Полынь или сладость? Горе или радость? Не друг по шалостям — не его уровень, не враг — детские обиды остались позади. Так страшно и горько. Я для него просто приятель, временное спасение от одиночества. Когда Сережа снова откажется гулять по абсолютно любой причине, я не смогу отказаться, не посмотрю косо. Просто удобный приятель, о которого можно вытереть ноги, который…
Где-то в душе Игорька что-то противно защипало. Вот что думает о нем тихий Кешка, потому и ничего не делает. — Когда Игорь для меня целый мир, а я для него… Эм-м, nihil? — прочел Катамаранов и замялся. Его тихий голос в вечернем лесу прозвучал чуть громче, чем он того хотел. — Эт что за зверь такой? — Латынь, — безжизненным голосом ответил Женеров. — Ничто. — Когда я для тебя целый мир, а ты для меня ничто?.. — Я уже сам во всем, — отозвался Кеша, но сам же отмахнулся. Знал наверняка, что снова запутается в своих же словах. — Надо ли вообще говорить? — Что ж ты делаешь, Водолазка? — невпопад выдохнул Игорь. Катамаранову было странно понять, что его неясные чувства к Женерову оказались весьма взаимными, пускай он и всячески их отгонял, не пытаясь разобраться. Кешка сейчас был таким тихим и робким, но этот взгляд. В карих глазах была печаль и ясность одновременно. Пока его друг корпел над учебниками, корил себя за свои же невысказанные чувства или писал эти горькие строки в свой блокнот, Игорь жил где-то в своем мире, ни о чем не ведая. — Ну что ж ты так? Подойди ближе. Не послушался, потому Игорь сам подошел ближе, осторожно пригладил дрожащие плечи Кешки, затем осторожно коснулся прохладными пальцами разгоряченной щеки. Такой испуганный, будто бы сейчас произойдет какая-нибудь атомная катастрофа! Вот только с подачи Женерова Игорек знал, что такого попросту быть не может — атом-то мирный — вот и никаких катастроф. Тем более в этом тихом лесу их никто не увидит. Просто робкое касание губ, просто по любви… Узнал бы Кешка, сгорел бы от стыда. Чтобы вот так просто, его старый неприятель, а потом вовсе друг… Два носа неловко столкнулись, что вызвало у мальчишек смех — неловкий и искренний. — Глаза закрой. — Как в фильмах? — тихо спросил Кешка, но послушно прикрыл глаза и подался вперед. Губы Женерова накрыли приоткрытые губы Игоря. Для него это был не первый поцелуй, в то время как Кеша никогда даже и не думал кого-то поцеловать… Впрочем, он лукавил, Игорек попросту не долистал последние записи. Один лишь сон с четверга на пятницу, когда подбитый Натальич спрыгнул с коня, словно принц из девчачьих сказок… Первая неловкость сменилась стыдом, но тут же сгорела в крепких руках Катамаранова. Что для одного новый опыт, то для другого смесь странных чувств. Это не случайный поцелуй с какой-нибудь красивой девчонкой на танцах, скорее, нечто взаимное и желанное. Тайное и запретное. Нельзя же полюбить другого мальчишку — табу. Именно с этим горьким послевкусием Игорь отстранился первым, взглянул на раскрасневшегося Кешку и улыбнулся. Никаких криков, отрицаний, будто бы ждет что-то еще, распаленный с чуть взъерошенными кудряшками. — Как-то так. Что скажешь? — хитро улыбаясь, шепнул Катамаранов. — Скажу, что мне понравилось, — открывая глаза, ответил Кешка. — С тобой понравилось. И ты… понравилось. Давно. Понравилось. Люб… не… а-а! Вместо тысячи ненужных слов, Игорек резко притянул к себе Женерова и впился в его губы. В этот раз Натальич был чуть более напористым, а его руки неприлично поползли вниз по дрожащей спине Кешки, вызывая возмущенный вздох. От изумления он даже прикусил губу Игоря, тут же охнул и дернулся. — Прости! — зажмурился Женеров. — Ах ты!.. В ход пошел язык и легкие укусы. Игорек явно умел целоваться, в отличии от неопытного друга. Кешка же просто получал тихое удовольствие. Пускай в брюках давно стало тесно, это было так неважно, важны лишь эти нескромные касания губ. Сколько продолжалась эта сладкая