Не интересно.

Стук колёс ритмично отдавал в уши. Или то было сердце, что колыхалось внутри груди до звона перепонок. Может, барабаны, в припеве песни той группы, так чётко задающие темп всем остальным инструментам? К чёрту, абстрагироваться не получается. Аркаша открывает глаза и складывает наушники в пластиковый кейс, кидает его на столик, создавая тем самым неприятный, дополнительный шум. Марин дёргается от неожиданности, но продолжает читать статью в своей электронной книге. Что-то про современное искусство, углы обзора, цветовые палитры. Аркадию это чуждо, точно также чуждо как и эта атмосфера в их купе. Выкупили четырёхместный целиком и полностью лишь для себя. Потому что могут себе позволить. Ещё они могли бы позволить себе комфортный и быстрый перелёт, автопутешествие со сменой водителя по очереди, хотя Аркаша до последнего не захотел бы вылазить из-за руля, допивая очередную банку энергетика или стакана кофе. Они могли остаться в Кишинёве у Марина, в конце концов. Но всю эту тему предложил именно Аркаша, заикнувшись о том, что он приедет из Тбилиси и дуэт отправится колесить по Прибалтике. Это обещало быть весёлым, хотя и выглядело как ебучий медовый месяц для двух голубков-друзей. Ну, отчасти.. Марин явно на своём месте сейчас. Свесив ногу, лежит на верхней полке, молча и весьма спокойно почитывая свою дурацкую статейку. Марин был тем самым человеком что красит место, он был гармоничен. Везде. Ему шли солнечные деревни Молдавии что ласкали его тёмные, слегка вьющиеся волосы, своими тёплыми лучиками зацеловывали каждую родинку на лице, угощали спелыми фруктами, приглашали на свои едва протоптанные тропинки так любезно, так по простому. Ему шли ночные города-мегаполисы, те места где жизнь кипит вечно, всегда были готовы принять Марина, отражая свой неоновый свет в его точно хищных зрачках, бросая игривые тени новых зданий из стекла и бетона, неспящие миллионики баловали своими излишками, пристёгивали роскошь к такому многогранному, гротескномуМокану. Ему везде было отлично. Будто это "везде" всегда было Марину радо. Только Аркаша вот, не прижился ни там ни там. Будучи дома, всегда хотелось домой. Аркаша потерял себя среди старых развалин, кажется, ещё в момент своей юности. Какая разница где на них смотреть? На родном юге или в окне их поезда, рейсом Витебск-Таллин. Как его сюда занесло вообще? В планах было потеряться ото всех, пропасть хотя бы на недельку, если получится – больше. Но увы, не вышло. В их положении, столицу Эстонии действительно было легче посетить через Беларусь. Однако неплохо бы найти сопровождающего. На ум пришёл Олег. Он великодушно, лишь с парочкой вопросов, встретил ребят в Могилёве, вкратце показал свой город и повёз их в Витебск. Мол, оттуда добираться дешевле, да и ему не сложно, сто с лишним километров – ерунда. Витебск особо не запомнился, разве что, только статуя Витебского великана вызывала улыбку у Марина, да стёбы по типу: "Наконец нашёлся тот, кто перерос Аркашу." Ещё Аркаша на Витебск хотел поглядеть из-за маньяка, что орудовал тут в середине семидесятых. Что он ожидал здесь увидеть – не ясно. Город как город. Даже грустно как-то. Унылость следовала по пятам, но по всей видимости, только за Аркашей. Недолго обмениваясь хорошими наставлениями, они попрощались с Олегом у вокзала. Вдвоём устроились в купе. Поезд тронулся, Марин достал электронную книгу, Аркаша надел наушники. Вот как он тут оказался, точно. Странно, Аркашу вдруг резко сковало чувство будто он совсем не в том месте и не в то время. Он чувствует себя ребёнком, что уговорив родителей пойти в магазин игрушек, плачет на полпути о том, что теперь хочет домой. Сдался ему этот Таллин? Ещё и зимой. Хотя, красиво там, наверное. Как на картинках из сказок. И он ведь с Марином, с другом неважно где – главное весело и не в одиночку. Стоит выдохнуть. Глупые самоощущения не испортят долгожданный отдых. О чём он там? Вид из окна, да. Если бы Аркадия попросили показать, как выглядит его душевное состояние сейчас, он бы просто ткнул пальцем в стекло, транслирующее белую мглу уже где-то на границе двух стран. Стремительно проносится лесополоса, белые деревья, стоящие точно в ряд, белое небо. Всё так..