Забава

Она никогда не просыпается на рассвете. Безумный график, преимущественно ночная жизнь светской львицы… Морфей, один из немногих по-настоящему желанных ею мужчин, выпускает из своих крепких объятий лишь тогда, когда просторная спальня уже полнится дневным светом. Она распахивает глаза, заслоняясь ладонью от солнечных лучей. Эту ночь в кой-то веки она провела дома. А причина тому тихо сопит рядышком, зарывшись вихрастой головой в подушки. Она поднимается с роскошного ложа резного дерева и, одернув невесомый пеньюар, тихо выходит из спальни. Душ, затем легкий, но умело нанесенный макияж, и вот она наливает зеленый чай в изящную белую чашечку, стоя на кухне. Прислоняясь плечом к стене, глядит через окно, тянущееся от пола до потолка, с высоты небоскреба на расстилающийся внизу мегаполис. Нью-Йорк отсюда смотрится обезумевшим муравейником, который жестокий мальчишка заливает водой. За стеклом моросит мелкий грибной дождик. Забавно поэтичные французы высказываются о такой погоде. «Время подружки невесты» – так дословно переводится одно из выражений. Франция… Чудесная страна, чудесный язык. Сколько раз она там ни бывала, снова хотелось обратно. Все время казалось, что она видела не все, что родная земля Бальзака, Руссо таит в себе еще столько секретов, способных потрясти ее воображение. Что же ей мешало? Деньги? Да, верно, у многих людей все упирается в этот вопрос, но только не у нее. Все гораздо проще и банальнее. Время. Молодость покорно сложила голову на гильотине карьеры, по сей день жизнь отдана сцене. Бесконечные выступления, бесконечные гастроли, записи, жизнь на публике, вечно острая необходимость подогревать интерес прессы к своей персоне и… почти ни единой свободной минуты. Люди нетерпеливы и обладают ужасной памятью – самые звучные имена забудутся, если даже ненадолго перестают витать на слуху. Цена славы слишком высока – она поняла это уже давно. А еще она понимала, что не готова просто взять и обратить в пепел все свои убитые на создание имени старания, силы, кровь, пот, голос. Алкоголь, наркотики, прочие стимуляторы… Забросить это, заставить себя отказаться от губящего минутного спасения – показать свой несгибаемый характер, но не людям, что важно, а самой себе. Она твердо решила искать другой способ не сломаться и нашла. Операция была простой и давно успешно практикуемой. Она заходила в салон красоты, (папарацци знали: так, как там, секьюрити не берегут покой общительной поп-дивы нигде), гримировалась, выходила через служебный ход в одежде простой уборщицы фешенебельного заведения, садилась в неприметный старенький «Opel». Как ни странно, это все. К ее большому сожалению, часто подобные вылазки не устраивались – график сковывал руки. Один день, проведенный на небольшом прибрежном участке, а к вечеру следовало возвращаться обратно по безлюдной, как правило, дороге, по немноголюдным вечерами кварталам. Один день, но возвращалась она отдохнувшей и свежей. Всего день у соленой воды давал ей силы, несоизмеримые с теми, что наполняли после дорожки белого порошка. Океан был ее миром, казалось, она могла всю жизнь провести, не покидая его. Только ощущая, как тело и разум целиком отдаются стихии, она чувствовала себя счастливой. Свободной, как дельфин, несущийся по волнам. Это маленькое прибрежное местечко, по правде говоря, было единственным местом, где она, хоть ненадолго, но могла побыть свободной. Однако, как оказалось, не только бодрость тела и духа могли подарить ей эти вылазки. Однажды осенью, ближе к вечеру, разыгралось ненастье. Свинцовые тучи заволокли небо, ветер грозил с корнями вырвать деревья, порывы жесткими пощечинами срывали с крон желтеющие листья, а дождь, казалось, вот-вот испещрит крышу автомобиля вмятинами. «Opel», с большим трудом разрывая опустившийся на город мрак светом фар, катился по дороге. Прибавить скорость, чтобы поскорее оказаться в теплом и светлом салоне красоты, а после – дома, было страшно. Но этот страх нельзя было сравнить с тем, что охватил женщину, когда вдруг в темноте перед лобовым стеклом мелькнула тень, машина взвизгнула тормозами, и послышался глухой удар о капот. Мысли тут же уехать прочь даже не возникло. В ужасе она выскочила на проезжую часть, хрупкую фигурку едва не повалил шквальный ветер. Распластавшись, на мокром асфальте лежало тело в когда-то светлом, а теперь грязно-сером плаще. Всю жизнь считавшая себя сильной и несломимой, она никогда не думала, что способна расплакаться от счастья и облегчения. Но слезы потекли вместе с каплями дождя, когда она увидела, что тело шевелится и даже пытается сесть. Мокрая одежда тут же промочила обивки сидений. Зубы как-то невольно застучали, когда кондиционер начал спешно наполнять салон теплым воздухом. Жертва, оказавшаяся пареньком, худощавым и высоким, отделалась лишь сильными ушибами. Все-таки хорошо, что она тогда передумала жать на газ. Если день пообещал быть богатым на сюрпризы, то он свое обещание обязательно сдержит. Юноша не узнал ее! Хотя нет, вернее будет: он не знал ее. Ее! Известную на весь Нью-Йорк, Америку и даже дальше поп-диву! Сначала она была уверена – мальчишка притворяется, неясно зачем, но это так. Но, прозорливая и проницательная, через некоторое