Ведьма Оинктала

— Espiritu Santo! Громогласный крик огласил округу, раздался глухой удар закованного в латную перчатку кулака о стальную ладонь, и дон Алехандро одним быстрым движением выхватил из ножен полуторный меч. Сталь запела чистой звонкой нотой, унёсшейся в чёрное небо, и вернулась тихим, почти потусторонним эхом, словно в насмешку над ним. — Espiritu Santo! — ещё раз для острастки выкрикнул рыцарь и принял боевую стойку. Заклинание не сработало. Глаза дона Алехандро так и не вспыхнули белым, и ни малейшего намёка на свет Святого Духа перед ним! Защитный щит не появился, будто сама земля лишала его возможности существовать в этих горах. Будто вытягивала всю силу до того, как она создаст благодать для паладина. В кромешной ночной тьме Восточных Земель слышалось лишь тяжёлое дыхание самого дона Алехандро и похрапывание его перепуганного боевого коня. Дестриер был заговорённый, но теперь рыцарь не был уверен ни в чём. Заговорённый или нет, его исполинский тяжеловес в круппере и шанфроне, с мохнатыми крепкими ногами и широкой грудью, одетой в тускло поблёскивающий пейтраль, боялся и перетаптывался на месте, точно жеребенок. Дон Алехандро не стал опускать забрала, как делал это обычно, потому что и так не было видно ни зги. Кругом его обступали острые скалы, а над головой скупо мерцали безразличные звезды. — Проклятье! — выругался дон Алехандро и, перекинув ногу через седло, спустился с коня. Рыцарь стоял и никак не мог понять, в какой момент он разминулся со своим отрядом и началось вот это. Всего каких-то два дня назад Алехандро шёл вдоль границ с Чёрными Королевствами, направляясь в Ангелдон, чтобы договориться о встрече с наместником Трёх Городов. На востоке начиналась война, и Три Города располагались в опасной близости от Валкении и Оинктала, земель тёмных заклинателей, где проповедовали культ Нэга Кохарая. Кохарай — подземный владыка, отец бога смерти, последний из Старших Богов. И, конечно, в планы дона Алехандро не входило даже одной ногой переступить невидимую границу, за которой простирались эти Нэговы Чёрные Королевства. Но… Это вездесущее «но». Алехандро потерялся. На ровном месте! Почти на ровном, учитывая, что тут была всё-таки далеко не равнинная местность. Еле заметная горная тропа петляла среди скал, и, как теперь он понял, уводила путника всё дальше от назначенного маршрута. Наверное, стоило сложить у тропы дорожный алтарь и принести жертву. Вот только не верил дон Алехандро в силу четырёх стихий, потому как был он паладином. Неужели пирамидка из камушков чем-то ему поможет? За годы службы у Повелителя Пардоса воин света так привык к тому, что вся его сила легко и без заминок приходила к нему «во имя Святого Духа», что в момент, когда он попытался привычным жестом сотворить охранное заклинание, а оно не сработало, дону Алехандро стало не по себе. Он от неожиданности даже дышать перестал. Дестриер в темноте бесновался, словно по ногам у него ползали змеи, и Алехандро пришлось перехватить меч одной рукой, чтобы другой удерживать коня на месте. Лишиться в этой глуши ещё и рыцарского заговорённого жеребца, которого клеймил сам Маршал Варгас, он бы не хотел. Боевое заклинание наверняка тоже не сработает, если на него нападут, и вот это было совсем плохо! «А что, если и клеймо Варгаса тоже не работает так, как надо?» — мелькнула непрошеная мысль, обдавая могильным холодом. Не-е-ет, Маршал не был в полном смысле этого слова ни боевым, ни поддерживающим магом. Он лишь ставил охранные печати на верховых коней и умел их лечить да успокаивать. Те, кто после этой процедуры выживал, становились неуязвимыми и ценились на вес золота. Лучше всего у него получалось с жеребцами. Это же печать. Она намного примитивнее боевых и охранных заклинаний, существует сама в себе и потому отменить её сложнее. — Тише, тише, Ганадор! — прижимая голову коня к стальному плечу, успокаивал животное дон Алехандро. Да уж, Маршал Варгас сейчас не помешал бы с его тихим шёпотом, после которого останавливались даже несущие лошади! В этой кромешной тьме идти