Профессионалу везде найдётся работа

Пасть с белоснежными клыками разинулась прямо перед носом, - белокаменный лев зевнул. Очень странно одетый незнакомец остановился. Второй лев, лежащий с другого края лестницы, подглядывал на путешественника сквозь полуприкрытые веки. Два мраморных шара спокойно лежали под мощными лапами, не собираясь укатываться и предвещать беду. Создание в ярком кимоно улыбнулось и поклонилось стражам чьего-то дома. Зевающий лев кивнул в ответ и снова улёгся на своё место. Его товарищ закрыл глаза плотнее, притворившись спящим, на что первый лишь фыркнул. Странный путник поправил верёвки массивного короба, что нёс за спиной, и пошёл дальше. В этом городе было много чудны́х ёкаев. Сергей Разумовский смотрел запись из зала суда уже в третий раз, и лицо его всё темнело и темнело. То, что конечное решение судьи было куплено, видел даже слепой, а финальное «Наш суд – самый гуманный суд», выкрикнутое Гречкиным, засело в мозгу назойливой мелодией. Ещё и девочка… Лиза Макарова… Невинная, маленькая, из того же приюта, из которого вышли и сами Серёжа с Олегом. Кто за неё заступился бы в этом мире? Должно было правосудие, а вышло что? Было больно. Разумовский даже не нашёл сил выключить запись, поставленную на повтор, прямо так повернулся к своему другу, а по совместительству телохранителю. И сам испугался выражению его лица. Решительному. Нехорошему. Тёмному. – Что думаешь, Олег? – растерянно спросил Сергей, прокашлявшись, потому что в горле вдруг пересохло. – Жечь таких гадов надо, – уверенно ответил Волков, посмотрев прямо в глаза. Под зеркальной водной гладью зоркий взгляд замечал движение, но распознать Форму иностранных созданий не мог. Хотя сейчас это было не нужно. Река жила своей жизнью, а люди научились мириться с её любвеобильным нравом и даже усмирять попытки затопить всё вокруг. Сперва гранитными набережными, потом дамбой… – Нравится, любезнейший? – раздалось из-за спины. Аптекарь, не переставая улыбаться, неспеша повернулся. На него величественно, но заинтересованно взирал аякаси, представший в виде всадника на коне. Вокруг ходили люди. Щёлкали телефоны, делая снимки. Слышались рассказы об императоре, которому поставлен памятник, и о восстании, которое проходило на этом месте. Слов всадника люди глухо не слышали, что было не удивительно. Не удивительно было и то, что аякаси выбрал своей Формой образ создателя этого города и того, чьим именем он был назван. – Ошибаетесь, слышащий. Город я назвал не в честь себя, а в честь святого Петра. Уж вы-то должны понимать разницу. – Понимаю, – певуче проговорил Аптекарь. – Вы так и не сказали, нравится ли вам здесь. – Это интересный город. – Благодарю, милейший. Приятно осознавать, что после стольких лет мы так же можем поразить иностранцев. – Тут много туристов, – кивнул Аптекарь. – Раньше всё по морю да по земле приходили. А теперь вот даже прилетают. Рассказал бы мне кто при жизни, – всадник рассмеялся. – А вы деловой человек или очередной ротозей наподобие их? – Я просто Аптекарь. Люди гуляли и смотрели, не видя. Статуи на здании Сената и Синода переговаривались, как во множество дней до этого. Ветер принёс едкий запах гари. Аптекарь нахмурился. Всадник замолчал, тоже принюхиваясь. – Дым, - недоумённо констатировал он. Конь беспокойно забил бронзовым копытом. - Опять торфяники горят, что-ли? Аптекарь покачал головой. В запахе не было удушающего горящего болота, там был горящий металл и плоть. Конь беспокойно переступал с ноги на ногу, не в силах уйти со своего поста под властной рукой всадника. – Мононоке, – ответил Аптекарь на невысказанный вопрос духа этих мест. – Эка невидаль завелась. Нехорошо. Ну вы уж разберитесь с этим, голубчик. Аптекарь посмотрел на колокольню местного храма. Оттуда должен был открыться достаточно хороший вид, чтобы можно было отследить источник дымящего мононоке. Город пел. Он пел уличными музыкантами и симфоническими оркестрами. Он пел весёлыми праздничными песнями и