Та же старая песня

Первое день рождение Дина — праздник. Мэри хочет, чтобы оно было идеально — такое, чтобы Дин мог посмотреть на фотографии, когда он повзрослеет, и восхищаться тем, насколько сильно его мама и папа его любили. Она проводит два часа за день до праздника, надувая воздушные шары. Она заставляет Джона достать лестницу из сарая, чтобы повесить растяжки на карнизы их переднего крыльца. Она, вероятно, пригласила слишком много людей: все дети с группы Дина пришли, а так же несколько людей с работы Джона и их соседи. Холодно, на улице пасмурно и в доме громко, повсюду слышны визжащие звуки счастливых детей. Когда вечеринка в середине празднования, Мэри уходит на кухню, чтобы вставить свечи в торт. Он белый, с простой имитацией льва на нем. Тема вечеринки очевидна: львы. Это потому, что Дин любит своего плюшевого льва — подарок из детства Мэри — больше, чем что-либо еще. Она хочет, чтобы эта вечеринка была чем-то значимым и у Дина. На кухне звуки приглушены. Она может слышать голос Джона, чистый и глубокий, через разговоры других родителей и детей. Она может выделить милый смех Дина. Эта жизнь, которую она выстроила для себя, ненадежна. Половину времени она чувствует, как та истончается под кончиками пальцев, прямо как старое одеяло. Но сейчас, смотря на торт, который ей пришлось делать дважды, чтобы вышло правильно, та чувствуется тверже, чем что-либо еще. Эта жизнь реальна, и она безопасна. Дин посмотрит на фотографии этой вечеринки однажды днем, и будет удивлен, насколько идеально было его детство. Он станет учителем, или доктором, и он будет часто звонить Мэри. Он пожениться на милой девчонке. Он никогда не будет стоять на морозе, выискивая и дожидаясь монстра. Он никогда не узнает ощущение, когда режешь что-то, все еще дышащее. Она поджигает свечи. Входит в гостиную, смотрит на Дина в его крошечном комбинезоне и с пухлыми щёчками. Красивые руки Джона держат его крепко, и она поет. 2. Когда Дину исполняется шесть, Джон знает, что не может притворяться, что этого не происходит. Его предыдущее день рождение было всего через несколько месяцев после пожара, и Джону пришлось оставить это без внимания. Что он мог сделать? Он едва ли мог прокормить их троих тогда, что уж говорить о вечеринке. Дин был слишком маленьким, чтобы заметить, но Джон чувствовал себя дерьмово. Какие отцы игнорируют дни рождения их сыновей? Дин заслуживает празднования, особенно после этого года. Он был таким хорошим ребенком, прекрасным старшим братом для Сэмми. И он только начал разговаривать опять — в последний месяц, после года молчания, Дин прохрипел: «я голоден» с заднего сидения, и Джону пришлось притормозить и прижать кулак ко рту, чтобы удержаться от плача. Затем он отвёз их в макдональдс и взял Хэппи Миллы. Они в Миссури на двадцать четвёртое января. Джон пытается придумать, что может понравится шестилетке. Мэри бы закатила замечательную вечеринку. Мэри бы испекла торт, и прихватила бы прекрасный подарок, и она бы надрала зад Джону за то, что случилось после огня. Она бы выбила из него все дерьмо, он знает, что она бы сделала это. Жизнь на дороге не для маленьких мальчиков. Джон знает это. Но он также знает, что Мэри заслуживает справедливости. Когда-нибудь Сэм и Дин это поймут. В конце концов, Джон просто отвозит мальчиков на площадку. Там холодно, но на Дине новая куртка на подкладке, которую Джон нашел в Goodwill в Лубокке, и Сэм бегает вокруг него, выглядя как маршмеллоу в его пуховике. Мальчики смеются и играют, и борются как щенки. Когда ветер становится слишком невыносимым, Джон отвозит их в молл и покупает Дину крендель размером с его голову и набор машинок из спичечных коробков. Потом Джон забирает их на просторную парковку с множеством машин, один ребенок в одной руке, хотя это и заставляет его спину поднапрячься. Сэмми отключается мгновенно. Дин смотрит на Джона с его большими зелеными глазами. С каждым днем он становится похож на Мэри все больше. — Папочка, это был самый лучший день — говорит Дин. Джон чувствует, как уголки его глаз начинают гореть. Он не знает, что сказать, так что просто прижимает Дина немного ближе, держит немного крепче. 