пусто. Лишь чёрные, словно вычерченные углём, стволы хвойных пород выделяли снежный пейзаж. За ними точно кто-то скрывается, мчится, барахтается в сугробах. Аркаша от этих мыслей вздрагивает. Кажется, именно он и заплутал там, в этих бесконечно тянущихся и в ввысь, и в ширь, ёлках. И ничего, и никого рядом. Только грёбаный пассажирский состав, разрезающий тайгу с неприятным скрежетом. Люди из него способны лишь немо наблюдать за чужими самоистязаниями, люди из вне беспомощны, как бы не хотели помочь незнакомцу. Аркаша мотает головой, отгоняя тревожное сравнение. Аркаша вообще был человеком крайности. У него либо куча всего внутри, либо с точностью наоборот. Если не пустота – значит всё полыхает алым пламенем. Деревья, поваленные в одну кучу, трещат оглушающе, снег тает от жара огня, дышать сложно, бежать нет смысла. Самое страшное зрелище в мире природы – лесной пожар. Теперь и в глазах Аркаши пляшут искорки, всё горит, лесу больно, в нос бьёт гарь. Он тлеет. Стук колёс. Что за глупости? Он ведь в поезде. Галлюцинаций ещё не хватало. Закрывает веки очень сильно, резко их открывая, обнаруживает всё тот же вид. Пусто и холодно. Уже безразлично. В вагоне Аркадию так тесно. Хотя места куча, всё довольно чистое и новое, такие условия действительно стоили своих денег. Аркадию тесно не из-за вагона. Аркаша хочет сказать что-нибудь. Связать пару слов так, чтобы Марин понял его состояние, сказал ему парочку подбадривающих напутствий, неважно каких, даже самые примитивные способны заполнить дыру размером с Луну в грудине. Даже пара слов будет выражать его причастность. Пары слов и улыбки Марина хватит. —"Предлагаю остановиться в Таллине хотя бы на парочку дней, как приедем. Я устал от этих бесконечных поездок, будто мы беглецы какие-то. Ты что думаешь?" Марин даже не поднимает глаз, увлечённо "перелистывая" немалый текст вниз. Аркаша сидит всё в том же ожидании ответа, напротив собеседника находящегося сейчас в каких-то музеях, студиях, да где угодно, но не здесь. Не с Аркашей, не в поезде. Если бы Аркадий разговаривал с совой, ему бы ответили точно так же: —"Угу." —"Тебе совсем не интересно." — звучит на выдохе, даже без упрёка. Желание настаивать отлетает. Он не хочет выводить Марина на эмоции, не хочет разбора этих их "недоотношений". Марин совсем не заинтересован в чужих переживаниях, не заинтересован и в собственном ответе. Пускай. Порой нужно уметь справляться самому со всяким дерьмом, верно? Даже если это дерьмо и есть ты сам. Аркаша снова уставится в окно, отвлекаясь и убегая от самого себя. Хотя, увидит нечто новое. Вдруг, эта бесконечная деревянная братия кончается. Вдалеке видна небольшая, вряд ли даже населённая, деревушка. Ассоциации приходят быстро, прихватив с собой воспоминания. Даня. Аркаша помнит, как ездил с ним к его родителям, в небольшую деревеньку за окраиной Краснодара. Давненько это было. Даниилу всегда нелегко долго находиться с родственниками. Аркадий же всегда был отличной причиной для спешного отъезда в город. Или просто причиной уйти из дома. До ларька провести, помочь выехать через старое поле, мост показать, там видите ли очень срочное дело у него. Первое служило причиной для перекура, хотя старшие потом засекли, что уж больно часто, приятелю сына нужен был местный продовольственный магазин. Про мост врали когда шли купаться на речку, там же мясо жарили, приходили в дом под вечер, вместе с запахом костра и обгоревшими плечами, да спинами. А про выезд..то являлось правдой. Не утонуть в грязи на недавно помытой машине Аркадия было невозможно. Поэтому приходилось идти на ухищрения. Зато какие они были счастливые. Радоваться раньше было куда проще. Как он сейчас? В этой глуши сеть вечно пропадает, что уж про интернет говорить, а вайфай, от которого услужливо дали пароль, работал на пределе своих сил. Они созванивались когда поезд только отправлялся вдаль от цивилизации. А в пути они.. Серьёзно? Лишь пару часов? Он уже тоскует по Данилу, словно год не слышал его голоса, а не видел того хуже – сто зим. Вот что творит скука и неразговорчивый Марин со своим излюбленным дизайном. А прошло ведь не больше недели когда он видел эту улыбающуюся, махающую рукой вслед, физиономию в последний раз. Фу, "последний" звучит так, словно Аркаша никогда больше не вернётся. Нет уж. Душа неотложно находится там, в многоэтажках, дворах, у родной реки Кубань, близ изъезженных трасс и знойного ветра. Рядом с друзьями, ставшими уже семьёй. Вернуться стоит хотя бы ради того, чтобы в иной раз поспорить с Данилом. На что-то максимально идиотское, способное возникнуть в черепе лишь у недоразвитой обезьяны. Ну, или у Аркадия с бокалом и ехидной улыбочкой. Ради того, чтобы смеяться до хрипа, перекуривать на балконе и снова сидеть за беседами с юмором до утра. Мысли о близком друге, ставшим уже неотъемлемой частью жизни Аркаши, вызвали улыбку. Рефлекторно, совсем неосознанно. Теперь Аркаша тоже не здесь, не смотрит в стекло на старые домики, не задыхается в тишине рядом с Марином. Он в лете восьмилетней давности, с человеком, которого даже не нужно называть братом, ведь эту данность понимают все, понимают без слов.

