***
После мести Хэ Сюань правда хотел низвергнуть Повелителя Ветров, и он это сделал: лишил заслуг, духовной энергии и его духовного оружия. Только в этом плане был пункт: отправить на землю в виде калеки-бедняка и оставить в худшем месте. Тут-то и случилась заминка. Цинсюань жил в самой роскошной комнате в обители Черновода, но никак не в грязном переулке. Они никак это не обсуждали, потому что было понятно, что Бог стал пленником Князя Демонов, но никакого пленника не кормят три раза в день с обязательным чаепитием на холодной террасе. И уж точно, никакой пленник не будет одеваться в хоть и неброские, но очень дорогие и качественные одежды. Сейчас Ши Цинсюаня можно было бы принять за богатого, но скромного дворянина. Даже его нынешняя молчаливость прекрасно вписывалась в образ. Хэ Сюань в глубине души надеялся, что эта его черта появилась из-за его собственной молчаливости. И всё же очевидным было то, что замкнутость, неактивность и некая холодность не были перенятыми от демона привычками. Просто Цинсюань не знал о чём говорить, где ходить и чему радоваться. В Чёрных Водах не было ни одной живой души, обитель окружал сплошной лес, а солнца просто не существовало. Вокруг была атмосфера запустения и безжизненности. Собственно, таким и должно быть жилище Князя Демонов. Хэ Сюань даже не старался как-то развлечь Цинсюаня. Он почти всё своё время проводил у алтаря своей семьи, вознося почести и просто наслаждаясь болезненными совместными воспоминаниями. Тело Ши Уду он скормил рыбам в пруду неподалёку, а про алтарь для него даже речи не шло. Пусть он страдает так же, как Хэ Сюань после перерождения, если вообще сумеет это сделать. Иногда Хэ Сюань замечал долгие взгляды Цинсюаня из окна на то озеро. Было понятно, что он молился за упокой брата и его дальнейшее перерождение. Хэ Сюань в такие моменты тихо усмехался, ощущая лёгкий укол в груди. Может, всё таки стоило хотя бы на гнилой доске сделать табличку для Ши Уду?... Нет, никак нет. Хэ Сюань сам не понимал, зачем держит у себя в логове Бога. Сейчас от него не было никакой пользы: власти на Небесах у него нет, Ши Уду уже мёртв, да и разговаривать он особо желанием не горит. И всё же он здесь: потерянный, одинокий и несчастный. Иногда Князь Демонов подходил к комнате Цинсюаня, испытывая порыв поговорить, объяснить, пожалеть,***
С тех пор Хэ Сюань стал сам приносить всё Цинсюаню. Иногда он пил чай вместе с ним. Они всегда молчали из-за неимения тем для разговора, да и в целом их нынешние отношения не подразумевали даже разговоров о погоде, которая была неизменной. Они просто рассматривали друг друга, а потом расходились: Хэ Сюань в зал с семьей, а Цинсюань в свою комнату. Князь Демонов как мог себя убеждал, что ему нет дела до бывшего Бога, он всего лишь поддерживал жизнь в его теле, чтобы тот мучался за брата. Его действия говорили об обратном. Он в своей манере старался уменьшить страдания Цинсюаня: даже покупал украшения для волос время от времени. Когда-то он даже задумался о покупке веера, который бы точно понравился Ши Цинсюаню, но тут же одумался и сказал себе, что это слишком. Вдруг он начнёт самосовершенствоваться, получив вещь, очень похожую на его бывшее духовное оружие? Недопустимо. Хэ Сюань только единожды куил не заколку для волос, а нечто другое. Это были золотые браслеты искусной работы: шириной чуть больше цуня, они вмещали в себя парный сюжет из путника, который сопротивляется ветру и моряке, преодолевающем шторм. Спустя день он увидел эти наручи разбитыми в углу комнаты Цинсюаня. Больше он браслеты не дарил. От привычки стоять под дверью, Черновод так и не избавился. Теперь он знал, что Повелитель Ветров чувствовал его присутствие, но никак не показывал этого. Хэ сюань мог простоять хоть полдня, но не дождаться ни одного звука из комнаты. Ему было интересно, что такого Цинсюань в ней делал. Он мог просто лежать на кровати, мог бесшумно ходить из угла в угол, мог смотреть в окно или медитировать. Хэ Сюаню было интересно, не пытается ли бывший Бог восстановить свои силы. Он сбежит, если сможет это сделать. Довольно часто демон подносил руку к двери, чтобы постучать, но одергивал себя, понимая, что для него в этом месте нет незакрытых дверей, и всё же не решался зайти. В один из немногих дней, когда они вместе пили чай на террасе, Цинсюань опять заговорил