(Не) сумасшествие

      Найс не имеет никакого понятия о той самой яркой подростковой любви, от которой и бабочки в животе, и сердце вот-вот из груди выпрыгнет, и то в жар, то в холод.       Найс бы охотнее поверил, что это симптомы ОРЗ. Любить вот так – странно и сумасшедше – разве возможно? Разве не помешательство?       Конеко щебечет, что это волшебное чувство, ни с чем не сравнимое. Рейшо чеканит: сложное, но за него стоит бороться. Бёздею чувство любви сравнимо с высоковольтным ударом тока – как долбанёт, так и пропал.       А Найс... А что Найс? Он не уверен, что хотя бы понимает, о чём они говорят.       – Задумался? – Арт садится рядом, тихо поприветствовав Конеко у столика, неслышно ставит перед детективом чашку с горячим чаем, и крепкий аромат проникает в лёгкие, окутывая странным уютом.       – Задумался, – Найс косит взгляд на кроткую улыбку инспектора, на тёплые и бесконечно нежные аметистовые глаза, спускается к отсвечивающим лиловым кончикам чуть отросших волос.       И никаких бабочек, никакого сумасшествия. Ничего внутри волшебного не происходит, не переворачивается, не ударяет по мозгам и по сердцу током. Всё просто как обычно.       Может ли вообще тогда идти речь о какой-то любви?       Когда осознание пришло чересчур резко, а язык заработал на жалкую миллисекунду быстрее мозгов, Найс с дуру ляпнул, что, кажется, влюбился, и детективное агентство Хаматора почти лишилось присутствующих в ней в тот момент участников. Ляпнуть-то ляпнул, а дальше что? С чего вообще ему пришла в голову именно эта мысль? Почему?       – Найс?       Детектив моргает, переводит взгляд с тонких губ на взволнованные глаза.       Арт красивый. Чертовски красивый, взгляд не отвести. Голос такой маняще-нежный, даже когда срывается на крик, а весь Арт сам по себе – обманчиво хрупкий, прикасаться страшно.       Страшно и так хочется-хочется.       А если хочется, почему бабочек в животе нет? Если хочется – что должно переворачиваться внутри?       – Ты когда-нибудь влюблялся?       Арт отчего-то выпрямляется, смотрит несколько мгновений растерянно, ведёт взгляд в сторону, аккурат туда, где стоит миниатюрная фигурка Конеко, и будто что-то понимает, потому что улыбается снова своей чертовски нежной улыбкой.       – Бывало.       – И как оно?       Найс подбирается неловко, выпрямляется тоже, потому что чужие глаза смотрят прямо в его, и совсем-совсем-совсем непонятно, отчего по венам пульсирует странное волнение.       – Волнительно.       Найс облизывает пересохшие губы. Арт складывает на столе руки, переплетает изящные пальцы и укладывает на них голову, и в его взгляде детектив отчётливо видит вызов.       Чёрт-его-знает-какой, но Найс принимает его молча и без единой секунды раздумий.       – А ещё – тепло. Приятно. Будто ты в безопасности, даже когда мир вокруг рушится.       Детектив молчит. Думает. Арт абсолютно верно принимает это за разрешение продолжить.       И улыбается чуть шире.       – Иногда ловлю себя на мысли, что слишком много думаю о нём.       Найс ловит себя на мысли, что Арта слишком легко прочесть.       И вовсе не потому, что ему это позволяют.       А ещё – что с него тоже взгляда не сводят. Смотрят словно в самую душу, несвойственно жадно, и сердце не подпрыгивает к горлу и не останавливается – оно просто тянет вперёд.       Тусклые лампы кафе бликуют в аметистовых глазах тенью удивления, и после этого Найс утыкается носом в чужой висок, медленно-медленно вдыхая.       Забавно. Арт пахнет совсем не теми сладостями, что так любит. От Арта веет крепким чаем, и так и хочется расслабиться, обнять и не произносить больше ни звука.       Тепло. Приятно. Безопасно.       Обычно Найс куда проще относится к таким вещам.       – Обычно ты куда проще относишься к таким вещам, – шепчет нежный голос над ухом, вызывает улыбку. Найс отстраняется совсем немного, думает: всё действительно до безобразия просто.       Это не сумасшествие, не бабочки в животе и не удар током, это не что-то высокое и очень сложное.       Найс едва ощутимо и коротко – просто чтобы Конеко не заметила и не переключила внимание Арта на себя громкой реакцией – касается своими губами, тёплыми, чужих – прохладных и тонких, и сердце вторит одному-единственному чувству, в которое Найс готов поверить, когда чужие глаза смотрят на него с такой щемящей нежностью, что улыбка собственная становится очень-очень глупой.       Он не сходит с ума.       Но он чертовски счастлив.