пытка, никто не знал. Просто Игорь немного ослабил свои объятия, а Женеров немного отстранился. — Вот теперь у нас есть страшный секрет, — тихо проговорил Катамаранов. — А, ну и да, ты мне не какой-то там… «нахуй». — Nihil! — шикнул Кешка. — Ну да, я так и сказал, — Игорь рассмеялся, затем серьезно ответил: — Нравишься ты мне, Водолазка, пусть и говорить такое нельзя. Карие глаза напротив изумленно распахнулись, вмиг загорелись счастьем. Пускай эти чувства останутся маленькой тайной одного леса, пускай будут запретными и останутся только между Игорьком и Кешкой. Выгонят из октябрят, потом не пустят в комсомол… Что будет дальше, было страшно подумать, потому Женеров робко спросил: — Ты же, ну, никому? — И ты никому, — взгляд упал на лежащий под ногами блокнот. Подняв книжицу, Игорь протянул ее Кешке, затем сжал его ладонями: — Держи и спрячь куда подальше, а еще лучше оставь где-нибудь здесь, а уж я припрячу. — А-а, зачем мы сюда пришли? — запоздало задался вопросом Кешка. — Да так, посидеть просто хотел. Я ж тут гитарку принес, да веток под костер натаскал… Женеров странновато улыбнулся. Именно в тот момент он решил сжечь свои же записи. Нельзя же так просто писать о любви к другому мальчишке. Раз даже Катамаранов нашел его записи, то что это стоит кому-то другому, пускай даже матери или отцу? Они же правильные до самого мозга костей, если не пойдут в органы, так упекут собственного сына в лечебницу. Кешка снова вздрогнул, стоило только вспомнить тот самый разговор о пользе психиатрии. Ведь даже педерастию лечат, — застучало в кудрявой голове, потому Женеров отчаянно прижался к Игорьку. — Ты ч-во, Водолазк, замерз, что ли? — спросил Катамаранов. — Да, это я как-то не подумавши. Налегке оделся, — ответил Кешка. — А вообще, ну, я сжечь хотел. Записки свои. Раз уж ты, ну, вот… эх! Женеров удрученно покачал головой, затем дрожащей рукой бросил блокнот в костер. — Кешка, ну что ж ты! — вскрикнул Игорек, дернулся было к костру, но сам же понял, что, в общем-то, опоздал. — Так хотел все почитать, понять тебя. Так ты, Водолазка! — Если ты так хочешь, то я тебе и без дневников смогу стихи писать, — ответил Кеша, стыдливо краснея. — Я полюбил тебя от луны до солнца, даже когда за окном непогода с метелью. Хочешь, оно и в тебе, мой хороший, проснется?.. А-а, метелью, метелью… — Или воспрянет какой-то красивой мамзелью? — подхватил Игорек и улыбнулся. — Верю тебе, верю. Тогда я для тебя буду в столовке котлеты таскать, чтобы лучше сочинялось. Катамаранов прижал к себе Кешку и заулыбался. Ради него хотелось идти на любые безумства, даже необязательно об этом писать стихи. Ну а Женеров прижался ближе. Ему не нужны были ни приветы, ни котлеты, лишь бы Игорек был таким же безбашенным.***
23 мая 2023 г. в 09:00
Кешка спустился вниз по лестнице, почему-то он сильно спешил к своему другу. Впрочем, стоило только поднести руку к звонку, как дверь распахнулась, выпуская Игорька в подъезд.
— Ма, я ушел, — крикнул Катамаранов вглубь квартиры, затем повернулся к Кеше и произнес с улыбкой: — Привет?
— Ой, да, привет, что-то я? — рассеянно ответил Женеров. — Так ты… тоже, того? Ну, собирался?..
Кешка готов был разбить себе лоб за свои же словечки. В последнее время он все чаще и чаще замечал, как начинает волноваться, оставаясь один на один с Игорьком. Вот вроде бы столько лет учились в одном классе, столько бед нахлебались, тем более, что чаще всего они брали с собой Сережку Жилина. Вот только в последнее время их общий друг почему-то отошел на второй план, зачастую Катамаранову было куда проще позвать на прогулку Женерова, даром что они жили в одном подъезде на Заводской улице. Пока Кеша спешно летел вниз по ступенькам, на подоконнике первого этажа его уже лениво дожидался Игорек.
— Ага. Я все пытался Серого позвать, но тут ни уговорами, ни звонками, — пожал плечами Игорь. — Г-рит, предки не пускают.