было опасно. Тонна испуганных мускулов в конском доспехе, тревожно храпящая в его плечо и выкатывавшая на него безумный, сверкающий белизной глаз, не добавляла дону Алехандро оптимизма. Если Ганадор впадет в безумие, то он с ним не справится. Надо было искать место для ночлега. Но куда можно спрятаться на этом голом горном хребте, где лишь изредка попадались жёсткие клочки приземистого колючего кустарника, а всё остальное — щебень да камни? Паладин не ведал. Они оба тут как на ладони — выделяются двумя чёрными силуэтами на фоне звёздного неба! — Пойдём-пойдём! Тише. — Алехандро потянул за узду дестриера и начал спускаться в седловину, усыпанную острым крошащимся камнем, скорее угадывая, куда наступать, чем видя на самом деле. Вдруг вдали что-то сверкнуло. Лишь на мгновение, точно светлячок. Полыхнуло красно-жёлтое маленькое пятнышко. Рыцарь резко остановил коня и замер, приглядываясь. Огонёк мигнул снова. Неровный свет где-то впереди, среди каменных гря. Сомнений не было — чей-то костёр. Алехандро машинально прошептал «Espiritu Santo», ударяя ладонью по сжатому на рукояти меча кулаку, но тут же понял, что он полный глупец, — охранное поле снова не сработало, оставив его таким же беззащитным, как и прежде. Сколько было людей у огня и люди ли это, паладин отсюда не мог разобрать. Конечно, дон Алехандро не был трусом, но сейчас он превратился в обыкновенного рыцаря, способного крушить своих врагов лишь силой своего обоюдоострого меча, и даже не мог впасть в боевой экстаз. Тем не менее дон Алехандро двинулся по направлению к дрожащему огоньку, который то и дело мигал то ли от ветра, которого, к слову сказать, почти не было, то ли оттого, что некто, не прекращая, ходил вокруг него, словно в каком-то замедленном танце. Последний раз спускаясь вниз и выныривая из седловины, Алехандро с удивлением обнаружил, что у костра никого нет. Опасаясь засады, он застыл на месте. Вдруг откуда-то слева послышался шорох. — Све-е-ет! — гаркнул во всю глотку паладин, резко разворачиваясь на звук и занося над головой меч, и тут истошный вопль ужаса пронзил ночную тишину. Дон Алехандро еле успел увести меч в сторону и с оглушающим звоном высек сноп искр из валуна, о который ударил лезвием. Конечно, никакой «Свет!» не сработал, но перед рыцарем и не чудовище стояло. Перепуганная насмерть девушка, бледная как полотно, в длинной льняной исподней рубахе тряслась на земле. В момент замаха несчастная потеряла равновесие и упала, сжавшись в комок у ног паладина, и теперь смотрела расширившимися от ужаса глазами на дона Алехандро, который в этот момент был страшен, как исполинский демон Ри, — огромный, свирепый, закованный в латы воин с полуторным мечом в руках и гигантским дестриером за спиной, капавшим пеной изо рта. В первую секунду Дон Алехандро растерялся. Он ожидал увидеть кого угодно, но точно не молодую женщину среди ночи посреди гор. Несколько минут, всё же не убирая меча, дон Алехандро так и стоял над ней, прислушиваясь к звукам ночи, но ничего подозрительного больше не слышал. Если кто и следил за ними издалека, то ничем себя не выдавал. Паладин понимал, что в этом кружке света они как на ладони посреди голой бескрайней каменной пустоши, раскинувшейся в предгорьях Восточного хребта. В конце концов паладин с лязгом убрал меч в ножны. — Не бойся меня, дитя, — сказал он, протягивая руку. Девушка посмотрела на него дикими глазами и попятилась, отталкиваясь ногами от земли. — Не бойся, — повторил он, но руку убрал и медленно отошёл назад метра на два. Конь за спиной снова начал заметно нервничать. — Я уберу Ганадора, он не причинит вреда, — зачем-то добавил Алехандро, делая вид, будто это не он только что чуть не разрубил девушку пополам. Он потянул Ганадора в сторону, нашёл камень побольше и потяжелее и обмотал вокруг него поводья, чтобы конь никуда не ушёл. Отсюда паладин краем глаза видел, как девушка встала, боязливо поглядывая на него исподлобья, и машинально потирала ладони рук, которые поранила о камни в момент падения. Паладин так же осторожно, не делая резких