Дополнительные услуги

Он весь горел. Внутри, снаружи; казалось, даже его волосы перестали быть просто волосами и превратились в тонкую, жесткую, докрасна раскаленную проволоку, а во рту ощущался ливийский полдень прямиком из тысяча девятьсот двадцать второго — вроде как раз тогда был зафиксирована самая высокая температура на Земле?.. Сережа помнил, им рассказывали на географии, это было даже не лето, конец сентября, и Олег подговорил его сбежать с урока на сорок третий этаж Башни, в кафетерий, подсыпать в огромную бадью борща для старшаков килограмм сахара, и… Мысли снова растеклись в разные стороны, перепутались, как бывает, когда засыпаешь и думаешь обо всем сразу и ни о чем одновременно и из простых и понятных по отдельности образов вдруг нагромождается что-то бессмысленное и немного пугающее, и Сережа покрепче сжал зубы и подтянул колени к груди. Боже, как же пекло. Между ног — хуже, жарче всего. — Хей?.. — кровать, на которой он лежал, свернувшись калачиком и обхватив себя руками, чуть прогнулась. Олег присел на самый край и осторожно коснулся его плеча. Сережа сразу понял, что это обманный маневр: пальцы тут же скользнули на шею и будто бы невзначай легли на вену. Олег считал его пульс. Сережа очень, очень старался не думать, что, если он положит ладонь нормально, надавит самую чуточку сильнее, станет трудно дышать, а Сережа любит, когда трудно дышать, может, он кончит, и его отпустит, хотя бы немного, пожалуйста, пожалуйста, пожа… — Сереж? Ты как? Он едва удержал рвущийся с губ всхлип, но, Олег, кажется, все равно понял: вряд ли по занавешенному волосами лицу, но, может, по тому, как Сережа напрягся и дернулся от прикосновения. Рука с шеи пропала, и Сереже стоило всех оставшихся сил не потянуться за ней следом и не начать умолять. Боже, какой ты непостоянный, мурлыкнул откуда-то изнутри Он, и от откровенного презрения в его голосе, щедро разбавленного жестоким, нездоровым любопытством Сереже сделалось только хуже. Только посмотри на себя. Готов поспорить, ты уже скучаешь по кляпу, которым они тебя затыкали, чтоб ты не мяукал, как течная кошка, в надежде, что кто-нибудь сжалится и выебет тебя, как последнюю проблядь. Как же ты раздвигал ноги, как подмахивал, бо-оже. Как думаешь, кстати, Олег прихватил с собой из лечебницы ноутбук нашего возлюбленного доктора? Уверен, там есть пара оч-чень интересных видеофайлов, и… Сережа зажмурился до ярких бесформенных пятен перед глазами и беззвучно, едва шевеля губами, сказал: заткнись. Заткнисьзаткнисьзаткнись. Если узнает, если хоть что-то почувствует, Олег его возненавидит. Олег к нему после такого и пальцем не притронется, а у него ведь такие пальцы, бо-оже, длинные, сильные — ЗАТКНИСЬ — чуткие , Сережа готов пить все таблетки по расписанию и молчать, пока не обратятся напрямую, как научили, если только эти пальцы хоть раз в жизни окажутся у него внутри, разъедутся в стороны, растягивая стенки, нащупают и надавят на простату. Член в мягких спортивных штанах дернулся от возбуждения, и Сережа, хоть и знал, что Олег ничего не заметит из-за его позы и просторной футболки, весь сжался от ужаса и стыда. Какой кошмар, птенчик, твой обожаемый Волков воскрес, вытащил нас из сраной дурки, а ты только и думаешь о том, как бы он тебя выебал. Противно смотреть. — Порядок? — раздалось чуть поодаль незнакомым голосом, и это немного отрезвило. Они не одни, напомнил себе Сережа, кое-как собрав мозги в кучу. Олегу потребовалась подмога, чтобы вызволить его из лечебницы, и теперь эта подмога, белобрысая, высоченная, широкоплечая, а татуху ты видел, вот бы ее облизать — б-блять, нет, нет, только не снова, заткнись, заткнись! — маячила где-то поблизости. — Нет, — это было физически невозможно, но Сережа услышал, как Олег поджимает губы и качает головой. — Наверное, все же надо показать его специалисту, я не знаю, что… НЕТ. Ощущение было такое, словно прямо у Сережи внутри установили гигантское, в полный его рост, стекло, а потом резким долгим движением царапнули по нему когтями. Сережу передернуло, он судорожно сглотнул и весь сжался. Только не специалисту. Только не каталка, ограничительные ремни и чужие руки, бесцеремонно трогающие его везде, где им только вздумается, кроме того единственного места, прикосновения к которому принесли бы ему хоть каплю облегчения. — Н-не надо, — просипел он. В горле было сухо. Все тело было залито кипятком по самую черепушку. Между ног пульсировало так, что он был готов лезть на стену. Или не на стену. Нет, солнце мое, совершенно точно не на стену. Стыдода-то какая. — Я б-буду в порядке. Эт-то от-тходняк. От препарато-ох-в. Слова дробиль по слогам, язык едва ворочался, но Сережа заставил себя проговорить это вслух, чтобы показать: он тут, он в сознании, он понимает, что происходит. И он очень, очень не хочет ни к каким специалистам. Сережа кое-как распрямился, оперся предплечьем о кровать и отполз к изголовью. Привалился к нему спиной, подтянул колени к груди и накинул на них подол футболки. В новой позе не полегчало ни на грамм, но теперь он хотя бы мог видеть Олега с его сведенными к переносице бровями и обеспокоенным взглядом и маячащую в дверном проеме подмогу. Подмога