more.

      Вечность давит. Рассказчик молчит.       Волны спокойной мелодии надоедают своими одинаковыми накатами, а, закрывая уши, избавиться от ясности затяжного звука не получается.       Она зациклена.       Причем самым отвратным, что ни на есть способом. Как только второй до сих пор ее терпит?       Клерк упер взгляд в ковер, проводя рукой по шерстяной поверхности. Глаза болят от непрекращающегося мерцания. Сидящий трет их, как от долгой работы. Неужели Нарраотру нужно так просто молча быть здесь, вглядываясь в забитое идентичными точками, играющими роль звезд, небо? В жизни бы не поверил.       Стэнли перекрыл ногой линию света от трековых светильников на полу, покачал ею, следя за тем, как зашаталась длинная тень, и глубоко вздохнул.       Время уходит.       Это начинает казаться скучным.       Взгляд снова проскальзывает по двери - единственному выходу, который здесь есть, ибо тот, откуда он пришëл исчез бесследно. Держал его только голос, полчаса назад звучавший удивительно искренне. Чисто по-совести не хотелось лишать его всего этого.       Только вот часы идут, и ничего не происходит. Никаких ответвлений, никаких затягивающихся на несколько минут монологов. А Стэнли не отсиживаться пришел. Ему нужен прогресс.       Там, за дверью, ведь не может быть ничего такого непоправимого? Один перезапуск, два, десять. Много ли они значат? Нужно двигаться. Как бы прекрасна не была россыпь звезд.       Лишь так и не дождавшись ничего нового, Стэнли тяжело поднялся на ноги, понимая насколько они затекли. Еще когда клерк спускался по ступенькам, уши уловили легкое встревоженное шебуршание.       Голос Рассказчика наполнен такой неохотой, что перешагнув порог, Стэнли поклялся бы в том, что его слегка потянули за рубашку. Будто ребенок, зовет родителя вернуться в поезд, пока тот не уехал.       Я только посмотрю, — ложно пообещал в ответ клерк, хотя знал: для Рассказчика его мысли закрыты.       За дверью встречают лишь некрашеные, обшарпанные стены, пыль и строительные примочки. Стэнли не торопясь провел рукой по шершавой поверхности стены и увидел, как осыпается штукатурка. Здесь никого не было добрых пару лет. Скорее всего дальше по коридору тупик или завал, но Стэнли предпочел бы лестницу, чтобы вернуться в офис.       Шаг за шагом, воздух похолодал за поворотом.       Тихое "о нет", заставило клерка поднять глаза и посмотреть вперед. И впрямь лестница! Бросился было вперед, чувствуя, как сердце набирает обороты, но так же быстро падает, стоило увидеть куда она ведет.       Рассказчик мнется, наверное, впервые думая о том, что сказать, дабы убедить. Говорит не идти туда, и добовляет, что тот обязательно умрет.       Игра начнется заново.       Стэнли с ужасом понимает, что сам Рассказчик не собирается перезапускать, а, что еще хуже - выбор стоит между Бог знает сколькими часами ожидания и болезненными минутами смерти.       Стэнли рыскает глазами по сторонам, в надёжде зацепиться, хоть за что-нибудь другое. Дыра, вентиляция, скрытый ход, все что угодно. Должен же быть выход! Стэнли оглянулся и поежился, вспоминая блики разноцветного сияния. Куда угодно, только не назад. Возвращаться нет смысла.       Звук ходьбы по металлическим ступенькам эхом двоит в пустой комнате и глухо оседает в разуме Стэнли.       Перезапусти, перезапусти, — сквозь зубы. Мысли заняты лишь тем насколько это будет больно. Голова уже кружиться от взгляда сквозь решетчатые проступи, а над ним еще два пролета. Он умрет, действительно умрет...       Рассказчик не теряет надежды, но вежливо вставляет "пожалуйста" в начало предложения. Что-то с его речью не так. Сказано слишком иначе, слишком броско. Как фальшивая нота... О, Боже, да он ведь не требует, а просит... Стэнли прикусывает язык, заглушая совесть, и ступает на платформу.       