движений, вернулся обратно. Меньше всего он хотел, чтобы его приняли за какого-нибудь разбойника. — Меня зовут дон Алехандро Лас Касас, — припадая на одно колено и слегка склоняя голову, представился он. — Я паладин дома Пардоса. А кто ты, дитя моё, и что делаешь здесь ночью? Девушка с подозрением покосилась сначала на дестриера, фыркающего на привязи, затем на ножны, в которых крепился «полуторник» Алехандро и коротко кивнула головой, показывая ему, чтобы он убрал перевязь. Алехандро медленно развязал кожаные шнуры, удерживающие перевязь на месте и положил меч на землю. Впрочем, далеко его отбрасывать он не спешил, на всякий случай. Как только он сделал это, девушка тут же расплылась в улыбке и вместо того, чтобы ожидаемо произнести своё имя, замычала, как-то странно выворачивая пальцы, и начала выводить над ладонью круги, и Алехандро снова растерялся, поднимаясь с колена. Это уже был раз десятый за последние пару часов, когда он чувствовал себя глупо. — Что? — Он рассеянно пытался уследить за её жестами. — Ты немая? — Мм…ммм… — радостно закивала она, хохотнула и снова начала сосредоточенно водить пальцами над ладонью, смешно расширяя глаза и сдвигая брови к переносице, и Алехандро эти странные движения неуловимо напомнили о том, как паладины Пардоса ударяют в латную перчатку. Этот жест, пожалуй, был самым распространённым из боевых охранных заклинаний, и они на автомате повторяли его даже во сне. Алехандро устало опустился на землю около огня, отстегнул ремни и потянул с головы шлем, рассыпая по плечам тёмно-каштановые прямые волосы. У него был нос с чуть заметной горбинкой, придающий его узкому лицу орлиный вид, и щёки покрывала густая щетина. Усы и бородка постепенно начинали походить на такие, какие носят отшельники. Сеньор Лас Касас, как и все паладины, давал обет безбрачия и воздержания и был фанатично предан своему Повелителю Пардосу. И если с преданностью Марко Второму у Лас Касаса проблем не было, то безбрачие было вынужденным в силу того, что кроме как на службу, больше ни на что времени не хватало. У Алехандро были тёмные глаза, впрочем, как и у всех жителей Сьюдад-Пардо, и смуглая от загара кожа. Ничего сверхординарного для южанина и паладина Повелителя. Среди них отличался странным цветом глаз только капитан Сильва, но он был северянином с льняными волосами и бледным, как речной камень, лицом. И синеглазый Сильва снимет с него голову за опоздание в Ангелдон. — А… ты показываешь, что я… Да… паладин, да, — кивнул он, повторив жест руками, наконец разобравшись, что же она изображает. — Так и что ты тут делаешь? — повторил он вопрос. Девушка улыбнулась какой-то детской и немного глуповатой улыбкой и показала рукой на небольшую насыпь метрах в десяти от того места, где они сидели. Алехандро нахмурился, поднялся с земли и подошёл к насыпи. Она была свежей — невысокий холмик из щебня, небольших камней и сухих сучьев от кустарника, словно каменные осколки щедро ссыпали на пустое место и получилась горка метра два в длину и один в ширину. Рядом с ней был сложен дорожный алтарь с золой, ещё совсем тёплой. Лас Касас потянулся к плоскому камню на насыпи и потянул его в сторону, но услышал, как девушка кинулась к нему, что-то громко промычав. — Я понял тебя, понял! — обернувшись, поймал он её за плечи. — Ты была не одна, да? Огнепоклонница? — строго спросил он, и девушка быстро закивала головой. Алехандро поджал губы и с легкой ноткой презрения в голосе произнёс: — Язычники, грешные ваши души. Кто там хоть? Девушка выпуталась из его рук — впрочем, он её и не держал особо, вся сгорбилась и стала проводить руками от головы до пояса, изображая волосы. — Мать? Нет? Старуха… Да, старая, я угадал. Что ты там щиплешь внизу? А, собираешь что-то! Она собирала, она… — Он, наконец, прекратил глупить и догадался. — …Травы! Травница! Обучала тебя, а ты, стало быть, в ученицах. Но здесь-то какие травы? — с недоумением покосился на неё Алехандро, и она улыбнулась и пожала плечами. Они вернулись к огню, который начинал прогорать, и Алехандро остановил