Тема проекта №28

      «Всё идея выкладывать свои мысли на бумаге оказалась не такой уж и паршивой. По крайней мере, отец не догадается, что у меня есть бумага. Ему и не вздумается лезть в мои шкафчики или же в мой рюкзак, ибо всё, что в моей голове (едва ли), находится в системе — и его устраивает то, что он там видит. Признаться, я был тоже доволен, пока не повстречал свою будущую профессию. О да, отец, я знаю, как ты терпеть не можешь данное откровение, однако у тебя есть возможность сказать, что тебе не по вкусу, а у меня нет. Только я — и эта бумага.       И всё же мне боязно. Я надеюсь, я успею сжечь это всё до того, как он всё же найдёт местонахождение моих мыслей. Это всего-то временная забава, не более».

***

      — …В конце концов, у бета-людей нет будущего, — звонкий женский голос отдавался от белых стен. — Они ничтожны и склонны прислушиваться к своим внутренним желаниям. Они уничтожают себя из-за глупости, а других — из-за низменных грёз. И, что я хочу напомнить: одному из вас попадётся тема проекта «Какими путями возможно ускорить умственную эволюцию человеческих созданий». Может быть, у кого-то уже есть какие-то идеи?       Одна из рук возвысилась вверх.       — Я Вас слушаю.       — Ну, — прозвучало долго, — заставить их эволюционировать.       — Обширнее!..       — Столкнуть лицом к лицу со смертью.       Рейнджой глубоко ненавидел «Углублённое изучение человеческое социума». «Углублённое» казалось насмешкой над самим значением слова, ведь данный предмет был настолько скудным в новизне информации, что он легко мог предсказать следующие слова лектора. Чересчур банальные вещи было сложно разжёвывать, так как осталась всего-то жидкая масса, что осталось либо проглотить, либо выплюнуть.       — Что ж, — искренне довольный тон греет уши довольного «гения». — Мне нравится Ваш подход к данной теме; возможно, именно она достанется Вам.       Рейнджой позволил себе слабую улыбку: ему не досталась эта тема.       В общем-то, он бы с радостью отказался от любой из тем. Земляне ему были безразличны.       Раздался слабый писк часов. Время истекло. Час для перерыва. Следующий предмет был тридцатью этажами ниже — «Физическая подготовка». Рейнджой тоже не любил этот предмет: он был слабее своих ровесников, несмотря на то, что всегда преуспевал в учёбе, и даже больше.       — Рейн!       Сирша, В-203+В-204. Его товарищ, противоположный ему: безалаберный, незаинтересованный в «эволюции» — или «может, когда хочет». Его натура не была склонна к дисциплине, а его интересы были исключительно развлекательного характера.       Сирша был хорошо сложен и высок. Как подмечали про себя другие, — приятен на лицо, в чём помогали его чрезвычайно редкие карие глаза, в которых считывались озорство и простонравие, да острый длинноватый нос, что забавно растягивался, когда Сирша улыбался.       Однако он давно не стригся. Его светлые волосы всякий раз подпрыгивали в такт хаотичным движениями молодого человека. Это отталкивало других особ, и они считали данного юношу… странным. Точнее сказать, чужеродным.       — Ты не представляешь, что я, чёрт возьми, получил!       Рейнджой прекрасно понимал, почему его товарищ ещё не был отчислен, — статус. Именно он позволял Сиршу опаздывать или вовсе не приходить на занятия. Однако он также прекрасно знал, что у него был ещё один статус — статус самого младшего ребёнка в семье из восьми. Кому было до него дело, когда остальные уже получили свои B-статусы?       — Где ты был? — насупился Рейнджой. — Я был близок к тому, чтобы сойти с ума от безысходности на абсолютно бестолковом предмете.       Сирша фыркнул.       — Хочешь, чтобы я сказал честно?       — Ну, если это не нарушает твои личные границы, то… может быть?       Его товарищ чуть наклонился, опасливо оглядываясь.       — Я дрочил. Всё, мать твою, утро.       И чуть не рассмеялся: у Рейнджоя было самое задумчивое лицо, которое могло быть, как будто Сирша признался ему в чём-то сокровенном или дал нелёгкую задачу для размышления.       — Ты… что? — неуверенно переспросил тот.       — Рейн, не беси меня, — шикнул Сирша. — Я тебя попросил на днях прочитать то, что я тебе скинул, ты опять забыл?       Рейн вздохнул. Как будто он читал весь тот бессмысленный поток, зная, что всё это — то, что рассказал старик Од, а который раз вернувшийся с путешествия на Землю.       — Да скажи уже, — устало промолвил Рейнджой.       — Я мастурбирова-ал себя, — мечтательно протянул Сирша, медленно разводя руками. — И да — я получил видеоряд, где две бета-женщины просто пожирают друг друга. Так хорошо я ещё никогда не отходил ото сна, Рейн, я клянусь.       Рейнджой испуганно взглянул ему в глаза.       — Только не говори, что ты мне собираешься прислать то же самое!       — Было бы некрасиво, если бы я не поделился этим с тобой!       — То есть…       — Да, друг мой, я уже прислал, — гордо промолвил Сирша.       — Ты спятил! — воскликнул Рейн. — Если мой отец найдёт это, он меня убьёт!       — А я думаю, он оценит! К тому же он что, копается в твоих вещах?       Рейнджой покачал головой и поплёлся дальше по коридору, пока за ним едва-едва переваливался Сирша.       Рейнджой не понимал, что в действительности его связывало с подобным товарищем. Они разные, у их семей разный имеется статус. Хотя, в общем-то, у них у обоих были проблемы с коммуникацией: Рейн просто не находил в этом отраду, а Сиршу намеренно избегали из-за его причуд.       Сиршу любили называть «землянином», хоть и не в лицо. Все знали его слабость к быту бета-людей.       …На Каелуме вопрос гендерного характера отличался уровню важности, сравнивая с Землёй. Сравнивая с эволюцией бета-людей, люди никогда не жили в условиях, требующих чёткого распределения ролей связанных с физическими или моральными факторами. На Земле принято считать, что мужчина, благодаря физическим преимуществам, добытчик, а женщина — хранительница так называемого «очага», ведь эволюция людей начинается примерно с той точки, где важную роль играло не умственное преимущество, а физическое.       Благоприятный климат и врождённый высокий уровень интеллекта на Каелуме же позволили не ставить гендерных рамок, поэтому такие простые вещи, как занятие физической активностью, не требовало определённых распределений, так как от мужчин не требовалось высокого уровня физической подготовки. Ведь, подумать только, зачем сила человека, когда найдётся всегда та самая механическая, превосходящая в десяток, а то ли не в сотню раз?       Однако Рейнджой каким-то образом всё равно оставался самым слабым из самых слабых. Он редко болел или переносил какие-либо неприятные недуги, но никогда не отличался ловкостью либо силой. Впрочем, молодой человек и не находил удовольствия в активности: ему нравилось приводить в состояние активности свой мозг, благодаря чему, несмотря на не столь высокую заинтересованность, у него был самый высокий рейтинговый балл среди своих сверстников.       Хотя отчего-то данный факт его мало веселил.       Если позволяла не столь прохладная погода, учащиеся занимались на улице. Если же нет — занятие проводилось в огромном зале, что позволял каждому найти свой способ реализовать себя в физической деятельности. Единственное, что среди представленного нравилось Рейну, — это бассейн. Он находился в другом зале, чуть поменьше, полностью предоставленный для плавания. Обычно им пользовались не так много, так как у каждого были предрассудки по поводу своего внешнего вида; впрочем, Рейнджой не мог похвастаться их отсутствием, однако плавать он любил, и это весьма успокаивало.       Ещё учась в среднем образовательном учреждении, Рейнджой, увлечённо читая книгу по бета-человеческой биологии, узнал, что на Земле телу женщину придаётся чрезмерное внимание: как и виде восхищения, так и наоборот. Самым забавным ему показалось, что женщины прикрывали груди, вешая на них так называемые «бюстгальтеры», начиная от обычных «полосок», заканчивая пёстрыми, что увеличивали грудь. Грудь, как явление, было привлекательным, оттого и скрываемым, а показать, пусть даже и случайно, было что-то вроде позора.       Эйфа была одна из тех, кто решил всё-таки поплавать, и Рейн смело смотрел на её грудь — из-за любопытства, конечно же. Переживая возраст становления в физически взрослого человека, юноша может возбуждаться ото всякого, но Рейн искренне не понимал, как такое могло возбуждать — и как вообще что-то между ног могло визуально нравится.       Что ж, благодаря Сирше и его порнографическим материалам, Рейнджой окончательно убедился, что с этим аспектом ему предстоит ещё поработать.       — Холодная вода! — взвизгнула Эйфа, вылезая обратно. — Тебе как, Рейн?       Он тотчас отвёл взор, как будто на мгновение стал землянином, считающего нескрытую человеческую часть тела пороком.       — Привыкнешь, — заверил Рейнджой, водя указательным пальцем по поверхности воды. — Ты ведь не часто плаваешь, верно?       — Я плохо плаваю, — пожала плечами девушка.       Со стороны за ними глазел наблюдатель: тот, кто фиксировал физическую активность учащегося.       Рейнджой был вовсе не против помочь.       — Я могу тебя придержать, если хочешь. Но вряд ли я хорош в обучении кого-либо.       Эйфа вновь полезла в воду, уже куда охотнее.       Рейнджой подплыл ближе и ненавязчиво притянул к себе. Она ему благодарно улыбнулась.       На Каелуме не существовало так подразумеваего представления об идеальной внешности человека, как и разнообразия во внешности в принципе. Когда на Земле процветал многообразный климат, оттого флора и фауна были краше, то на Каелуме климат был скудным и однообразным. Соответственно, никаких условий для создания разнообразных рас и речи не шло — только Земля могла вывести данный эксперимент на новый уровень, собрав воедино такую массу разных бета-людей.       