1:1

Пока Аркаша ровняет счёты в их выдуманной игре, Марин же, наконец заканчивает поглощение безусловно увлекательной для него информации. Закрывает чехол книжки и осматривает купе с высоты верхней полки. Атмосферно. Белорусские вагоны не слишком отличаются от российских, хотя в последних Мокану был очень давно, возможно в детстве. Аркаша, улыбаясь, сложил голову на руки, опираясь на столик. Рядом пачки чипсов, по иронии. Но белорусские чипсы, как и вагоны, не сильно отличаются от привычности. А по иронии этой-суки-жизни, улыбка Аркадия Марину не принадлежит. И Марин знает об этом. Мысленно закатывает глаза, догадываясь какие размышления могут согреть Аркашу. Почему не он? Марин ненавидит это едкое чувство. Оно вездесуще, оно неподвластно Марину и просто жрёт его изнутри. Пытаясь с этим бороться – осознал. Он собственник, ужасный собственник до мозга костей. Аркадий находится в подобном состоянии уже продолжительный отрезок времени. Сразу и не упомнишь, когда эта тоска началась. Ничего не радовало, если только минутно, ничего не вызывало прилив сил, эмоций. Прилив хоть чего-нибудь. Жить вдруг стало так скучно. Всё это неправильно и горько. Говорили, бросить всё и рвануть на край света с любимым человеком – лучшее лекарство. Что же, у них есть всё, но оттого отнюдь не легче. Что-то здесь не сходится, в этом рецепте есть опечатка. Марин решает напомнить что-то настолько для него очевидное, что кажется, даже не нуждается в огласке. Это кажется глупым. Слова идут трудно, но как идут: —"Аркаш, ты же и так прекрасно знаешь, что я тебя.." За подобным обычно следует продолжение о любви, ценности человека, о том как он дорог. Марин не может это выдавить, это будто уже не к месту. Он опоздал. Пришёл к пеплу из веток, который засыпало снегом. И ничего кроме снега и пепла. Больше ничего. Аркаше нет нужды в продолжений. Аркаша не верит. Поверил бы часом ранее, но не сейчас. Нет. Таких как Марин на свете не бывает. Обычно люди Аркадия терпят, и это взаимно. Аркаша хочет домой, в лето, в солнце, в газировку с мороженым. Аркаша хочет позвонить Данилу с Арсеном и услышать родные, прокуренные голоса старых приятелей, услышать наитупейший анекдот про какие-то там шмяксы или мерзкую сыворотку бомжа. Аркаша хочет кататься на велосипедах, гонять на треках, выучить новую песню по табулатуре, выпивать по выходным, спать подольше и вкусно кушать. Это делало его живым. И возможно, Аркаша просто хочет жить жизнь. Не существовать, хватаясь за любые попытки сделать себе легче. Это убивает человечность. Он уже сто раз пожалел, что затеял всё это. Пожалел свои пару часов, что были бездумно потрачены на рефлексию и отсчитывание стука колёс. Аркаша любит Марина, и это взаимно, но что-то в этой формуле неисправно. Что-то каждый раз колит, напрягает всё сильнее. В ожидании пока их лёд тронется, он лишь нарастает новой коркой. Аркаша всего лишь желал его улыбки, примитивных слов в моменте, которые бы точно вытащили из тёмного бора собственных загонов. Желал свой кусочек счастья в лице крепкого плеча рядом. Марин всего лишь желал его понять, научиться говорить о всём том, что есть внутри, помочь Аркаше выбраться из этой ямы, при этом не потянув и себя на дно. Всё рано или поздно имеет свой конец. Даже вечный холод. Даже лёд. Марин спрыгивает со своей полки усаживаясь рядом, Марин приближается к поникшему Аркаше с одним единственным словом: —"Люблю." Вот теперь верит. Может, идея с поездом действительно была стоящей. Стук колёс шёл ровно в такт двух сердец. Поезд лечит его боль. Они едут далеко-далеко, они едут надолго. Вдвоём. И в мире нет ничего нового. В мире есть хорошо забытое старое.