стояла, опершись полуголым плечом о косяк, и перекидывала из одного угла рта в другой зубочистку. На очередном движении между губ мелькнул кончик языка, и Сереже аж свело низ живота от желания. Подмога вопросительно вскинула бровь в ответ на Сережин взгляд, и Сережа поспешно отвернулся, снова пытаясь сосредоточиться на Олеге. — Пожалуйста, не надо никаких врачей, — попросил он, как умел, жалобно. Олег не выглядел убежденным, но по нему было видно, что он сомневается. — Мне уже лучше, клянусь. М-можно мне воды только? Олег тут же подхватил с прикроватной тумбочки бутылку, отвинтил крышку и поднес горлышко к Сережиным губам. Подмога хмыкнула, и Сережа, смутившись, перехватил бутылку сам. Дрожащие пальцы вскользь проехались по Олеговым, Сережа вздрогнул и поперхнулся, заливая себе подбородок и ворот футболки. Футболка была его, нежно-сиреневая — он давно забыл о ее существовании — видимо, Олег заскочил на их старую, выданную государством квартиру и прихватил кое-что из вещей. Еще повезло, что накрыло Сережу не в больнице, рыдающего, дрожащего и пытающегося снова и снова повиснуть у Олега на шее, пока Олег переодевал его, как маленького, а уже в машине по дороге сюда. Неловко бы вышло. Сережа откашлялся, сделал еще пару глотков и отдал бутылку Олегу. Олег завинтил крышку и, чуть склонив головк, заглянул Сереже в глаза. — Ты как? — Лучше. Че-честное слово! Это была почти правда: от воды ему и в самом деле немного полегчало — прояснилось в голове и он мог сохранять, хоть какую-то концентрацию. Кажется, на этот раз Олег ему поверил. По крайней мере, морщинка у него между бровей разгладилась, а взгляд стал спокойнее. — Нам все равно придется обратиться к доктору. Но, клянусь, я найду нормального. Никто тебя больше не заберет, я обещаю. Так же, как два года назад обещал вернуться к новогодним праздникам со своего ебучего контракта, ублюдок? Сережа поспешно кивнул, потому что спорить не было сил. Да и какие он мог привести сейчас аргументы, весь мокрый, возбужденный и сверкающий лихорадочным румянцем? Олег легонько погладил его по голове, убирая за ухо прядь волос, и Сережа неосознанно потянулся следом за исчезающим теплом его ладони. Совсем рядом коротко завибрировал телефон, Олег, приподнявшись, достал его из заднего кармана, глянул на экран, после чего задумчиво нахмурился и принялся что-то печатать. Ответ на его сообщение прилетел мгновенно и, судя по поджатым губам, пришелся Олегу не по душе. Олег занес было палец над клавиатурой, но передумал, поставил телефон на блок, посмотрел на Сережу, потом на подмогу и снова на Сережу. — Мне надо отлучиться, — наконец сказал он, — забрать наши с тобой новые документы, чтобы я мог вывезти тебя из страны, и кое с кем расплатиться. Это максимум час, может, управлюсь быстрее. Вадим останется с тобой, если тебе что-то понадобится… — К вашим услугам, ага, — снова раздалось из дверного проема, и Сережа метнул туда короткий затравленный взгляд. Вадим, точно. Подмогу звали Вадимом. Кажется, Сереже его даже представили, но этот момент смазался в памяти из-за спешки и бесконечного живойживойживой в голове. И не только из-за этого. Чтобы Олег уходил, не хотелось совершенно, но, может, если он ненадолго пропадет из поля зрения, Сережу чуть-чуть отпустит. Он снова кивнул и, когда Олег снова нахмурился, даже заставил себя открыть рот: — Хорошо. Д-да, хорошо. Почти смог, молодец какой. Олег чуть натянуто улыбнулся и поднялся с кровати. Пока он собирался, то и дело поглядывая на Сережу, сам Сережа сосредоточенно разглядывал нитяные узоры на покрывале: они были чуть выпуклые, витиеватые, и по ним можно было водить кончиками пальцев, сосредоточившись на этих, а не на других, поганых, ощущениях. Перед самым уходом Олег отозвал Вадима в прихожую и несколько минут что-то ему втолковывал. Сережа, как ни старался, не смог расслышать, что, зато отлично расслышал, как Вадик, не скрываясь, хохотнул: — Брось, Поварешкин, ниче с твоим рыжим сокровищем не приключится за час, пиздуй давай. Олег на него шикнул и в следующую секунду заглянул в комнату — Сережа вздрогнул и сконфуженно отвел глаза. Ничего он не подслушивал, а даже если подслушивал, то что с того, раз шепчутся, значит, надо держать ухо востро. — Скоро вернусь, — пообещал Олег, словно не заметив его душевных терзаний, и Сережа закивал. — Я буду тут. Олег тихонько, немного удивленно рассмеялся, и Сережа почувствовал, как и его собственные губы тронула неуверенная улыбка. Вот так. Все будет нормально, как раньше, он сможет совершенно спокойно смотреть на Олега, на его руки, губы, ноги в грубых высоких — б-блять — туго зашнурованных берцах. Надо просто немножко потерпеть. Совсем чуточку. — Уж я надеюсь. Олег пропал из вида, через пару секунд хлопнула входная дверь и щелкнул замок. Сережа прикрыл глаза, длинно выдыхая: вот так, еще чуть лучше. Не может же оно длиться вечно, правда? Вадим, к Сережиному удивлению и облегчению вернулся в комнату не сразу. Судя по звукам, сначала он завернул на кухню, чем-то там погромыхал и только спустя пару минут снова показался в дверном проеме, ведущем в спальню. В руках он держал сигаретную пачку и без всякого ритма постукивал