время она поняла: либо «GLOBE» потерял гениальнейшего актера, либо парень сказал правду. Ее имя и лицо мелькали на экране и в прессе, песни крутили по радио, народ узнавал едва ли не в любом гриме, но нашелся такой человек, для которого пропиаренное имя оказалось пустым звуком. До чего актуальной пришлась здесь эта фраза. Он сам подписал себе приговор в глазах известной прожигательницы сердец. За ней давно и плотно закрепилось амплуа сердцеедки. Да, на публике со скандалом бросать именитых мужей мира сего, конечно, весело. Но ей, как и всякой женщине, хотелось отношений. Настоящих, не затменных громким именем, не ослепленных вспышкой папарацци. Но чего ей следовало ожидать? Богатые старики не были ей нужны и даром. Среди одногодок мало кто хотел серьезных отношений, а те, кому они были нужны, уже давно заключили браки. А остальные… Остальные были геями. Распространенная в шоубизе тема. Правда, были еще и молодые мальчишки. Да-а, а вот это было излюбленной категорией певицы. Но и тут ждал крах. Довольно скоро юные шлюхи, ищущие себе спонсора, готовые изображать эфиопскую страсть и ублажать дам старше себя за яркие побрякушки, стали вызывать у нее омерзение. Милый, наивный, какой-то инфантильный, найденыш долго решительно не понимал красивых намеков обольстительницы. Это одновременно забавляло и заводило ее. Вскоре юный нищий студент, самозабвенный ученый стал полностью зависим от нее. В материальном плане, само собой, но еще и в моральном. Безоглядно влюбленный, трепетный, неуклюжий. Он смотрел на нее по-щенячьи преданными глазами, сломя голову бросался выполнять любое желание, любую прихоть. Правда, потом приходилось выбрасывать разбитую посуду, выливать переваренный кофе и перебинтовывать нескончаемые порезы, смазывать ожоги гелем. Он все время так искренне расстраивался тому, что в очередной раз не исполнил пожелание любимой. Властная женщина, несгибаемая, волевая, она ощущала себя строгой преподавательницей, перед которой у экзаменуемого тряслись колени. Ей безумно нравилось звать его по фамилии громким, хорошо поставленным голосом и наблюдать, как всем телом вздрагивает парнишка. Безвольный, покорный, податливый, он был милой сердцу мягкой игрушкой, диванной собачкой. Она одевала его с ног до головы, осыпала дорогими подарками… А по дому он все равно ходил босой в мятой рубашке и таких же зажеванных брюках. Навороченной технике, предназначенной для учебы, дорогим «Parker Pen», кожаным ежедневникам он предпочитал простецкий блокнот и погрызенный карандаш. Ранимый, чувствительный, чрезмерно эмоциональный. Ей чертовски нравилось чувствовать себя растлительницей, хищницей, сорвавшей нежный бутон и сжавшей его в кровавых когтях. Словно в каком-то эротическом кино она бесшумно входила в ванную, где юный ученый принимал душ. Жадно наблюдала за тем, как тот содрогается, повернувшись спиной к теплым струям воды и увидев ее у дверей, как обычно бледная кожа тут же заливается румянцем, как он, смущенный, спешно пытается прикрыться мыльной мочалкой. Затем небрежно она сбрасывала с плеч халатик (такой стоимости, которая могла сравниться с годовым бюджетом какой-нибудь страны третьего мира), обнажая прекрасное подтянутое тело. Красивые ноги ступали по мокрому кафелю к юноше, дыхание которого сперло еще до того, как шелковая материя коснулась пола. Рассеянный, неприспособленный к реальной жизни, живущий в своих грезах: наука, изобретения, Нобелевская премия, всемирное признание… Со временем розовые очки пришлось снять – солнышко скрылось за тучами. Почему-то только недавно она начала понимать, что это все не напускное, это не хорошая актерская игра мальчиков, желающих понадежнее спрятаться под крылом золотой курочки… Он такой на самом деле. Эти бесконечные восторженные монологи, в которые было невозможно вклиниться, о чем-то таком, о существовании чего она и понятия не имела. Наука, занудные рассуждения, перепады настроения. Недоумение и искренняя обида, когда она плотно прижималась к нему с предложением оставить свои скучные бумажки и показать ей что-то более интересное. Это все начало раздражать и с каждым днем все сильнее и сильнее. Настолько, что она порой стала подумывать… – Дорис?.. Вынырнув из своих мыслей, женщина отворачивается от окна. Длинный, нескладный, тощий, он стоит в дверях, взъерошивая рукой русую макушку. По жизни пассивный, слабый, беззащитный. Он никогда не будет главенствовать, доминировать даже над женщиной – хрупки плечи, кишка тонка. В чем-то это и ее заслуга. – М-м-м, Ковальски, иди сюда… – жеманно тянет она, отставляя в сторону чашку с остывшим чаем. Пальцы с идеальным маникюром поглаживают впалую щеку с мягкой юношеской щетиной, сжимают подбородок и тянут его вниз. Он давно считает должным то, что склониться должен он, женщина никогда не вставала на цыпочки, чтобы дотянуться до высокорослого кавалера. По-детски закрыв глаза, парнишка тянется тонкими губами к насмешливо улыбающимся губам. Как она может бросить его сейчас? Где ей найти лучший вариант? Ведь она отыскала то, чего так желала, она ведь всегда получает желаемое. Ей так нравится эта забава, а прекратить ее она сможет тогда, когда ей этого захочется. В любой момент, когда игрушка ей надоест.