первым. — Зачем я здесь? И снова этот вопрос. Хэ Сюань и сам не знал на него ответа. — Отрабатываешь долг брата. Зачем еще ты здесь. — Мне так не кажется. Впервые за много-много месяцев на лице Цинсюаня отразилось что-то кроме безразличия и грусти. Решимость. Не гнев, не жажда мести, а решимость. Хэ Сюань пока не понимал, почему именно она. На что был готов Цинсюань? Из-за чего эти голубые глаза так светятся? Тонкие пальцы бывшего Бога сжали кружку, будто в порыве её сломать. Несколько мгновений они сидели неподвижно и молчаливо, будто ничего сказано не было. Резко Цинсюань встал и подошёл к Черноводу. — Я здесь в статусе пленника, и я это ясно понимаю. Кажется, что это не понимаешь ты, Хэ-сюн. Я могу предположить, почему ты стал лично приносить мне еду и вещи, всё же не каждый хочет, чтобы их враг быстро отмучался. Но к чему эти совместные чаепития и подарки-безделушки. Помнишь те браслеты, которые ты мне подарил? Я сразу же их сломал, потому что мне они казались самыми отвратительными оковами, которые ты хотел на меня надеть. Я измял и сломал их и забросил подальше от себя, лишь бы не видеть. Тогда я подумал, что ты просто издеваешься надо мной, снова пытаясь привязать меня к себе хорошим отношением. Тогда было непонятно, почему ты всегда следишь за мной, даёшь только укрепляющий чай и почему так часто смотришь на мои босые ноги. Можно было бы назвать это такой же манипуляцией, но дальше взглядов и непонятных намёков ты не ушёл. Ты ведь сам не можешь определиться, да? Ты понимаешь, что чувствуешь, но не признаешь... — Молчи! Хэ Сюань задыхался. Задыхался от правды, которую хотел сказать Цинсюань. Сейчас ему не хотелось даже допускать мысли, что он с ним согласен. Нет, всё, что он говорит неправда и попытка меня запутать. Я не забочусь о нём. Золотые глаза прожигали фигуру напротив. Всем своим видом Цинсюань показывал нежелание продолжать эту запутанную игру в "пленник-друг" и хотел лишь определиться в их отношениях. Хэ Сюань хотел оставить всё, как есть. Он не слишком мучился от душевных метаний, потому что почти убедил себя в том, что действительно просто испытывает ненависть и отвращение к Ши Цинсюаню. Тот же просто рушит это представление. Бывший Бог говорит, что демон не понимает сам себя и не признает видимую правду. Это не так! В итоге Хэ Сюань просто встаёт и уходит молиться. Больше он для этого паршивца ничего не сделает. Он придерживался этого мнения не больше трёх дней, потому что устал чувствовать на себе прожигающий взгляд Цинсюаня. Он буквально ощущал слова: "Ты понимаешь, что чувствуешь, но не признаешь..." Князь Демонов всё же решил поговорить с мужчиной. Пока не понятно о чём, но этот разговор нужен был, как глоток сладкой воды. Цинсюань нашёлся на террасе, без чашки чая, но с босыми ногами. Он повернул свою голову в сторону приближающегося демона, и тот опять увидел этот полный решимости взгляд. Он нравился Хэ Сюаню определённо больше безжизненных глаз. — Ты опять босиком. — Ты ожидал чего-то другого? — вопреки всему, Цинсюань улыбнулся, будто показывая, что он не собирается изменять этой привычке. — Пришёл поговорить о нас? — как прямолинейно. — Быстро ты всё понял, — На самом деле Хэ Сюань ничего не понял. Он просто хотел, чтобы Цинсюань перестал смотреть на него исподтишка. Они молчали, как и всегда. Только сейчас бывший Бог смотрел на Князя Демонов, а не наоборот. Хэ Сюаня бесило, что Цинсюань знал что-то, чего не знал он сам. Знал и молчал. Чёртово молчание так надоело. Хотелось крикнуть, засмеяться, сделать хоть что-нибудь, чтобы разрушить эту тишину. Даже рыбы не плещутся в водоеме. Как будто всё специально замерло, чтобы заставить Хэ Сюаня говорить. — Я не понял. Эти слова дались демону с трудом, ими он признавал, что ему нужна помощь. Он признавал, что не мог даже разобраться в себе без чужой помощи. Хэ Сюаня одновременно бесило и радовало, что ему объяснят и помогут. Больше всего его радовало то, что ему поможет именно Цинсюань. Совсем как давным-давно, когда он ещё притворялся Мин И. — Хэ-сюн. Хэ Сюань заметил, что Цинсюань начал так его называть. Не "Непревзойдённый", не "Князь демонов", да даже не просто "демон", а как старого друга. Когда он слышал "Хэ-сюн" вместо "Мин-сюн" в душе что-то вздрагивало, а пальцы будто становились теплее. Он никак это не объяснял, просто игнорировал, как ребёнок