по картонной крышечке ногтем указательного пальца: тап, тап, тап. — Я покурю? — он кивнул чуть в сторону, и Сережа, отследив его взгляд, увидел выход на лоджию. — Конечно. Вадим прошел вглубь спальни, открыл скрипучую дверь и вышел наружу. С лоджии тут же пахнуло свежим прохладным воздухом, а спустя пару щелчков зажигалки потянуло табачным дымом. Он приятно защекотал ноздри, напоминая, как все старшие классы пахло от Олеговых рук, и — нет, солнце, ну кого ты обманываешь, какое "полегче"? Возбуждение, которое почти удалось задвинуть на задний план, накрыло с новой силой. Совершенно ни с чего, потому что даже в семнадцать лет Сережа с легкостью справлялся с тем, чтобы не отводить взгляд, когда Олег прикуривал и, явно красуясь, делал первую глубокую затяжку. Сейчас, когда он был доверху накачан какой-то дрянью, эти воспоминания заставляли член болезненно пульсировать, а вход — чуть сжиматься. А еще этот Вадим, да? Если представить уже его пальцы на сигарете, как думаешь, кстати, правду говорят, что стоит посмотреть на руки, и сразу понятно, что у их владельца в штанах? Потому что если это правда, тебе ну о-очень подфартило, и… Сережа тряхнул головой и подтянул колени к груди. С этим надо было что-то решать. Когда, если не сейчас, пока Олег отлучился. — Можно, — начал было Сережа, но спохватившись, что его жалобное хриплое мяуканье хрен кто услышит с лоджии, повторил уже громче: — М-можно мне в ванную? Вадим заглянул в комнату, сложил губы скошенной трубочкой, прицельно выпуская дым в сторону улицы, и с подозрением оглядел Сережу с ног до головы. Сережа сглотнул. Почему-то казалось, что Вадим считает его как открытую книгу, похабно хохотнет или подъебнет, но он только уточнил: — Помочь дойти? Сережа в ужасе замотал головой. Лицо у Вадима сделалось сложное, будто он не понимал, зачем тогда Сережа спрашивает. Сережа, если честно, и сам этого не до конца понимал. — По коридору направо, первая дверь туалет, вторая ванная, — наконец после паузы произнес Вадим и, крепко затянувшись и снова выпустив дым в сторону, добавил: — Если надумаешь удрать, я догоню. Поварешкин мне голову открутит, если я тебя проебу, а она мне дорога и любима, я в нее ем. Несмотря на шутливый тон, эти слова прозвучали угрожающе, и Сережа… Нет. Нет, нет и еще раз нет, он отказывался думать об этом в таком ключе. — С чего мне удирать? — спросил он тихо, надеясь, что Вадим не обратил достаточного внимания на то, как гулко и тяжело он сглотнул. Но, правда, куда и зачем ему бежать? От Олега, который пришел за ним. От призрачного шанса на спасение, от возможности наконец-то получить нормальное, полноценное лечение, от… Вот именно, птенчик. Твой Волков та еще заноза в жопе, а судя по тому, как он нас забрал, теперь еще и заноза со связями, нам лучше держаться от него подальше, но об этом мы попозже поговорим, потому что со стоящим членом наперевес убегать несподручно, тем более от этой громадины. Он же не только догонит, он еще и мордой в стену впечатает, и руки заломит, и… Ах да. Точно. Тебе же это понравится. Сережа сжал зубы с такой силой, что заныла челюсть. Вадим философски пожал плечами, мол, а мне откуда знать, мое дело маленькое, предупредить, и снова скрылся на балконе. Сережа, как мог быстро, чтобы он не успел докурить и вернуться в комнату, поднялся с кровати и поковылял в ванную. Все тело было как ватное, ноги слушались так себе, но лучше так, чем чтобы Вадим лицезрел его отчетливо проступающий под тканью мягких треников член. В коридоре Сережа наощупь нашел выключатель, ввалился в ванную комнату, захлопнул за собой дверь и трясущимися руками защелкнул задвижку. Задвижка была хлипкая, да и дверь была словно из картона, Вадиму, если понадобится, хватит одного удара вполсилы, чтобы снести ее с петель, но это лучше чем ничего. Хоть какая-то иллюзия приватности и безопасности. Сережа включил на полную холодную воду, оперся руками о раковину и поднял взгляд, упирая его в свое отражение в зеркале. Да, душа моя, мурлыкнуло изнутри , если ты всерьез надеялся, что по тебе не видно, насколько ты в отчаянии и насколько сильно тебе надо, то придется тебя расстроить. Видно. Лицо у Сережи было все красное, но не такое, как когда проторчал несколько часов на морозе, а скорее как когда в общей душевой пялишься на мокрую спину лучшего друга, мечтая вплавиться в нее грудью и ткнуться носом ему в изгиб плеча, а потом лучший друг окликает тебя, просит передать полотенце, и тебе приходится как можно натуральнее изображать, что ты нормальный, нормальный, норма…. Сережа сполоснул руки и зачесал пятерней волосы. Глаза у него лихорадочно блестели, губы были припухшие — видимо, искусал — как после долгого поцелуя или… Что там было про руки и про размер члена, не напомнишь? Я, если честно, сейчас бы и от пальцев не отказался, у твоего Волкова небось в штанах, как у этого Вадима средний и указательный вместе, только представь, как приятно они будут лежать на языке, и… — Заткнись! — сердито выплюнул Сережа своему отражению, тут же пугаясь громкого звука и замирая. Отражение похабно улыбнулось ему в ответ. Сердце подпрыгнуло к горлу и колотилось теперь как бешеное, но, кажется, пронесло