Врет, как пить дать, — подумал Катамаранов, но доверчивому Женерову этого не сказал.
Кешка поверил, он знал нрав строгого майора Жилина. Впрочем, Игорек мог и слукавить — даже руки в карманы олимпийки спрятал. Хотя, какой ему резон? Вообще из компании друзей только Сережа был чересчур важным и занятым мальчишкой.
— Значит, опять вдвоем?
Вместо ответа Игорек вышел из подъезда, тем самым заставил Женерова пойти следом. Кешку немного потряхивало от того, что опять нужно играть самого себя, заталкивать свои странные мысли куда поглубже. В конце концов, как-нибудь само пройдет, пускай и «болело» уже полтора года. Как коснешься этого всего, так сразу же сомнения разбирали с утроенной силой.
— А-а куда пойдем-то, Игорь? — остановился вдруг Кешка.
— Я бы предложил поиграть в квадрат, — почесал затылок Катамаранов, — но, как ты видишь, нас всего лишь двое, да и мяча у меня как такового и нет с собой. Так что остается нам с тобой развлекаться тем, что есть.
— Хочешь сказать, опять пойдем в лес?
Кешка поежился. Игорек его запросто обставит в прятках, уж ему-то местный лес знаком куда лучше, чем собственные пять пальцев. Опять спрячется где-нибудь на дереве, а Женеров пойдет домой, тяжело вздыхая. Только Сережке под силу найти Катамаранова даже в самой непролазной чаще. А что Кеша?.. Опять будет терзаться сомнениями — вдруг сказал что-то не то или не так? А ведь может обидеть невзначай, даже…
— А куда ж еще? — задумчиво произнес Игорек. — Вот только в прятки играть не будем.
Не хочу видеть тебя плачущим, — подумал Катамаранов, но вслух так и не сказал. — Опять буду всю ночь себя терзать угрызениями совести. Нет, ну какой же я дурак, совершенно не умею быть правильным!
— Тогда пойдем, — быстро согласился Кешка, пряча руки в карманы.
Весь путь до леса на окраине безымянного города прошел в рассеянном разговоре. Игорек что-то увлеченно рассказывал, а Женеров попросту кивал, будто китайский болванчик. Катамаранов едва заметно хмурился, но продолжал свой рассказ. Даже когда он невзначай выпалил свой самый чернушный анекдот, вычитанный в потертом сборнике пошлых шуток, Кешка все также кивал, так ничего против не сказал. Зная правильную натуру друга, Игорь ненадолго замолчал.
— Кешк, мы пришли.
— Угу, — снова кивок, снова идет дальше, глядя себе под ноги.
Твердолобый баран! Даже видя, что земля под ногами постепенно превращается в трясину, все равно идет вперед. И пусть сколько угодно говорят, что именно Натальич дурной, вот только до Женерова ему еще далеко.
— Кешка!
В самый последний момент Игорек успевает ухватить Женерова за руку, чтобы тот не угодил в болото. А еще Катамаранова бешеным называют!
— И-и…
— Знаю, что я Игорь, — насупился Натальич. — Мог бы просто спасибо сказать.
— Спасибо, — прошептал Кешка, боясь снова начать заикаться. — Ты меня-мне-мну… Со-соа-с… Спасибо.
Женеров остановился, отвел виноватый взгляд на носки своих ботинок. Он так не хотел сейчас показаться слабым, запутавшимся в своих же мыслях. Игорек видел Кешку и в куда более сложных ситуациях, но рыдать при нем не хотелось, хотя глаза и без того порывались на первые признаки нежелательной влажности. Так хотелось обругать самого себя за все — за глупость, за слабость, за несуразный характер, за сложный клубок чувств к старому другу, что когда-то был врагом. Но вместо того, чтобы взять себя в руки, Кешка, неожиданно даже для самого себя, всхлипнул. Непослушные горячие слезы скользнули вниз по щекам.
— Кеш? — испуганно округлил глаза Игорек, дрожащей рукой коснулся плеча друга. — Водолазк, ты чего это?.. Плачешь, что ли?
Несмотря на невозмутимый голос, Катамаранову сделалось не по себе. Будь он привычным собой, то пустил бы все эти слезы на смех — мол, «чего ты, Водолазка, конденсат выделяешь? Уж не от токсичных болот?» Вот только было не до смеха. Женеров мелко трясся, не глядя на Игорька, и было в этом что-то пугающее, терзающее нечто изнеженное, позабытое где-то глубоко внутри. Именно в этот же миг Натальичу захотелось отчаянно прижать к себе Кешку.