Казалось, взять разгон и прыгнуть, как когда-то сделал это в поездке, попробовав роуп-джампинг. Представить, что сзади страховка и все.       Эй, а было ли с ним такое вообще?       Вдох, выдох, пошел.       Шаг. Ноги подкосились на самом краю, и Стэнли осел, обнимая перила. Нет, падать высоко. Инстинкт самосохранения играет злую шутку. И сердце бьется, так, что выбивает ребра.       В детстве мама говорила, что это доказывает его наличие.  Отсюда следует: Стэнли не просто игровая фигура. Он не функционирует, а живет. А жизнь - высшая ценность. Но ценность без пользы - пустышка. Клерк наклоняется вперед так, что от полета спасал только сжатый до белых костяшек кулак.       Мне жаль, Рассказчик.       Боже.       То, что он выжил - чудо, учитывая то, что ничего для этого не сделал. Внутри жжет все, Стэнли беззвучно кашляет, позволяя глазам слезиться. Нет, нет, нет. Это невозможно.       Взгляд взметается, вверх, на огромную высоту. Игры программы? Сбой, загрузка? Клерк тяжело поднимается и только сейчас слышит не звон в ушах, а голос Рассказчика, который явно сам перепугался и теперь полагает, что прыгнуть второй раз у Стэнли духу не хватит. Хотя, скорее надеется.       Да ну нет же! Стэнли злиться, на сюжет и упорно, борясь с ломотой в костях, рванул по лестнице обратно. Рассказчик в свою очередь злиться на персонажа и спрашивает то, на что никогда не получит ответ потому, что слушатель не имеет права голоса.       И в очередной раз работник осознает, что они друг-друга не понимают. В чëм диктор пытается его убедить? В том, что та комната - счастье? Сидеть в ней до конца незримой вечности мучительно и губительно для рассудка. О каком счастье тогда может идти речь? А может убедить в том, что бедняга действительно умрет? Так пусть перезапустит, раз это так его трогает. Клерк ведь этого и добивается, неужели так трудно понять?       Счастье Стэнли не в покое, а в движении. В изменениях, которые он мог вносить просто нажимая кнопки. В непостоянстве. В работе. В эмоциях. Неожиданные вещи прекрасны - этому, не подозревая, научил его сам Рассказчик.       Стэнли еще не проверил несколько десяток дверей и коридоров. Не съездил вниз на другом лифте в помещении рядом со складом. Он еще многое может, только бы дать ему дорогу.       Второй раз падать больнее. Организм уже отошел от шока. Стэнли не кричал в агонии только потому что не мог. Резкая боль в ноге от неудачного на нее приземления. Попытки шевелить, благо, приводят к результату. Может трещина, но не перелом... Главное, не перелом. Хотя какая к черту разница? Клерк поджал ее к животу, крепко скручиваясь и закрывая глаза. Внутри все надрывается.       Третий раз он действительно может не решиться. Господи, да никто из его окружения не может быть столь живучим! Что говорить о хлипкой офисной крысе вроде него, которая самое тяжелое, что носила за последний месяц - кружка ядреного чая?       Рассказчик снова аккуратно зовет назад, сжавшись от болезненного зрелища. Умоляет вернуться. Ради себя? Как самонадеянно. Ну что ж, ну давай вернемся.       Сначала ноги отказывают вообще. Он почти завалился обратно, но находит точку опоры переставляя вторую, относительно здоровую. Стенли тяжело хромает по коридору, опираясь плечом о стену. На рубашке следы крови от разодранной кожи. Царапина покрывается строительной пылью. Рассказчик словно пытается придержать его, как раненного, одобряющим "да". Он все делает правильно. Как ребёнок, учащийся, ходить. Да черт возьми, я прекрасно понимаю о чем ты говоришь, не делай из меня безмозглую ящерицу. От последующих слов Стэнли было отмахнулся, но тут же ощутил укол вины. Говорящий мог искренне верить в него сколько угодно. Это ничего не меняет.       