и шум воды съел все лишнее. По крайней мере, топота слышно не было и никто не ломился в дверь. Сережа выдохнул, и повторил, тише и строже на этот раз: — Заткнись. Ему, разумется, никто не ответил. Сердце понемногу успокаивалось, и Сережа, отлипнув от раковины, с несчастным видом посмотрел вниз. Стояк никуда не делся, более того на штанах напротив головки проступило крохотное влажное пятнышко. Сережа сглотнул, просунул пальцы под резинку и аккуратно стянул треники с бельем до середины бедра. Высвобожденный член тут же поднялся. Головка так и блестела от смазки, и у Сережи вдруг пересохло во рту. Обычно его связывали, когда накачивали возбуждающими препаратами и оставляли изнывать от желания. Доктор Рубинштейн верил, что сексуальная энергия поможет ему выманить Его , а если Сережа так и будет извиваться и скулить, неудовлетворенный, то Он еще и разозлится и согласится поиграть. Доктор Рубинштейн так и говорил "поиграть", и от воспоминаний об этом к горлу подкатила тошнота. Это было неправильно, грязно и неприятно: возбуждение не должно было соседствовать со стойким отвращением и желанием забраться в душ и соскрести себя весь последний год, все эти взгляды, прикосновения и шепотки, оседающие на коже липкой пленкой. Возбуждение, как минимум, не должно от такого усиливаться. Сережа задышал чаще и несмело обхватил член у основания. Двинул рукой вверх, всхлипывая от переизбытка ощущений, скользнул кончиком указательного пальца по головке, подцепил длинным черным когтем крохотное отверстие уретры и… Ну что ты, солнце, не надо так пугаться, это всего лишь я. Сережа резко выдохнул, чувствуя, как к глазам подступают злые слезы, и как пятилетка спрятал руки за спину. Когда через несколько секунд он решился вытащить и взглянуть на них, они уже не были покрыты черными лоснящимися перьями, больше похожими на гладкую блестящую чешую. Обычная человеческая кожа, только слишком бледная — ему, как "буйному", прогулки были запрещены. Обычные человеческие ногти. Внутри не то раздраженно, не то насмешливо заурчало. Либо я, сказало оно, либо холодный душ, но после него у тебя снова встанет через пять минут. Либо пускай вернется Волков и увидит, какую славную они сделали из тебя блядь. Может быть, он позволит тебе отсосать, прежде чем выкинет, как никчемную, жалкую, отвратительную, ни на что не способную шлюху. Даже подрочить себе нормально не можешь, тряпка. Сережа до боли закусил щеку и поспешно натянул белье и штаны. Его колотило, хотелось сдохнуть здесь и сейчас или хотя бы всласть прореветься, но… сколько он уже торчит тут? Как скоро Вадим подумает, что он решил утопиться или сбежать через слив в ванне, выломает дверь и застанет его плачущим над собственным стояком. Руки теперь тряслись еще сильнее, чем раньше, но Сережа кое-как умудрился набрать в ладони холодной воды, умыться и закрутить кран. Полотенца в ванной не оказалось, и он вытер лицо подолом футболки — все равно она была уже мокрая от пролитой воды и брызг из крана. Кое-как заправив волосы за уши, Сережа сжал край футболки в кулаках, натянул до середины бедер и вышел из ванной. В спальне, куда он вернулся, предсказуемо обнаружился Вадим — только теперь он сидел в кресле, стоящем чуть поодаль от кровати. Вольготно раскинувшись и широко расставив ноги (когда еще ездил на метро, Сережа терпеть не мог ублюдков, раздвигающих бедра на пару соседних сидений, а теперь его взгляд сам собой уперся Вадиму в пах, а по губам воровато скользнул язык), он что-то скроллил на телефоне, но, заслышав шаги, поднял голову и посмотрел на Сережу. — Херово выглядишь, — задумчиво сказал Вадим после недолгой паузы, и Сережа фыркнул от неожиданности. Впрочем, такая честность звучала куда приятней безликого "ты в порядке?", так что Сережа только неопределенно дернул плечом. — Знаю. Если не хотите так же, не советую попадать в психушку. Вадим коротко хохотнул и вернулся было к своему телефону, но… Давай, ну. Мы, конечно, не в лучшей форме, но все еще ничего. Да и посмотри на него. Хороший же. Помнишь? Или я, или… — Ва-вадим, вы… не окажете мне услугу? Сережа выпалил это скороговоркой, не давая себе времени на раздумья. И тут же добавил, крепче сжимая в пальцах подол футболки и натягивая его еще ниже: — Я заплачу. Если бы ему только было чем, все счета наверняка арестовали, не просить же карточку у Олега, чтобы… Ну-ну, солнце, это твои счета арестовали и поприкрывали всякую благотворительную муть, а я успел подстелить нам соломки в Южной Америке и Европе, только не думал, что придется тратить ее, снимая тебе шлюх. На этот раз Вадим даже погасил экран смартфона и уставился на Сережу с живым интересом. Вынув изо рта зубочистку, он невнятным жестом обвел по воздуху свое лицо. — Звучит соблазнительно, но твой рыцарь на белом коне уже оплатил мои услуги, вся базовая комплектация входит в стоимость. Что тебе нужно? — Это не… не базовая комплектация. Сережа резко пожалел, что в ванной заправил отросшие волосы за уши — теперь он чувствовал, как они горят огнем. И волосы тоже. — Вот как? — Да я… — Сережа замолк, чувствуя, как кончается запал и тело прошибает мелкая неприятная дрожь. На кой черт он вообще открыл