Мало ли, что там у него в голове сейчас творится. На свою голову так и вовсе можно болт кинуть, — ругая самого себя, подумал Катамаранов, затем неуклюже прижал к себе друга.
— Все хорошо, Кешк. Обошлось, — только и сумел выдавить из себя Игорек. — Если живы, значит, не помрем.
Женеров не мог понять, что именно нашло на него в этот момент, почему именно сейчас, именно расплакался, как последний слабак. И ладно бы, рассмеялся, подумаешь! Игорьку явно не привыкать к странноватым людям, раз сам такой. Но Кешке так хотелось отчаянно прижаться к угловатому плечу друга, наконец признаться в том, что в последнее время к Игорьку в сердце зарождаются странные, непотребные чувства. Женеров схватился за Игоря, будто бы тот был его спасением.
— Ого, ты, что, ножиком меня пырнуть?.. — чуть отстранился Катамаранов, потирая живот, но запоздало понял, что это было содержимое карманов друга.
— Я? Да как?! Я ж тебя, ну, не могу… Не буду, — заплетался в словах Кеша, скрывал виноватый взгляд среди пожухлой травы.
Игорь искренне не понимал, что вообще такое нашло на Женерова, но тут взыграло любопытство его натуры. Что же Кешка прятал в своих карманах? Вдруг вакцину какую, от которой Игорек терзался по ночам от странных мыслей. То начнет о прошлом сожалеть, то пытается утешить плачущего друга, а то и вовсе закрывает его собой, словно щитом, от любых невзгод… Чего только стоила та самая драка на прошлой неделе, когда какой-то приблатненный выпускник решил докопаться до мирного Женерова. Хорошо, что Игорь оказался рядом, навалял этому дурню и его дружкам, но в пылу драки сам по шапке получил порядком. Впрочем, отвыкать ли Катамаранову? Да и этот изумленный взгляд карих глаз явно стоил того. Игорек тогда криво усмехнулся, утирая кровь из-под разбитого носа. Как мало нужно для счастья этого несуразного мальчишки. Женеров даже промолчал, когда Катамаранов для полной уверенности послал этих ребят грубыми словами, но этот взгляд до сих пор невольно грел душу Натальичу.
Еще раз Водолаза тронешь, закопаю нахуй, — отозвалось в этот момент в голове Кешки. — А я тогда даже и не сказал ничего, просто отвел Игорька к себе, а там уже мамка моя помогла раны обработать, да отпаивала чаем с сушками.
Вот только теперь Катамаранов пытливо смотрел на Кешу. Женеров даже и не сопротивлялся, когда пронырливые руки нырнули в его карманы. Что там брать? Скромная коллекция стеклышек, пара карамелек, простенький блокнот и ручка, но никаких ножей.
Теперь он обо всем узнает, — только и подумал Кешка. — Если бы можно было умереть от стыда, то я бы уже умер в двадцать первый раз, и это только за последние две недели.
С кривой усмешкой Катамаранов открыл первый попавшийся наугад разворот. Ничего читабельного — страницы густо закрашены то ли тушью, то ли гуашью, залиты водой, если не слезами. Листнул дальше. Водолазка не противился, все также стоял напротив, потупив покрасневшие глаза куда-то в землю, тонкие руки обнимали собственное тощее тельце.
Где ж ты, прежний Кешка? Накричи как дурной, отними, — мысленно молил Игорек, хотя проворные пальцы продолжали безжалостно листать слишком личный для Женерова блокнот. — В конце концов пырни меня ножичком, у тебя же должен быть, как у любого уважающего мальчишки. Да даже если и нету, толкни в болото, а я поддамся. Кинься потом меня спасать, то назову тебя героем, пусть даже полушутливо.
Вот только Женеров ничего сделать не мог и, признаться честно, не хотел. Самый страшный секрет оказался в руках того, кому предназначались эти стихи. Кешке казалось, что сейчас Игорек огласит едва ли не весь лес каким-нибудь дурным голосом или покатится со смеху… И зачем только этот блокнот оказался в кармане куртки?
Катамаранов открыл очередной разворот, ехидно улыбнулся, набрал побольше воздуха и тут же выдохнул. Глаза выискали неправильные строки.