считая, что это какое-то древнее заклинание, которое Цинсюань использует, чтобы выбить его из равновесия. — Ты же чувствуешь тепло, которое в тебе просыпается, когда я так тебя называю? Подумай, почему оно появляется. — Заклинание?... Эти слова вырвались из рта Хэ Сюаня быстрее, чем он мог подумать, какую чушь несет. Глаза бывшего Бога округлились, а потом на них выступили слёзы от продолжительного смеха. В Хэ Сюане снова проснулся гнев. Да как он смеет насмехаться надо мной? Так и знал, что был к нему слишком добр. Он уже хотел развернуться и уйти, как Ши Цинсюань успокоился и вскочил со стула, нак котором сидел. — Подожди, Хэ-сюн! Я не смеялся для того, чтобы унизить тебя. Просто это настолько нелепое предположение. Ты ведь и сам понимаешь. Повелитель Ветров схватил демона за руку в попытке остановить. Хэ Сюань не стал вырываться, хотя очень хотелось сбежать. Он чувствовал, что краснеет, хотя это было фантомное ощущение, всё же он мертвец. Руки била мелкая дрожь, а взгляд затуманивался от волнения. — Просто признай, Хэ-сюн, тебе будет от этого легче. — Что признать? Что я, демон тебя дери, должен по-твоему признать? Что?! — Ты не только меня ненавидишь, ты влюблён в меня, — Эти слова заставили застыть Хэ Сюаня. Он не задумывался об этом. Я влюблён в своего врага? Немыслимо. Хэ Сюань просто сбежал. Стратегически отступил, потому что демоны не сбегают. Ему надо было обдумать это наглое предположение. Спустя день наглым оно уже перестало быть, а ещё через неделю перестало быть предположением. Немыслимо, но Хэ Сюань влюбился в Цинсюаня. Теперь вся забота и Цинсюане и желание сохранить комфорт, св котором он жил раньше, легко объяснялась. С другой стороны, это было глупо. Ши Цинсюань только одним иероглифом в своей фамилии поднимал в демоне волну гнева. Он никогда не забывал из-за кого оказался в Чёрных Водах, а не у Персикого Источника. Никогда не забывал из-за кого его семья оказалась на алтаре, а не рядом с Хэ Сюанем. И всё же не мог выкинуть из головы Цинсюаня, за которым надо следить как за малым ребёнком, чтобы тот не забыл поесть или переодеться. Не забывал о весёлых и беззаботных разговорах. Хэ Сюань не мог определиться, чего в его душе больше: ненависти или любви. Хотя, в целом, ему и не обязательно было это делать. После того разговора Цинсюань понемногу начал говорить. Он объяснил это тем, что теперь на него не давит неопределённость и страх быть убитым, потому что он знает, что после осознания своих чувств Черновод вряд ли решится это сделать. Однако теперь его разговоры были скорее размышлениями о прошлом, настоящем и будущем. Он был похож на философа, который не думает ни о чём, кроме сложных тем. От Цинсюаня теперь не дождаться пустой болтовни о новых украшениях или о новом сорте чая, он не восхваляет природу вокруг себя, не говорит, какой "Хэ-сюн" милый и тому подобное. Возможна, на эти разговоры просто нет причин, потому что чай горький, природа серая, а Хэ сюань далеко не милый, но Князь Демонов склонялся к тому, что теперь Цинсюань никогда не заговорит о чём-то просто так, лишь бы разбавить тишину.***
— Знаешь, я понимаю, почему ты убил брата. Эту тему Цинсюань никогда за прошедший год не упоминал. Хэ Сюань обосновывал это тем, что Цинсюань не оправился от потери, но на самом деле тот даже почти перестал смотреть на озеро-могилу. Повелитель Ветров в принципе не говорил о брате и не упоминал его даже вскользь. — Я понимаю, но не оправдываю. Всё же ты убил часть меня, мою родственную душу, — тут взгляд Цинсюаня обратился к Хэ Сюаню вместо созерцания темного леса. — Пойми, я не полюблю тебя. Сколько бы ты не заботился обо мне, сколько бы не проводил со мной времени и сколько бы подарков не дарил: во мне уже не проснётся то щемящее чувство, когда мы раньше вместе болтали. Я тоже долго думал, почему не испытываю к тебе только гнев. Уверен, в этом ты такой же. Вот только ты стараешься сделать всё, чтобы мы начали относиться друг к другу с нежность, а я этого не хочу. Хэ Сюань старался делать вид, что его эти слова не задевают. Цинсюань прав, в их отношениях нет места привязанности. И всё же хотелось вернуться назад и огородить бывшего Бога от всего, что произошло. Теперь Хэ Сюань был уверен, что тот ничего из того, что произошло, не заслужил. Ему положено было оставаться на Небесах и продолжать наслаждаться жизнью.