Dipendenza

Зоя медленно, словно в тумане, снимает чехлы для коньков, передаёт их в руки тренеру и выходит на лёд. Чемпионат страны. Нет, конечно, третья золотая медаль за эти соревнования ей совсем не помешает, но уже как-то и не хочется. Прямо сейчас, на диванчике в их общей квартире, сидит бесконечно любимая главная конкурентка и головная боль на протяжении четырнадцати лет так точно. Алина пришла в фигурное катание позже неё и ушла раньше. Несправедливо. Нечестно. Неправильно. Это должен был быть её чемпионат. Её медаль. Назяленская только-только олимпийские игры и чемпионат мира выиграла, (они не специально первое место друг другу уступают поочерёдно. Всё случайно, всё из-за обстоятельств) теперь очередь Старковой что-то занять. Была бы. А в итоге она два месяца провела на костылях и ещё месяц почти ежедневно моталась по осмотрам. Она, так безгранично любящая фигурное катание. Она, не успевшая ещё столько сказать на льду. Она, не показавшая наконец-то получившийся четверной сальхов на соревнованиях. Она, заслуживающая всего мира. Она, ушедшая из дела всей жизни в неполные двадцать лет. Это должно было произойти с кем угодно. Возможно, с самой Зоей. Чёрт возьми, да пусть с ней, пусть это её мечты окажутся разбиты, пусть она переживёт несколько операций и долгие месяцы восстановления… она. Не Алина. Не её прекрасная искренняя девочка, смотрящая на мир широко распахнутыми детскими глазами. Чёткий голос комментатора уведомляет о выходе следующей фигуристки. Ах, да, как раз её очередь. Чудесно. Потрясающе. Надо программу катать, а Назяленской плакать хочется из-за того, что в ночь между короткой и произвольной она не придёт к возлюбленной в номер. Из-за того, что её сейчас, кроме тренера, никто не ждёт. В этом году образ ей нравится и не нравится одновременно. Мария-Антуанетта. Французская королева, пережившая и выдержавшая то, что не снилось половине человечества. Наверное, поставь хореограф эту программу в прошлом году, Зою бы все узнавали по ней. Хотя, конечно, превзойти произвольную из олимпийского сезона, «Повелительницу бури», всё равно невозможно. Это была не просто программа — это было отражение её души. А в этом году фигуристка смотрит на тёмно-сиреневый подол платья и молится, чтобы Алина не смотрела сейчас телевизор. Старкова, конечно, не спит. У неё ещё ночь, чемпионат в этот раз довольно далеко от их родного города, но как можно пропустить выступление любимой женщины? — Вот только посмей мне сейчас упасть, — шипит она и грозит кулаком перед тем, как Зоя заезжает на тройной аксель. — Я сказала, стоять! Их кот странновато косится на хозяйку и выдаёт тихое вопросительное «мяу». Старкова отмахивается, мол, погоди, занята. Нельзя сейчас её отвлекать. Почему-то кажется, что стоит ей отвести взгляд, перестать нервно сжимать прядь белых волос — и Назяленская расслабится, потеряет контроль, завалит всё, что только можно завалить. И потом будет рыдать в уголке номера отеля. Одна. Её невеста-то не соизволила продержаться ещё год. Пусть не плачет хотя бы из-за собственных баллов, пусть не посмеет в себе разочароваться. — Во-о-от, это я понимаю, — идеально. Но это лишь первый прыжок, а короткая программа длится две с половиной минуты. — Я тебя умоляю, не шлёпнись вот здесь… да, да, молодец… Алина прекрасно понимает, что происходит в прямом эфире. Олимпийская чемпионка вновь доказывает миру, что способна держать планку и лучше всяких там юниорок, это видно всем-всем. А лично ей заметно то, что её милая Зоя не справляется и словно бы вот-вот упадёт на лёд и расплачется. Образ совершенно не тот, вместо торжественности в движениях читается потерянность и некая отрешённость. Неужели она и правда… сдалась?