И, собственно, у всех людей Каелума преимущественно можно было подчеркнуть бледноту, худощавость, светлый цвет глаз и волос. Но на примере карих глаз Сирши и тёмных волос Рейнджоя можно в который раз подчеркнуть, что биология допускает те или иные исключения.       Эйфа была такая, как все. Бледнолицая, с коротким светлым волосом и голубыми глазами. Почти весь базовый комплект, как у него. Она — это он.       И всё, что мешало ему узнать её поближе, — как минимум, возможное отличие статусов, которое всех так угнетает, но никто с этим ничего не делает.       И, словно уловив на удочку его мысли, Эйфа выпалила:       — Ты мне нравишься, знаешь ли.       Наблюдатель абсолютно точно не услышал её слов, но прекрасно заметил, как изменилось выражение лица молодого человека.       — Только не делай вид, что ты не расслышал.       — Расслышал, — сипло ответил Рейн, не останавливаясь в воде. — Спасибо, Эйфа.       — За что же?       — Не всякий бы такое сказал, зная, что это в итоге ни к чему не приведёт.       — Именно поэтому я решила это сделать так спонтанно, — сказала она, понемногу отпуская Рейнджоя. — Я недавно пересмотрела земные программы про школьников, и знаешь, мне так захотелось этой глупой романтики: делиться едой, гулять под ночным небом, целоваться за углами… и, чёрт побери, они плевать хотели, кто есть кто. Понимаешь, о чём я?..       Рейн промолчал, оставив лишь вздох вместо ответа. Такие темы было опасно поднимать, особенно девушкой.       И совсем скоро, явно разочарованная, Эйфа оставила плавание, как и самого Рейнджоя.       … Рейнджой искренне не осознавал, зачем Сирша присылал ему подобные вещи.       Две темнокожие бета-женщины целовали друг друга с неимоверной жадностью и в абсолютно обнажённом виде с самого откровенного ракурса, издавая звуки, напоминающие Рейну предсмертные стоны раненого животного — и, по логике дражайшего товарища, его отцу должны были ещё и понравиться подобные вещи.       В противном случае, ему вовсе не нравились женщины — так думал Сирша, и теперь начал побаиваться и сам Рейнджой.       На Земле однополые отношения были не столь частой, но вполне возможной практикой. От землян зачастую не так требовалось выполнение определённых вещей, связанных с созданием семьи либо деторождения, как от живущих на Каелуме людей. Каждая особа, желающая попасть в определённую ячейку общества, должна быть обеспечена партнёром, с которым у неё прекраснейшим образом воссоздастся идеальная почва для наследия, а также должен иметься идентичный код-статус. То есть — никакого неравенства.       Однако также никаких вольностей. Если особа мужского пола любит другую особу мужского пола, то есть только два выхода: подчиниться либо загнить.       Рейнджой удалил сообщение, что прислал Сирша, и откинулся на спинку кресла.       Из-за Эйфы у него щекотало под челюстью. Возможно, если бы они прогулялись вместе, он бы позволил себе в неё влюбиться.       Всё же Каелум и его чрезмерный прагматизм угнетали, нежели мотивировали. Здесь была чёткая система, что, удивительно, только прогрессировала до того уровня, чтобы позволить людям едва ли не дышать по графику.       Эйфа была права: они лишались чего-то простого, но до боли важного. И это из-за страха вовлечься в свободу.       — По мимике А-20+0, смею предположить, данная особа нуждается в… весёлой музыке!       — О чёрт, — закатил глаза Рейн. — Нет!       Тем временем музыка уже заиграла, а робот, из которого и звучала та самая музыка, забавно двигал своими тонкими механическими руками, пытаясь попасть в ритм.       — Нет, АА-20, я не нуждаюсь в весёлой музыке.       АА-20 с Рейном с самого детства, а за последние годы его отец так и не убрал данную функцию, как будто напрочь забыл, что его сын давно вырос.       Впрочем, с такой частотой, с какой мужчина бывал дома, Рейнджой бы даже не удивился бы, если бы тот забыл, как выглядит его собственное чадо.       — Тогда в чём нуждается А-20+0? — уточнил АА-20.       — Ни в чём!       — Внешние показатели А-20+0 не позволяют мне покинуть его: я предполагаю, уровень удовлетвоённости крайне низок, чтобы его игнорировать.       Рейнджой раздражённо закатил глаза.       Противная вещь — эти бесчувственные надоедливые железки.       — Ладно, твоя взяла. Включи мне… земное радио.       Ни для кого не секрет, что земная музыка была лучше, чем на Каелуме. Никто не мой объяснить данный феномен, однако, кажется, прослушивание такой музыки нравилось даже самым ярым ненавистникам бета-людей.       Однако в этот раз Рейнджой даже не уловил тот момент, как уснул под так называемую балладу, отчего не услышал, как домой вернулся его отец.       — Рейнджой, — молодой человек куда не упал, как только услышал его голос. — Я решился.       Музыка уже прекратила играть, и Рейнджой только мог предположить, какой пошлый текст ему удалось уловить в сей раз.       — Н-на что? — ещё не отойдя от полудрёма, уточнил Рейн.       Его отец улыбнулся. Так искренне, что Рейнджой даже занервничал.       — Час для моей собственной избирательной кампании, Рейни.       Впрочем, вовсе и не зря.