рот. Зачем, зачем, зачем. Еще не поздно отмотать назад. Наверное. Сказать, что Сереже надо, чтобы Вадим кого-нибудь убил, доктора Рубинштейна, или его помощницу, эту суку Софочку, или кого-нибудь из санитаров, того из смены выходного дня, у которого никогда не вставал, но он все равно тебя трогал, помнишь?.. Сережа громко рвано вздохнул. Член в штанах снова дернулся, и Он медленно потянул футболку вверх. Нет. Нет, нет, не надо… — О, — только и сказал Вадик. Брови у него чуть приподнялись, почти незаметно, и дернулся уголок губ. Сережа не мог понять, это нервное или же он так быстро совладал с лицом. Теперь Вадим смотрел на него по-другому. Или так же, а это Сереже только казалось, что по-другому. Ощущение было такое, словно его ступни прибили гвоздями к полу, а его самого при этом перевернули и потрясли, как корзину с грязным бельем. К глазам снова подступили слезы. Не смей, сказал он себе. Не смей позорить меня еще сильнее, тряпка, мало того, что ты одним своим видом умоляешь его тебя трахнуть, давай теперь бухнись на колени и разревись. Тогда он точно сжалится и вставит тебе , так, по-твоему, это работает? — Это… побочка от какого-то лекарства? — А?.. Сережа вздрогнул и заставил себя посмотреть на Вадима. Тот рассматривал его с неприкрытым интересом, и, да, взгляд у него все-таки поменялся. Такое обычно бывает, когда встает на место последний кусочек пазла, который меняет картинку и все, что раньше казалось чуть странным и непонятным, вдруг обретает совершенно новый смысл. Для Сережи таким кусочком стала похоронка на Олега, которую ему принес в кабинет Игорь Гром. — Говорю, это твое состояние — это побочка от какого-то из препаратов? Сережа весь сжался и мотнул головой. Говорить, об этом было удушающе стыдно. В глубине души он помнил, что в этом не было ни капли его вины, но: — Нет. Отдельный препарат. Специально для… для. Вадим присвистнул и перекатил зубочистку из одного угла рта в другой. Между бровей у него пролегла морщинка, делая его чем-то похожим на Олега. — Интересные были… методы у этого твоего эскулапа. Вадим замолчал и теперь только смотрел на Сережу. Жалкое дрожащее "пожалуйста" так и жгло язык, но Сережа сцепил зубы и опустил взгляд. Может, пусть Вадим откажет, может, пусть даже расскажет Олегу, и Олег так и оставит тебя тут, наберет Рубинштейна и тебя заберут обратно и будут держать связанным и с кляпом. В глубине души тебе ведь это нравилось. Когда они не оставляли тебе выбора, когда обращались как с вещью, не позволяя распоряжаться даже собственным телом, ну же, признайся хотя бы себе, я же знаю, знаю, какой ты на самом деле. Солнце мое. Птица моя ясная. Это не страшно. Не страшнее всего, что с нами уже случилось. — А сам? Ты не за этим в ванную уходил? — Я, — Сережа сглотнул, молясь, чтобы не пришлось объясняться, — я… не могу. Как это можно вообще было объяснить: мне больше года запрещали трогать себя и теперь мне страшно даже пальцем себя коснуться? А когда я все же решаюсь, это не мои руки, не мои мысли в голове? Мое — наше — только тело, слабое, глупое и горящее от возбуждения. — Поварешкин меня убьет, если узнает. — Не узнает, — изнутри, словно плеснули в огонь жидкости для розжига, обожгло страхом пополам с новой порцией возбуждения, — я ему не расскажу, никогда, клянусь! Вадик наклонил голову чуть набок. Его губы тронула усмешка, а в глазах загорелся нехороший огонек. Он довольно заклекотал внутри, словно почувствовал поблизости равного себе хищника. С такими, как этот Вадим, обычно интересней, чем с такими, как твой Волков. Опаснее. Больнее. Не бойся, я перегрызу ему глотку, если он сделает что-то, что тебе не понравится. Но тебе ведь сейчас понравится вообще все, верно? Сережа заставил себя разжать кулаки, выпустить подол футболки и поднять взгляд. Улыбка на губах Вадика стала острее. Они заговорили одновременно: — Вадим, я… — В других обстоятельствах я бы тебя и один раз просить не заставил. — Пожалуйста. Это сказал не Сережа. Сережа не мог. А кто тогда? Вадим, видимо, что-то решив для себя, поднялся с креслом одним слитным плавным движением, и Сережу под его взглядом как волоком потащило к кровати. Он забрался, как сидел до этого, вплотную к спинке, подтянул колени к груди и, завороженный, наблюдал, как Вадим приблизился и оперся одним коленом о матрас. — Рукой? — сказал Вадим таким тоном, словно заказывал еду в приложении и спрашивал у Сережи, будет тот обычную фри или лучше взять по-деревенски? — Или ртом? А что из этого входит в базовую комплектацию, а за что придется доплатить? — Р-рукой. Дурачье. Вадик резко подался вперед, подхватил его под колени, дернул на себя, роняя спиной на постель, и Сережа тихо вскрикнул, тут же жмурясь от стыда и роняя голову на подушку. Но послушно приподнял бедра, когда Вадим подцепил пояс его штанов и потянул вниз. Возбужденного члена приятно коснулся приятный прохладный воздух. Сережа тяжело поверхностно дышал. Только бы не толкнуться навстречу, только бы не… Он толкнулся навстречу и тихо, жалобно застонал. Вадим стянул штаны с бельем до конца и широким движением погладил Сережины бедра с внешней стороны. — Расслабься. Сережа рвано кивнул и честно попытался. Прикосновение