Darling, Dearest, Dead.

Стив знает, он знает, что Билли больше нет. Билли умер в борьбе с майндфлеером. Он видел огромное щупальце, протыкающее его грудь. Он видел его тело. Поверьте, он знает. Знает, даже тогда, когда кропотливо выводит слова на листе хорошей бумаги. Дорогой Билли. Сегодня день 225 с того момента, как тебя не стало. Макс скучает по тебе. Ты же знаешь, она никогда бы в этом не призналась. Я тоже. Тоже скучаю по тебе, в смысле. Не могу перестать думать о тебе каждый ёбаный день. Ты снишься мне, Билли. Иногда, я словно ощущаю твоё присутствие. Будто ты смотришь, как я сплю, всегда находишься где-то рядом. Но это не так. К горлу подкатывает тошнота, а по щекам градом катятся слёзы. Желудок неприятно скручивает, Стив комкает бумагу, выкидывает её в мусор, падает на кровать и кричит в подушку. Сразу же в трясучке переворачивает урну и достаёт письмо, разворачивает его и пытается всё исправить. Но тут уже ничего не исправишь, думает Стив. Сердце разрывается на мелкие куски каждый раз, когда Стив думает о нём. Слёзы и крики слышались из пустого поместья Харрингтонов вот уже двести двадцать пять дней. Каждый вечер. Из всех близких лишь Робин знала о том, как чувствовал себя Стив на самом деле. Нэнси бы не поняла. Не поняла бы того, почему Стив так себя чувствовал. Почему он больше не мог ездить на карьер. Почему с особой грустью смотрел на пиво Дафф в магазине. Она бы не поняла. Потому что как бы Стив объяснил ей, что он не находит себе места не из-за Её Величества Уиллер, а из-за Билли Харгроува. Точнее, из-за того, что его больше нет. Он не сможет объяснить ей это, так что. Он продолжает писать письма в одну сторону и оставлять их на могиле вместе с пачкой красных мальборо. Стив снова садится за стол с мокрым и покрасневшим от слёз и криков лицом. Он трясущейся рукой берёт ручку. У него скоро финальные экзамены, а он пишет письма своему мёртвому парню. Кому не плевать? Я ведь люблю тебя, Билли. Всегда. И буду любить, даже если ты умер. Стив смотрит на листок одну, две, три секунды. Снова комкает и садиться переписывать заново. Билли не мог получить помятый листок.

***

Сегодня четырнадцатое февраля. Стив никогда до этого не думал, что возненавидит этот праздник всей душой. Но теперь так оно и было. Вокруг него роем вились счастливые парочки, целовались на углах, делали предложения. А Стив шёл на кладбище. Шёл и хотел кричать от беспомощности. Он тоже хотел целоваться на углах и делать предложения, хотел есть шоколадные конфеты из коробки в форме сердца. Но больше всего он хотел, чтобы Билли был рядом. И плевать на конфеты и предложения, честно говоря. Он поворачивает по тропинке, которую уже успел выучить наизусть за более чем полгода хождения по ней. “Уилльям Харгроув. 29 марта 1967 – 4 июля 1985. Ушёл, но не забыт.” значилось на могиле, мозолящей Стиву глаза. Билли ненавидел своё полное имя, но Нил Харгроув распорядился иначе. Её не должно здесь быть, могилы. Билли должен быть жив, жить жизнь бунтарского подростка, напиваться до беспамятства, рассекать на Камаро и лобызаться в десны. Ему только исполнилось восемнадцать. Стив садится рядом с могильной плитой, облокачиваясь о неё лбом. В руках он сжимал письмо, которое до этого переписывал дважды. Оно было упаковано в конверт из розовой бумаги, а печатка была выполнена в виде сердца. Стив очень старался, Билли этого заслуживал. Он заслуживал всего, чего мог пожелать. По крайней мере, так думал сам Харрингтон. — Привет, мой хороший, — тихо говорит он, чувствуя ком в горле. Он не будет плакать, не при Билли. — Я тут тебе передачку снова пренёс. Надеюсь, ты их читаешь. Или наоборот — что нет, — Стив выдавливает из себя смешок. — они все слащавые, тебе бы всё равно не понравилось. Харрингтон кладёт письмо и пачку сигарет на сырую, от недавнего снега, землю, чувствуя одинокую слезинку на своей щеке. — Слушай, я знаю, что ты терпеть не мог этот праздник, но я просто хочу отметить его с тобой, окей? — Он утирает слезу подушечкой большого пальца и делает глубокий вдох. Он слышит как рация, прикреплённая к ремню, начинает потрескивать. Стив устало бормочет себе под нос. Дастин. Как всегда, ужасно не вовремя. Но он не мог злиться на парнишку. Откуда ему знать о том, что происходит в личной жизни Стива? Сам Харрингтон ни за что бы не сказал, что ходит каждый день разговаривать с могильной плитой. Дастин бы закрыл его в комнате с белыми стенами. Он нажимает кнопку приёма. — Дастин, я сейчас занят. Что-то срочное? — В ответ он слышит лишь тишину, пробивающуюся потрескиванием. Стив ждёт одну, две, три, пять секунд и уже тянется к кнопке выключения, когда его сердце пропускает сразу череду ударов. — Да, красавчик, весьма неотложное дельце. — Послышалось из рации.