***

В зоне ожидания чертовски холодно. Зою трясёт, тёплая кофта совершенно не греет. Юрис молча приобнимает свою ученицу, но и это не помогает. Наверное, у неё температура. Наверное, стоит сняться с произвольной и уехать домой. Потому что настолько плохо ей не было ни разу. Она даже умудряется прослушать объявление собственных баллов. — Ты первая, — чётко, но тихо говорит ей тренер. — Давай, улыбнись. Пусть все думают, что ты рада. Или хотя бы Алина увидит, что живая. — Она и так знает, что нет, — Назяленская выдавливает из себя неровную улыбку. Это что же, так весь сезон катать? Не лучше ли завершить прямо сейчас? Всю жизнь любимая женщина была главной соперницей. Собственная победа всегда означала поражение возлюбленной и наоборот. Это всегда было чертовски больно. И ей желаешь лучшего, и самой хочется, так сильно хочется всем доказать… Теперь она спокойно может это сделать. Но почему тогда на душе так странно? Неужели весь смысл этого спорта для неё заключался в одной лишь Алине? — Я, наверное, завершу после этого сезона, — шепчет она одними лишь губами. — Ты лучшее, что случалось с фигурным катанием и со мной, — шепчет ей в ответ девушка в тёмной гостиной на расстоянии сотен километров. Они, конечно, не слышат друг друга, но им хочется верить в обратное. А куда дальше? Что теперь? Что будет, когда из спорта уйдёт и Зоя? Куда им, идти работать комментаторами на ледовые шоу? Проводить мастер-классы, податься в тренера? Будет смешно, особенно если учесть, что людей Назяленская не очень-то жалует. Она, вообще-то, завершать не планировала. Отсутствие мотивации было и раньше, и оно не помешало собрать волю в кулак и продолжить тренировки. И сейчас не помешает. Только, как говорит Юрис, птица не ощущает вес собственных крыльев. Зое кажется, что она стала той самой птицей-исключением. Не было такого раньше, точно не было. Назяленская смотрит на подол тёмно-сиреневого платья и усмехается. Мария-Антуанетта. Та, что в свои неполные тридцать восемь поднялась на эшафот из-за каких-то внешних обстоятельств. Из-за революции. Из-за того, в чём она не была в полной мере виновата (а, может, и была, кто ж знает — в школе историю преподавали так себе). Казалось бы, какое ей дело до завершения чужой карьеры? Выходи да катайся, ты же королева льда, ты же солдат, что всю жизнь вкалывает, ты же творец, что в этот мир красоту несёт и свою мечту в жизнь воплощает. Только эта мечта приносит лишь горечь, когда рядом нет одного конкретного человека. Травма Алины стала эшафотом не только для её собственной мечты. Зоя, конечно, двадцать тысяч раз подумает, прежде чем карьеру завершить. Идиотская мысль, конечно — бросать спорт из-за своей девушки. Нет уж, она справится, она привыкнет. Может быть. Тем более, что Старкова её поймёт. Может, так будет даже лучше. Когда не придётся выбирать между собственным триумфом и радостью близкого человека. Алина была и останется для Зои целым миром. Прекрасным, ярким, красочным, при взгляде на который хочется жить дальше. Вдохновляющим примером, заставляющим двигаться дальше. Казалось бы, мир дерьмово с тобой обходится, а ты этому миру всё ещё улыбаешься. Зачем? Ради чего? Зоя всегда являлась для Алины опорой и поддержкой. Той, к кому хочется возвращаться. Домом, которого у теперь уже бывшей фигуристки никогда не было. Кто-то, может быть, считает, что дома всегда тихо и спокойно, и всё идеально-прекрасно-безупречно. Как хорошо, что Старковой сравнивать не с чем. Ей хотя бы место, куда после тяжёлого дня можно вернуться и где её ждать будут. Наверное, они поэтому и сошлись. Зое нужен был целый мир. Алине нужен был дом.