скользнуло ниже, к коленям, но тут же вернулось обратно. Вадим отнял одну руку и обхватил Сережин член. Ладонь у него была большая, грубая, но держала не крепко, не больно. А помнишь, как ты представлял, какие руки у Волкова? Сначала в детдоме, потом, когда он приезжал в увольнительные из своей сраной армии? Когда ты запирался по ночам в ванной и стирал руки в кровь? Тогда ты позволял мне больше, чем теперь. Нечестно. Вадим провел ладонью вверх, потом вниз, и… Слезы все же брызнули из глаз, когда Сережа почувствовал, как на живот брызнуло теплое и вязкое. — Ого, — выдохнул Вадим не то удивленно, не то разочарованно, но повторил тут же, уже совсем другим тоном: — ОГО. Между ног по-прежнему горело. Член и не думал опадать, только стал чувствительнее. Хватка на нем чуть усилилась, и Вадим снова начал гладить — размашисто, быстро, идеально. Сережу размазало по постели буквально от пары движений, он заскулил, когда головки коснулся кончик большого пальца, размазывая по чувствительной плоти капли смазки. — Вот так, умничка. Это сказал Вадим? Или голос у него в голове? А сам как думаешь? Это Вадим мазнул губами губами по колену? Вадим навис над ним, не переставая гладить, подцепил пальцами свободной руки за подбородок и потянул на себя? Сережа дернул головой, пытаясь вырваться, не подчиниться, но хватка только усилилась. Да, вот так. Заставь нас. Олег бы, если бы когда-нибудь к нему прикоснулся, не позволил бы себе такого. Сережа смазанно застонал и послушно повернул голову, встречаясь глазами с Вадимовыми — светло-серыми, почти прозрачными, но горящими огнем. — Думаешь о нем? — выдохнул Вадим ему в губы, но не поцеловал. И Сереже не дал, когда тот попытался потянуться навстречу. — О Волчике? — Д-да, — дробно, задыхаясь от стыда, выдохнул Сережа и толкнулся Вадиму в кулак. — О чем еще думаешь? — Мало. Еще. Хочу еще. Вадим улыбнулся, нырнул вниз, прижимаясь жарким влажным ртом к его шее. Пальцы с члена вдруг исчезли, и Сережа обиженно заныл, ерзая и вхолостую подкидывая бедра. А ну цыц! Вадим целовал вдумчиво, но аккуратно. Следы, сквозь дымку похоти вспомнил Сережа, нельзя, чтобы остались следы. Пальцы вернулись, только теперь скользнули по животу, размазали по коже сперму. Вадим огладил обеими руками его бока, подцепил и так сбившуюся футболку и потянул ее вверх, задирая до самой шеи. Ткань проехалась по твердым соскам, это было почти больно, и Сережа подумал, как было бы здорово, если бы Вадим поцеловал его там. Вобрал сосок в рот, и сжал зубы, и потянул, и… Сережа захныкал, извиваясь под уверенными прикосновениями, оставшийся без внимания член болезненно пульсировал. — Давай сам, — шепнул Вадим, на мгновение отрываясь от его шеи, — возьми их. Во-от так, да. Сережа сам не понял, как послушался, как подтянул руки к груди, сжал в пальцах оба соска и чуть сдавил. С губ сорвалось что-то совсем уже нечленораздельное и жалобное, и Вадим хрипло рассмеялся ему в кожу. Он лизнул Сережу в шею, поцеловал между ключиц, потом ниже, ниже, еще ниже, пока вдруг не наклонился и не потерся носом о внутреннюю сторону бедра, совсем рядом со входом. — Можно? — Не спрашивай. На этот раз Вадим не заставил просить себя дважды: высунул язык и провел длинную влажную полосу от ануса до яиц. Сережа вскрикнул, затрепыхался под ним, но обмяк, стоило Вадиму шикнуть и надавить кончиком языка на сжатый сфинктер. Он проник внутрь почти без усилий, лизнул, толкнулся глубже. — Еще! — потребовал Сережа. Или не… О, нет, солнце, я тут ни при чем. Вадим лизал сосредоточенно, издавая тихие довольные звуки, пока Сережа продолжал трогать и несильно пощипывать свои соски. Ему было хорошо, так восхитительно хорошо, а уж когда Вадим отстранился и приставил ко входу пару пальцев… А я говорил, что у него охуенные руки, только представь всю его ладонь у нас внутри, какие мы будем, открытые, беспомощные, скулящие от переизбытка ощущений, да, да, д-давай уже. Было немного больно, но, стоило пальцам проникнуть наполовину, стоило Сереже почувствовать себя восхитительно, долгожданно заполненным, и он с громким стоном выгнулся навстречу Вадиму. Вадим протолкнул пальцы на всю длину, огладил Сережу изнутри, толкнулся глубже, потянул пальцы наружу, вогнал обратно, согнул, надавил, нащупав простату. Сережа как со стороны слышал: свое жалобное мяуканье, складывающееся в бесконечное "ещепожалуйстаещеещеда", как тяжело и жадно дышал Вадим. Как щелкнул замок и хлопнула входная дверь. Как совсем близко раздались шаги, как Вадим прошептал: — Мне пизда, — только не испуганно, а почему-то весело, чуть задыхаясь, и как одновременно с ним Олег сказал: — Я же обещал, что постараюсь побы… — и вдруг осекся. Пальцы внутри замерли, и Сережа недовольно заныл, приподнимая бедра и пытаясь насадиться сам. Вадим не пошевелился, Сережа плаксиво скривил рот, уронил голову на бок, и. Бинго . Я уж было подумал, он из тебя все мозги вытрахал. В дверях спальни стоял Олег: ноги широко расставлены, лицо перекошено. Сережа хотел было дернуться, прикрыться — нет, нет, НЕТ! — но понял вдруг, что не может и пальцем пошевелить. Он был распят на кровати, хуже, чем просто голый, с этой дурацкой футболкой у самого подбородка, с