Как только музыка вернулась, Стэнли страдальчески засипел. Врят-ли Нарратор послушает, но попытаться все же стоит. Если следующее падение опять не приведет к естественному результату, клерк точно боли не вынесет. Так почему бы не прийти к более гуманному способу?       Стэнли так и не понял, что за твердая поверхность служит стеной в звездной комнате, но благодарен за ее существование. Потому что когда делает пару шагов прямо без опоры, больная нога вновь отказывает, и тело тут же заваливается на твердую зону всем своим весом.       Где-то тут была дверь через которую он сюда вошли. Клерк ощупывает гладь тошнотворно-ровную  как стекло. Мысленно зовëт молчащего Рассказчика, слабо стучит по прятно-холодной поверхности. Тот не отвечает.       Что ж ты не понимаешь, сокрушенно думает Стенли, давай вернемся.       Ответу не суждено прозвучать. Время продолжает идти. Стэнли продолжает шагать.       Привыкать свойственно ко всему, но не столь быстро. Боль никуда не уходит, но уже притупляется. Теперь даже можно ощутить пульсацию вен. В ушах шумит кровь, а голова внезапно перенимает на себя все болезни этого тела. Только сейчас Стэнли понимает как сильно сжимал зубы.       Круг подходит к концу, коридор ведущий обратно к, чтоб она была проклята, платформе настигает клерка вновь. Тот бросает болезненный взгляд на комнату. Кажется, что звезды гаснут, как и чужая вера.       Голос Рассказчика сжимается. Это действительно не предвещает им ничего хорошего. Никто не выйграет в этой ситуации, но Стэнли хотя бы и не проиграет. Только вот этот выбор он делает с ужасно болящим сердцем.       Удивительно, но ступеньки даются легче, чем дорога по прямой.       Рассказчик полагает, что первый ненавидит его игру. Но все как раз таки наоборот. Кое-кто явно не видит дальше собственного носа, раз анализ поведения персонажа не дает ему правильный ответ. Стенли верит в интерес этой истории, поэтому настойчиво требует перезапуска. Снова и снова. Вновь и вновь.       Господи, как же не хочется. Еще соскальзывая с холодного металла, чувствуя, как все сжимается от свободного падения из-за ненатринерованного вестибулярного аппарата, Стэнли понимает, что это не конец.       Рассказчик падает вместе с ним. Это не голос диктора. Это голос обычного человека. Человека, который может дорожить, досадовать, бояться и отчаиваться. Звук его речи не держится на прямой - обладателя трясет.       Всё хорошо, всё будет хорошо. Но Стенли не может ему этого сказать. Даже глухого мычания из гортани не выходит. Он обещает в пустоту, себе, что они обязательно успеют подружиться.       Все имеет границы. И это место не исключение. Программа знает о существовании наружности. Потому ли так яростно сопротивляется? Стенли помнит каждый таймлайн. Рассказчик явно нет. Значит есть что-то вышестоящее. Что-то, что позволяет тому писать сюжет. Голос ведет Стенли, потому что знает это место. Но на деле и тот и другой здесь пленник.       Восемьдесят две ступени.       Клерк помнит как выглядит Ковш Большой Медведицы и без особого труда отыскал бы на небосклоне пояс Ориона. А еще какой-то частью себя знает, что смотреть на звезды можно долго, но только в течение ночи. И если его догадки верны: когда двое притрутся к друг-другу и найдут выход лишь сообща, когда никому никуда не будет нужно, когда один не должен будет вести, а другой не должен будет быть ведомым - он покажет Рассказчику небо. И чувство свободы без обязательств.       Секунда темноты. Стэнли до слез счастлив вернуться в офис.