       — Надеюсь, сама ты так не думаешь.       Наверняка в минуты слабости она так и думала. Неуверенность в себе не помешала ей сделать хорошую карьеру, но точно отравляла редкие одинокие ночи.       Фредерика вдохнула — но спустя недолгую паузу присмирела и вновь свободнее откинулась на спинку стула.       — Нельзя действовать себе во вред, Солас, — зазвучало трогательное волнение в ее голосе.       Как печально, что именно такого благоразумия Солас и искал в своем заместителе. Ведь Фредерика была права: пусть магический мир убедится, что она заслуживает карьерного взлета. Она и так перемахивала через две ступеньки на пути к образовательным высотам, и это в то время, когда по школе гуляли слухи об интрижке бывшей когтевранской старосты с Соласом, тогда еще просто деканом. Слухи гнусные, нелицеприятные и безусловно правдивые.       Когда Фредерика вернулась в Хогвартс, но уже в качестве преподавателя, Солас прочел ее мысли без всякой легилименции. Она тосковала. Он тоже. В школе Хогвартс навсегда остаются те, кто не видел счастья за его пределами, хотя упорно искал. Счастливые юношеские годы — это как сегодня, это Валентинов день, когда столы в Большом зале ломятся от сладостей. Ты не знаешь, что ждет тебя в будущем, но точно уверен в одном: всегда есть Хогвартс, где всегда наступает Валентинов день, в который всегда и всем хватает шоколада.       И Солас вдруг вспомнил, как семнадцатилетняя Фреда однажды дарила шоколад ему, готовая от смущения провалиться сквозь землю. Она не умела скрывать своих чувств тогда — не умела даже сейчас. Для его стремлений было бы безопаснее, чтобы та держалась от него подальше.       — Иди ко мне, — просто сказал он и снял руку с подлокотника кресла, чтобы Фредерика примостилась рядом.       А когда она так и сделала, то парфюм уже не показался ему таким мерзким. Солас поднял взгляд:       — Признаю, я поторопился. Сколько лет ты хочешь на раздумья?       — Не больше пяти, — безмятежно ответила та и оставила поцелуй у него за ухом. — Отточу стиль преподавания, защищу две-три работы по магическим свойствам чемерицы, издам дополненный студентами компендиум, а если будет время, еще и орден Мерлина получу. — И она рассмеялась вместе с Соласом.       Затем добавила:       — Когда я все-таки стану твоим заместителем, никому и в голову не придет упрекнуть тебя, дорогой. Но сейчас Министерство ждет, что ты меня продвинешь. Я не хочу вновь увидеть в «Ежедневном Пророке» слова «вчерашняя студентка» или «протеже профессора Дредвульфа».       — Ты превосходна, — совершенно серьезно отметил Солас. — И всегда была. Ты стала такой без моего участия.       — Под твоим влиянием, — поправила она.       — Вопреки ему.       Об этом они могли спорить еще очень долго, но не вытерпели, и неуверенность Фредерики развеялась, точно проклятие. Для этого понадобился всего лишь поцелуй.