пальцами Вадима в заднице, с… по ареоле соску, царапая нежную кожу, прошелся острый длинный коготок, и Сережа, ненавидя себя, тихонько заскулил от болезненного удовольствия, не в силах отвести взгляда от Олегова лица. Он не позволил ему даже зажмуриться. Наверное, это заняло считанные секунды, но Сереже показалось, что они с Олегом смотрели друг на друга целую вечность. — Он сам попросил, — сказал откуда-то издалека Вадим. — Скажи ему, что ты сам меня попросил. Сережа возненавидел его в ту самую секунду, как Вадим согнул пальцы у него внутри. Потому что его подбросило на постели, потому что он застонал, потому что выдохнул обреченное "д-да". Потому что по животу снова потекло липкое, вязкое — от того, что Вадим едва пошевелил пальцами, а Олег смотрел на него вот такого. Испорченного. Красивого. Отвратительного. Возбуждающего. Оргазмом размазало, почти как когда Сережа впервые попробовал добытую Олегом черт знает где травку: он тогда почти ничего не осознавал и только глупо хихикал, уткнувшись Олегу между плечом и шеей, пока Олег гладил его по волосам и только продолжал смешить. Сейчас во всем его теле властвовала такая же необъяснимая легкость, руки-ноги по-прежнему не слушались, чужие голоса доносились как будто издалека, из какого-то другого мира. Кажется, Вадим сказал: — Его чем-то накачали в клинике, он попросил помочь, а я ж не зверь — отказывать человеку в беде. И еще сказал: — Давай только без сцен супружеской верности, окей? И: — Я с ним не справляюсь один, он уже трижды кончил, и ты посмотри. Трижды? Сережа помнил только… По головке члена прошлись пальцы, и Сережа протестующе захныкал, слишком чувствительный к прикосновениям. У него все еще стояло. Он был отвратительно пуст и понятия не имел, когда и почему Вадим вытащил из него пальцы. Олег все еще стоял в дверном проеме и смотрел, смотрел, смотрел. Не на Вадима. На Сережу. Конечно, на тебя, идиот. Непонятно только, чего он телится. Как будто я не помню, как он залипал на тебя весь первый курс, стоило тебе из душа выйти. Нет . Давай, Волков, бери, пока я добрый и очень, очень, очень хочу пальцы Вадима обратно. Нет. Нет, Олег не мог, Олег бы рассказал ему. Так же, как ты рассказал ему? Держи карман шире. Олег наконец отлип от дверного косяка, и на мгновение Сереже показалось, что он сейчас развернется и уйдет. И Вадим уйдет следом за ним. И Сережа ничего не сможет с этим сделать, а сможет только перекатиться на живот и тереться о постель, как безмозглое, похотливое животное. — Олег! — окликнул он, вдруг вновь обретая власть над собственным голосом. Из глаз брызнули слезы, и Сережа зачастил, проглатывая половину слов: — П-прости меня, й–й-я не хотел, клянусь. То есть хотел, но!.. Они на-накачали меня чем-то, они постоянно так делали, я думал, ч-что получится пе-перетерпеть, я пытался, че… честное слово! Но я не смог, не смог, м-мне было надо, так сильно надо, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста не бросай меня, не… Лицо Олега исказила непонятная, незнакомая эмоция, и он, как завороженный шагнул вглубь комнаты. — Н-не отдавай меня им обратно, я не-е хочу обратно! Я п-пойму, если ты не захочешь меня больше видеть, но можно ты сейчас… всего разок, и, об-бещаю… Слова закончились, совсем, и теперь Сережа просто тяжело дышал, умоляюще глядя на Олега. Пожалуйста, пускай он не возненавидит Сережу. Пускай даст ему еще шанс. Сережа кончит сейчас, ему станет легче, и больше никогда-никогда… Да никуда он от тебя не денется, господи боже, чего ты так разнылся. Рядом многозначительно кашлянули. — Ничего не хочу сказать, Поварешкин, но даже я не заставлял его так умолять, имей совесть и хоть каплю сострадания к бли… — Вад. — Все-все, заткнулся. По-прежнему громко и рвано дыша, Сережа прикрыл глаза, с облегчением понимая, что хотя бы это он сделать теперь в состоянии, и отвернул голову. Сердце колотилось как бешеное, его самого всего трясло от возбуждения и ужаса. Он больше не чувствовал ни прикосновений Вадима, ни Олегова взгляда. Сейчас, понял он, они уйдут. Вот сейчас, прямо… Кровать рядом с ним прогнулась, липкой и влажной от слез щеки аккуратно коснулись чьи-то пальцы, и Сережа с тихим стоном подался им навстречу. — Сереж, — позвал Олег мягко, — посмотри на меня. Сережа замотал головой и только крепче зажмурился. — Пожалуйста. Сережа втянул голову в плечи, но ни удара, ни окрика за неповиновение не последовало. Успокойся. Успокойся, ну. Мы больше не в сраной богадельне. Это же Волков, он скорее руку себе отрубит, чем тронет тебя хоть пальцем. Тш-ш. Посмотри на него, тебе же хочется. Сережа кое-как открыл глаза и медленно повернул голову. Лицо Олега, нависшего над ним, расплывалось из-за слез. Олег снова погладил его по щеке, на этот раз тыльной стороной ладони, и Сережа издал тихий несчастный звук. Не надо. Зачем он дает Сереже надежду, зачем смотрит так, будто видит перед собой не жалкий комок из возбуждения и стыда а что-то… приятное? — Ты ни в чем не виноват, — мягко, но твердо сказал Олег. — И тебе не за что извиняться. Я не злюсь на тебя. Я не брошу тебя. И тем более я не верну тебя обратно. Никогда. Олег говорил чуть напряженно, но ласково и все не переставал