3. В ночь на двадцатое день рождение Дина, он врывается в город без предупреждения. Стучит в дверь мотеля, и когда Сэм глядит в глазок, он издает возглас возбужденного смеха. Когда он открывает дверь, то швыряется к Дину, выбивая из груди воздух. — Чувак, я думал, ты вернёшься только через две недели, — говорит Сэм. Дин смеется, взъерошивает волосы Сэма, бормочет о том, каким лохматым становится Сэм. — Черт возьми. Я рад видеть тебя. — И я тебя, Андрэ, — Дин делает вид, что смотрит на Сэма сверху вниз. — Ты что, два метра ростом? — Заткнись, — Сэм не видел его почти что месяц. — Отец послал его следовать за какой то рандомной наводкой в Луизиане, и, очевидно, новые дела продолжали всплывать, пока он был там. — О, с днем рождения! Я собирался позвонить тебе чуть позже. — Черт возьми, Сэмми, спасибо, — для кого либо другого это бы звучало саркастично, но Сэм мог видеть, что на самом деле Дин был рад тому, что Сэм помнил. Сэм с горечью гадает, взглянул ли отец на календарь сегодня. Он вероятно, слишком пьян для этого. — Хочешь сходить в кино или типа того? Я плачу, — говорит Сэм. Отчасти это эгоистичное предложение. У него домашка по математике, которую он все еще не сделал, его тошнит от вида мотельной комнаты и он не слышал от отца ничего почти что семьдесят два часа. Зависать с Дином всегда позволяло ему чувствовать себя нормальным — тот факт, что сегодня день рождение, просто приятный бонус. — Только если у меня будет свой попкорн, — говорит Дин. — Я не хочу подцепить одну из этих подростковых зараз. Сэм закатывает глаза. — Тебе буквально только что исполнилось двадцать. — Ты не поймешь, — говорит Дин глубокомысленно. — Ты поймешь, когда тебе тоже будет двадцать. Сэм протискивается мимо него, чтобы добраться до машины. — Как хочешь, придурок. — Подростковая сучка! — смеется Дин. Сэм до нелепого рад, что его брат вернулся. 4. — Ну, с днем рождения. Дин щурится от солнечного света. Бобби смотрит на него, но не делает ничего, чтобы помочь, только ухмыляется. Ребенку двадцать девять сегодня, и он выглядит все так же ворчливо и дезориентировано, как он выглядел в девять. -Что? Какого черта… Что происходит? Бобби действительно смешно от этого. Он дает Дину чашку дымящегося кофе, пока тот с трудом принимает сидячее положение на диване. Сэм все еще храпит на полу рядом. — Вы с Сэмом слишком много выпили вчера, празднуя твое день рождение, — говорит Бобби, -я сомневаюсь, что ты помнишь много. — Я… — Дин все еще пытается скрыть свои глаза от солнечного света. Он сжимает кофе так, словно это защищающий талисман. — Святое дерьмо, здесь так ярко, что происходит? — Ты перебрал, солнышко, — говорит ему Бобби. — И я позволил вам, сукиным детям, поспать подольше. Уже обед, а у нас есть исследование, которое нужно провести. Бобби пихает Сэма, который свернулся калачиком на ковре безо всякой подушки или одеяла, как чья-то собака, краем ботинка. Сэм всхрапывает и переворачивается. — Бобби, — говорит Дин жалобно, — не делай этого с нами. Мы. мы выпили слишком много прошлой ночью. — Да ладно, Шерлок. — Бобби опять пинает Сэма, который издает звук, близкий к словам. Хотя он не двигается. Дин осторожно хлебает кофе. — Бобби, — говорит он. — Исследование может подождать. По крайней мере до тех пор, когда Сэм больше не будет в коматозном состоянии. Бобби смотрит на ребенка. Он выглядит таким маленьким, неожиданно спрятанным на диване, выбранным Карен сотню лет назад, с одеялком, связанным его матерью, собравшимся у него на талии. Бобби все еще помнит, каким милым ребенком Дин был — в данный момент, в этом вытцвевшем январском солнечном сиянии, он выглядит примерно так же. — Этот день рождение не будет последним, Дин, — говорит Бобби, грубо, насколько ему это удается. — Ты не отправишься в ад, нет, если мне есть, что сказать по этому поводу. Но мы должны работать, чтобы убедиться в этом. Дин глядит на него. Бобби может сказать, что он напуган. Это что-то, что Джон никогда не мог понять насчет Дина, думает Бобби — ребенок был напуган все время. Бобби лишь хотел, что он чувствовал себя в безопасности. — Когда закончишь с кофе, иди и помоги мне, — в конце концов говорит Бобби. — И захвати своего брата-переростка. 