её руку, готовую уже подбросить мелкие спутанные ветки от кустарника, лежавшие рядом с костром. — Не надо. Нас и так видно на сто миль по всей пустоши. Куда вы шли? Девушка неопределённо махнула рукой в сторону востока, где чернели горные хребты, точно спина исполинского дракона. В той стороне был Оинктал, город чёрных заклинателей, демонов и основных противников в битве для его братии. Что ж, теперь понятно, почему травница и её ученица — огнепоклонники, а не приверженцы культа земли, как принято среди ведуний на западе. Подбирая под себя босые грязные ноги, девушка натянула на них край тоже не слишком чистой белой полотняной рубахи, точно ей было холодно. Хотя, скорее всего, ей и было холодно. Она же была в исподнем. Много странного было в ней. Если она травница, то где её вещи, какой-нибудь дорожный мешок, где хоть что-то, с чем путешествуют нормальные люди? Что она ела тут, что пила? Алехандро был уверен на сто процентов, что до ближайшей деревни тут очень далеко, он и сам не знал толком, где находится, потому что заблудился. С другой стороны, если заблудился он, потеряв по дороге своих сенешалей, гружёных всей поклажей, то почему бы не потеряться точно так же и ей. Ведь старуха померла явно не от возраста, раз по горам ещё была в состоянии ползать. — Давно ты тут? — спросил Алехандро. Девушка показала на пальцах «пять». Алехандро присвистнул. Если девушка и старуха торчали тут пять дней без еды и воды, то вполне возможно, что травница отправилась к праотцам именно по этой причине, а её ученица была более молодой и крепкой, и, похоже, слегка блаженной. Девушка вообще не выглядела ни оголодавшей, ни жаждущей, просто была немая и не особо чистая. Руки в саже от костра, босые чёрные ноги, спутанные волосы — но при этом живые глаза и миловидное крестьянское лицо, хоть и грубоватое на вкус Алехандро. Может, это было и к лучшему. Обет обетом, но красивая женщина могла бы привлечь его внимание, а там кто его знает... Алехандро подошел к дестриеру, отвязал меховой плащ и, вернувшись, расстелил его у затухающего огня. Было далеко за полночь, и неизвестно, когда ещё удастся поспать. Алехандро улёгся, вынул из перевязи меч и пристроил под правую руку на всякий случай. Девушка со странной неприязнью глянула на оружие, и на долю секунды паладину показалось, что взгляд её был злым и более чем осмысленным, непохожим на заискивающие взгляды глуповатой немой, которые он ловил на себе прежде. — Не собираешься поспать, дитя моё? – поинтересовался он у девушки, и немая снова заулыбалась и что-то промычала. — Мне будет спокойнее, если ты ляжешь около меня. Так будет теплее. «И безопаснее», — подумал про себя Лас Касас, но вслух ничего такого говорить не стал. Вокруг действительно не было ни души, но сама немая не вызывала безоговорочного доверия, учитывая труп в насыпи. Ему не хотелось, чтобы среди ночи его шарахнули булыжником по голове, а если немая будет под боком, то он почувствует, когда она сдвинется с места. В конце концов, мог кто-то напасть, и если она будет под боком, её проще защитить. Хотя кому они тут нужны, в этой скалистой каменной пустыне! В любом случае, это хорошее решение. Воины спали чутко и мало. Немая, что-то показывая, всё-таки подползла к дону Алехандро и осторожно улеглась на край его плаща. — Не бойся, дитя, я паладин, защитник обездоленных, а не разбойник, — поучительно заявил он, сгребая её левой рукой и прижимая к боку. Девица что-то промычала в ответ, повозилась ещё какое-то время и затихла. Уже засыпая, Алехандро натянул край плаща, укрывая их обоих, и в голове его всё крутилась мысль о том, какая она ледяная на ощупь. Первое время ничего не происходило. Алехандро мирно спал, немая лежала рядом, угли тлели в чёрной золе, и в конце концов последняя струйка дыма улетела в холодное ночное небо. Паладин не видел, как на лице немой появилась совсем другая улыбка, ледяные губы шевельнулись и произнесли на грани звука: «Al revés». Глаза дона Алехандро распахнулись — белые, невидящие, со слабым светом, лишь отдалённо напоминающим свечение