гладить его щеку, и у Сережи вдруг задрожали губы от этой глупой, такой невинной ласки. Попроси его. — Ты п-поможешь мне? Олег кивнул. — Помогу. А потом, когда тебе станет полегче, мы со всем разберемся, идет? Да. Да. Олег даст ему шанс, позволит объясниться. Сережа все-все исправит. — А Ва-вадим? — Хочешь, чтобы он ушел? — Эй, я здесь вообще-то подольше твоего, — Вадим одернул Олега, а по бедру почему-то шлепнул Сережу. Но это был приятный, несильный шлепок. Сережа мотнул головой: нет, он определенно не хотел, чтобы Вадим уходил. Еще бы ты променял ЭТИ пальцы и язык на своего проклятого Волкова! Напряжение, то нервное, за секунду-до-катастрофы напряжение, которое Сережа почувствовал, увидев на пороге Олега, понемногу спадало, уступая место куда более приятным вещам. Вадим задержал ладонь у Сережи на бедре, погладил его. Ареолы правого соска снова коснулся острый птичий коготок, и Сережа судоржно втянул воздух ртом, по-прежнему глядя на Олега. Олег ласково погладил его у виска, неуверенно скользнул пальцами ниже — на скулу, потом на щеку, пока не добрался до приоткрытых губ. Сереже показалось: весь мир на мгновение исчез. Остались только они с Олегом, остался только его искусанный рот и пальцы Олега, такие восхитительно длинные, нежные, аккуратные. Умирая от стыда, Сережа высунул язык и на пробу коснулся подушечек. Они были шершавые и чуть солоноватые. Не в силах больше смотреть на Олега, он прикрыл глаза и втянул щеки, вбирая пальцы и принимаясь их посасывать. Во-от это другое дело, солнце. Можешь же, когда хочешь. Сережа тихонько застонал, целиком и полностью отдаваясь процессу и приятной, щекотной вибрации внутри. Да. Умничка. Не думай, ни о чем не думай. Расслабься. О тебе позаботятся. Чувствуешь, как они трогают тебя? Сережа чувствовал. Как вернулись на тело руки Вадима, как он коснулся губами Сережиного колена, как снова приставил ко входу пару пальцев и толкнулся внутрь, стоило только Сереже невнятно, но требовательно застонать вокруг пальцев Олега. Как Олег погладил его язык, как он поймал ритм, неглубоко, но размеренно и сильно трахая Сережин рот. Как его вторая рука легла Сереже на живот, начала гладить, коснулась головки. — Поце…поце-мхмм-луй, — потребовал Сережа, скользнув языком между пальцев Олега, раздвигая их, чтобы было больше, полнее. И Олег его поцеловал, прямо так, не убирая руки, проникая в рот еще и языком. Вадим согнул пальцы у него внутри, находя и надавливая на простату, обвел ее по кругу. Сережа выгнулся, кончая, кусил пальцы у себя во рту, обмяк на простынях, а потом, стоило Вадиму добавить третий и почти сразу за ним четвертый пальцы, кажется, кончил снова. И еще. И еще. Дальше Сережа помнил смутно. Он совершенно потерялся в ощущениях и прикосновениях, Олег и Вадим трогали его в четыре руки и целовали в два восхитительных горячих рта, а Сережа только беспомощно хныкал и елозил под ними, умоляя не то никогда не останавливаться, не то дать ему хотя бы секундную передышку. Они не давали. Они не останавливались. Совсем скоро силы начали его покидать, как сквозь дымку Сережа услышал, как Вадим бросил Олегу задыхающееся: — Я сейчас ебнусь с ним, яйца звенят уже. — Только попробуй, — рыкнул Олег в ответ, отрываясь от зацелованных Сережиных губ, и Сережа обиженно заныл, оставленный без внимания. — Тш-ш, я сейчас. Вадик, я серьезно… — Тихо, Волчик, на розочку не претендую, сам сорвешь, как дозреешь, а мы пока… Сережа слабо вскрикнул и почему-то рассмеялся, когда Вадим свел его ноги вместе, поднял и закинул себе на плечо. Будь умничкой, сожми бедра. Сережа послушался, и в следующее мгновение между ляжек скользнула крупная влажная головка. Ее бы внутрь — Сережа согласно замычал — но придется отложить до следующего раза. Мы ведь не хотим, чтобы два твоих потенциально неплохих ебыря переубивали друг друга за право первой ночи. Право первой ночи у Олега, возразил Сережа. Ладно, ладно, пусть так. Все равно надо будет размяться перед по-настоящему большим членом. З-зараза. Вадим с тихими хриплыми выдохами начал толкаться, Олег одновременно с этим положил ладонь Сереже на член и принялся гладить. Кажется, через пару секунд он снова кончил. Или вырубился. Тело стало восхитительно легким, свободным, больше не пекло ни жаром в паху, ни стыдом за ребрами. Сережины ноги, целомудренно сведенные вместе, снова лежали на постели. Его больше не касались. — А ты? — спросил Вадим откуда-то издалека, как будто с изнанки сна, и Сережа не понял, что "а он". — Я потом, — отозвался такой же далекий Олег. — Поможешь мне? Сережа почти не запомнил, как они вытирали его, слабо мяукающего и почти не сопротивляющегося, как поднимали с кровати и возвращали обратно, на чистое, восхитительно пахнущее постельное белье, как поили с рук и заворачивали в одеяло. Запомнил только, как всего на секундочку приоткрыл глаза и увидел Олега. Олег сидел на кровати и гладил Сережу по волосам. С лоджии слабо тянуло табачным дымом. — Тебе полегче? — взволнованно спросил Олег и Сережа смазанно кивнул, тут же срываясь в широкий зевок. — Хорошо, тогда засыпай. Я буду рядом. Мы будем. И я. Спи. И Сережа послушно провалился в долгий сон без сновидений. конец