5. Дину исполняется тридцать шесть, и он не упоминает об этом. Кастиэль знает, почему. Печать делает его раздражительным и вспыльчивым, но Дин хороший человек. Он не хочет праздновать. Он не хочет размышлять о том, чего он лишился или о тех вещах, которые он натворил за всю его жизнь. Он не хочет признавать изменения, через которые он проходит против своей воли. Кастиэль может понять. Но Дин заслуживает чего-то. Сейчас Кас знает, как важны дни рождения для людей. И Дин любит напоминать людям, которые заботятся о нем — он любит подарки и сюрпризы, и Кастиэль не позволит, чтобы этот день рождения прошел незаметно. Он размышляет об этом несколько недель. Это сложно, узнать, чего бы хотел Дин. Это должно быть что-то простое и практичное: иначе он будет смущен. Но это не может быть слишком простым, иначе Дин не почувствует себя достаточно важным. Неожиданно он натыкается на подходящую вещь. Он в секонд-хенде в Аризоне, преследуя тупиковую информацию про снятие печати, и когда он видит это, он знает, это идеальный подарок на день рождения Дина. Он внимательно считает свою наличку, и покупает ее на месте. Он находит простой синий подарочный пакет в резюме и уезжает обратно в Канзас с улыбкой на лице. Как только двадцать третье января перешагивает в двадцать четвертое, Кастиэль отодвигает свое пиво. Он сидит в библиотеке вместе с Дином, и он настолько возбужден, что едва ли стоит на ногах, желая скорее подарить ее. Это редкость для Каса, чувствовать, что он сделал что-то верно — и в этом моменте он уверен. — У меня есть кое-что для тебя. Дин поднимает свою бровь: «Что?» Кастиэль дает ему в руки пакет: — С днем рождения, Дин. Взгляд Дина стоил того. Кас бы сделал что угодно, чтобы увидеть этот взгляд. Выражение его лица резко сменяется между благодарностью, удивлением и любовью, и почтением. Аккуратно он достает куртку, которую Кас купил ему. — У нее есть подкладка, которая будет сохранять тепло, и карманы, чтобы положить свои вещи, — говорит ему Кастиэль, слова вылетают из его рта охотно. — Так что ты можешь носить ее часто. И узор в клеточку, я знаю, что ты такой любишь. Но зеленая, я думаю… — его голос затухает. Дин все еще пялится на куртку — я думал, она будет смотрется на тебе отлично. — Кас… — Дин проводит рукой по мягкой ткани. — Ты не должен был этого делать. — Я хотел. Дин смотрит вверх. Может, это игра света, но его глаза блестят. — Спасибо. Я... мне она нравится. Кастиэль позволяет теплу этих слов протечь через все его тело. 6. Сорок четвёртая вечеринка Дина завершена. Ну, Джек не уверен, что так можно сказать, потому что теперь здесь всего пять человек, полночь, все кроме него и Дина спят, но это все еще было забавно. Было много пиццы и нелепых праздничных шапочек. Они смотрели любимые фильмы Дина, которые Джек уже видел миллионы раз, но как угодно — Дин хорошо провел время. Эйлин и Сэм ушли домой пару часов назад, и в одиннадцать тридцать Кас ушел спать, наверх. Так что это были просто Джек и Дин, сидящие на крыльце бок о бок. Они оба пили кремовую газировку. И старое одеяльце было на их коленях. — И как оно ощущается, быть сорока четырехлетним? — Спрашивает Джек. –Болезнено. Мои суставы в полном дерьме. –Нет, правда, — Нервно спрашивает Джек. — Я спрашиваю серьезно. Ты счастлив? Дин глядит на него — он выглядит, как озабоченный отец. — Конечно. А что? — Честно? — Джек смотрит на него. Это тяжело, иногда, понимать, что этот добрый мужчина боялся слишком много. Должно быть, стоило бы закончить здесь. Джек любит Дина так же сильно, как и Дин его. — Я полагаю, я волнуюсь за тебя? И, пап, кстати… вещи далеко не такие, какими они были ранее, и это хорошо, но я никогда не…не хотел, чтобы тебе было грустно. Или ты чувствовал, будто этой жизни недостаточно. Дин долго на него глядит. Ветер шевелит его волосы. Джек слышит сову где-то в лесу. — Джек, я счастливее, чем я когда-либо думал, я смог быть, — говорит Дин. Он улыбается. У меня есть твой отец, ты, и Клэр, и Сэм, и Эйлин. Это все, что мне нужно. Это все, чего я хочу. — Ты уверен? — Абсолютно, — Дин стукается плечом с Джеком. — Я люблю тебя, ребенок. Джек улыбается: «я тоже тебя». Дин зевает, и делает глоток своей газировки. Он смотрит на звезды. –это чертовски хорошая ночь, чтобы быть живым.