Медлячок, чтобы ты заплакала, и пусть звучат они все одинаково. И пусть банально и не талантливо.
Кей первый решается сократить расстояние: передвигается ближе, вплотную и голову на чужое плечо кладет. Дышит куда-то в шею, совершенно переставая думать о неловкости ситуации, о том, что подумает Тецуро. Тот же сам согласился танцевать, так пусть и не жалуется! А тот и не против вовсе: сжимает в своих тисках и тоже голову на плечо кладет. И лишь движения ног выдают, что это танец, а не объятия. Что они все еще танцуют, а не прижимаются к друг другу, забыв про все на свете, а Тецуро – страх быть отвергнутым. Цуки же не мог так растрогаться от этой песни, что ему понадобилась подушка для слез? Нет, точно нет. Потому что ткань все еще сухая, а всхлипов он не чувствует. Ни слухом, ни руками, прижимающими того к себе. Песня заканчивается. Но ни один не отстраняется, будто врос в чужое тело и физически этого сделать не может. Будто километр бежать, а не шаг назад на пару сантиметров всего. — Я люблю тебя, Цуки, — Куроо шепчет, надеясь, что его услышат, — И диплодока твоего дурацкого люблю, базарю, — вообще-то, речь у него была гораздо длиннее, красивее и увереннее, но он явно переоценил свои возможности, когда писал её. — Собаки твои дурацкие, — Кей толкает его в плечо, но не отстраняется, — А динозавры – тема, — он улыбается и к чужой шее приближается, утыкаясь в нее лбом, — Может, ты и идиот, — а может сам Цукишима?, — Но ты мне тоже нравишься..
15 февраля 2023 г. в 14:24
Сердце успевает успокоиться, мандраж и тремор рук – уйти. Выпускной – волнительное событие для всех. Пусть многие и планировали лишь помахать ручкой учителям с одноклассниками на прощание, и вильнуть задницей, уходя в просторы взрослой жизни, но все же осадок на сердце остается у всех. У кого-то тот приятный: они будут вспоминать звонкий смех, сплоченный коллектив и школьных друзей, которые не даром зовутся лишь школьными. А кто-то наоборот: вспомнит завистников, раздражающих учителей и кучку проблем, что наконец решились. Однако для всех открывается новая жизненная ступень. Там, где вновь придется адаптироваться к таким же, пережившим школьные года, ребятам и там, где ты будешь скучать по просящему ручку однокласснику и «Тецу, помоги с химией, а я тебе чистосердечное спасибо».
Куроо без малейшего понятия, чего будет не хватать его одноклассникам больше всего: может, его добросовестной помощи – в дальнейшем им мало кто окажет такую же, как Тецуро, – а может, слойки со сгущенкой из столовой. Но он, кажется, единственный будет скучать по парню на два года младше. Дурость? Вполне возможно, ведь тот состоит из нее, несмотря на отличную учебу. Но Куроо все еще сидит на скамье с неким трепетом в груди. Цуки должен, – его же позвал сам Тецуро на свой выпускной! – нет, обязан прийти в этот чертов спортзал. Во-первых, он пообещал, что придет, – немного неохотно, но пообещал же! – даже если умирать будет. Во-вторых, Кей, между прочим, по вторникам не подрабатывает, поэтому сегодня он точно свободен, к тому же лето наступило. Так что выпускник все еще ждет, ждет и еще раз ждет, пока в голову прокрадываются нотки неуверенности. А вдруг всё-таки..?
— Бред, — он одергивает себя слишком нервозно.
Нервозно, потому что не только Цукишима действует своими опозданиями на нервы. А потому что он весь чертов день перед выпускным писал речь для него. Признанием, наверное, можно даже назвать. Почему «наверное»? Это оно и есть, вот только страх быть отвергнутым в критической ситуации заставит перевести все в дружескую шутку, мол «че ты, Цуки? Я ж как друга тебя люблю. Хороший ты парень, весело было, подрастай давай и догоняй меня». Куроо смотрит под ноги, поджимая нижнюю губу. Какой к черту друг?
— А теперь! — вдруг восклицает физрук, нанятый явно за пять бутылок пива вести этот злосчастный выпускной, — Девчонки! Вы ведь готовы к белому танцу? Одиннадцать лет школы позади, вы уже должны были набраться храбрости и.. — мужчина явно сомневается в том, интересна ли аудитории его речь, — Да плевать! — неожиданно выдает тот, — Девчонки, зовите ваших кавалеров. Время танцевать ваш последний танец с теми, кого вы так сильно успели полюбить за эти долгие одиннадцать лет!
В зале начинает играть медленная мелодия. Кучка выпускников узнает ее сразу: излюбленный всеми «Медлячок». К Тецуро протягивают тонкую руку, укрытую в рубашку, на что он вопросительно поднимает глаза. Сердце совершает кульбит, выпрыгивает из груди в космос, вращается вокруг целой Солнечной системы и возвращается обратно в грудную клетку. Это он.
— Цуки! — Радостно восклицает Куроо. Слишком радостно, — Думал, что ты решил меня кинуть.
— Задержался слегка.
Цукишима хватает чужую руку и тянет тяжёлую тушу на себя. Здесь нет моментов из сопливых мелодрам, где они еще с полчаса постоят около друг друга, посмотрят долго и вдумчиво в глаза, захотят признаться в чувствах, а на главного героя, - он же Кей, мать его, Цукишима, - неожиданно упадет плохо закрепленная люстра. Во-первых, тут нет люстр. Во-вторых, у них нет времени на эти часовые переглядки.
Запыхавшийся, раскрасневшийся, да и выглядящий, будто только с попойки, Кей тянет Тецуро в сторону выхода, из ставшего с его появлением еще душнее спортзала. Тот охотно поддается и в ответ лишь парой пальцев сжимает край белоснежных рукавов. Они далеко и не отходят, ведь стоит двери захлопнуться за их спинами, как Кей останавливается, заставляя Куроо врезаться ему в спину.
— Потанцуешь со мной? — Цукишима лишь поворачивается, даже не отпуская чужое запястье.
— Ну раз ты приглашаешь, то грех будет отказаться.
Они слышат музыку даже так: сквозь закрытые двери та все еще чеканит строчками от бетонных стен, уходя далее по коридорам. Они путаются в руках, оба тянутся сначала к талии друг друга, следом, заметив чужую инициативу, – к шее. Под небольшую улыбку и тихий смешок Тецуро все же кладет руки аккурат на бока, пока Цуки – на чужие плечи. Начинаются неумелые покачивания из стороны в сторону, неловкие, так как оба ещё смущенно расстояние держать пытаются. Кей залипает на подпевающие тексту песни губы и улыбается, будто что-то неестественно красивое увидел.