от боевого клича. Дестриер бесновался на привязи, вставал на дыбы, разбрасывая в стороны каменное крошево, рвался и капал пеной изо рта. — Да угомонись ты, чёртова тварь! — зло процедила «немая», стряхивая с себя руку паладина и выбираясь из-под плаща. Алехандро так и остался лежать неподвижно, уставившись слепыми светящимися глазами в небо. Девушка отошла от места, где они лежали, и направилась к холмику. — Кайа, — позвала она. — Можешь выходить. Послышалось шуршание камней, и из насыпи показалась тощая костлявая рука, затем предплечье, вторая рука. Кайа выкапывалась из насыпи с рычанием и хрустом. Старуха так и выползла на вывернутых, точно лапы у паука, руках и ногах, при этом спина её направлена была не к небу, как у каждого нормального человека, ползающего на четвереньках, а к земле, и двигалась она рывками, точно ящерица, склонив голову со свисавшими будто сосульки спутавшимися седыми волосами. Кайа с неожиданной прытью проволоклась в сторону, в два счёта оказалась около застывшего Дона Алехандро и наступила ему на грудь скрюченной когтистой рукой. — Вон пошла! — рявкнула девушка. Кайа боязливо втянула голову в плечи и нехотя повиновалась. — Не для тебя он, — усмехнулась «немая», подходя ближе и поддавая пинком существо, похожее на переломанную ползающую старуху. Кайа пронзительно взвизгнула и откатилась в сторону. — Иди вперёд, приготовь всё. Я буду через… — Она задумчиво посмотрела на Алехандро, лицо которого было белым как мел и сведено судорогой, точно ему было больно и боль не прекращалась. — Через два дня. Послышалось быстро удаляющееся шуршание щебня в темноте. Кайа «побежала» исполнять повеление хозяйки. Как только все звуки затихли вдали, немая уселась сбоку от рыцаря, разглядывая его лицо. Ржание лошади её уже почти не раздражало. Она бы с удовольствием пропорола брюхо этой твари, которая чуяла её все время, но, похоже, конь был «запечатан» особым охранным клеймом, и во всей Земле Четырёх Океанов был только один человек, способный на такое, — Маршал Варгас из Сьюдад-Пардо, а значит, рыцарь не соврал. И он действительно паладин. Идиот! Как только он назвал ей своё имя, то потерял свой последний шанс уйти отсюда живым. Возможно, Проклятая Земля и лишила его силы, но без удерживающих заклинаний она вряд ли бы справилась с двухметровым Лас Касасом, чей «полуторник», абсолютно бесполезный, сейчас тускло белеющий по правую руку от Алехандро, был ростом с неё. «Немая» провела пальцами по толстой грубой власянице, выглядывающий из-за края кольчужной рубашки, коснулась вздувшихся узлами мышц шеи и плеча. — Больно, наверное? — спросила она, прекрасно зная, что паладин её даже не слышит. — В конце концов, два дня ещё, не так мало, — довольно заметила «немая». «Наув-ман», — прошептала девушка на ухо паладину, снимая заклятие, и Лас Касас дёрнулся всем телом, выгнутым в дугу, свечение в глазах исчезло, и он за мгновение расслабился, погрузившись в обыкновенный сон. Лицо его тут же разгладилось и стало спокойным. «Немая» не удержалась и, захватив пальцами две тёмно-коричневые пряди со лба паладина, убрала их в сторону, невольно засмотревшись на его лицо, затем потянулась, почти касаясь его губ губами, но вздрогнула, вдруг услышав хрипловатый со сна голос паладина. — Спи уже, — не открывая глаз, чётко произнес Алехандро, опалив ей щёку горячим дыханием. — И хватит меня рассматривать, дитя, я не картина. «Немая» сжалась точно пружина, но ничего не произошло. Иррациональный страх перед Воинами Света испытывали все приверженцы Нэга. Когда сильная рука накинула обратно на неё угол плаща, девушка вздохнула, повернулась, прижимаясь к мужчине спиной, а затем прикрыла глаза. Так она и уснула, почему-то ощущая себя в безопасности в катастрофической близости от воина света. Может, он и не был картиной, этот Лас Касас, но каким-то произведением искусства — несомненно. Уничтожать сейчас такой образчик пардовского самца было жалко, хотя правильнее было бы избавиться от него на месте, пока он совершенно беззащитен. Но что мешает ей сделать это позже?