тоскливыми, полными боли соло. Он пел мелодиями, созданными сотни лет назад и создающимися в этот самый момент. Пел ветер, приносящий запах залива и садов. Пели здания, выстраиваясь продуманной симфонией архитектуры. Пели духи в парках. Пели статуи. Пели празднующие весну коты. И где-то в этой песне прятался голос затаившегося мононоке. Тонкая струйка дыма пропитала собой всё вокруг, но её источник был слишком далеко. Слишком запутанным путём запах шёл сюда, теряясь во дворах, прячась под мостами, взвиваясь по шпилям в небо. Город пел, но в его песне уже прорезались настороженность и опасение. Весы, покачиваясь, добавили в мелодию свой еле слышный звон. След был слишком тусклым. Туристы рядом восторгались видом. Голуби в сквере возле храма собирали свою хлебную дань. Весы не отзывались ни на что. Мононоке насытился своей жертвой и затаился. Манами пригласил его в этот далёкий город под таинственным предлогом «отдохнёшь, сменишь обстановку». Что именно это обозначало в понимании дзинко, Аптекарь не знал до сих пор. Потому что острый нюх лиса чуял появившийся привкус дыма даже на таком расстоянии – в отличие от молчащих весов, – и Манами ворчал не переставая. – Ткань моих одеяний, – улыбаясь своей неизменной улыбкой, предпринял попытку успокоить старого друга Аптекарь. – Я был на улице… – Кусуриури, ты думаешь, что я совершенно нюх отбил и не понимаю, от чего идёт запах? – подбоченившись, грозно сверкнул глазами лис. – Я чувствую эту гарь из окна, я чувствую её в шёпоте воды, я чувствую её в волнении коней на Аничковом мосту, я чувствую её в нашем городе! Вплетённость в общую музыку города не добавляла Манами спокойствия. Три белых хвоста недовольно били бока. Аптекарь вздохнул. А дзинко продолжил причитать, приготавливая стол: – И ведь во всех новостях показали! Все знают: кого, где, даже когда. Не знают только кто. Вот если бы я узнал! Уж я бы ему хвосты и усы бы намотал! – В твоих словах слышится желание, – улыбнулся Аптекарь, поддевая друга. – Да, Кусуриури. Прямо сейчас я очень желаю, чтобы этот мерзавец получил по заслугам. У меня ведь кафе, понимаешь! Пойдёт волна, пойдёт молва, туристы пропадут, я по миру пойду. Да и вообще, неприлично это. Тут у нас с людными местами строго. Здесь разные создания бродят: и местные, и иностранные, и из наших есть. Но одно дело кого-то во дворах… того этого. Даже готовы простить ненадлежащее использование мусорных баков. Свои дела решайте, отомстили-успокоились, ну или люди на свой лад бы разобрались, только других не впутывайте… А вот так. Шумно. И на публику. Что он потом подожжёт? Где он потом подожжёт? На Невском? На дворцовой? Тут у нас с этим строго. Очень строго, – фыркал недовольно лис. Аптекарь загадочно улыбался, приняв чашку чая. Мононоке носил маску доктора, нёс с собой «очищающий» огонь и прятался. Мононоке убивал тех, кому хотел отомстить. Но это было понятным. Это было его Желанием. Что было необычным побочным эффектом – мононоке своими речами заражал людей. Этому мононоке стали подражать. Люди подчиняли его Желанию свои действия и пускали безумие в свой разум. И это было плохо. Местные ёкаи беспокоились всё громче, Манами приходил всё более растревоженный, а запах горелой плоти становился всё насыщеннее. Мононоке прятался на виду. Те, кто совершенно не знал Аптекаря, могли бы сказать, что он сейчас вёл себя странно. Те, кто знал его, сказали бы, что для Аптекаря такое поведение не является ничем необычным. Но Манами причислял себя к категории тех существ, кто знал Аптекаря, если и не хорошо, то получше большинства. И он авторитетно считал, что курить кисеру на крыше с закрытыми глазами весь день – не нормальное состояние даже для Аптекаря. Манами присел рядом и постарался не принюхиваться к горелому воздуху. – Кусуриури, чем я могу помочь? Ответа не было. Дым тонкой полоской струился по ветру. Лицо с красными «слезами» и пурпурной лисьей полуулыбкой оставалось спокойным. Весы, расставленные на всей крыше, безмолвствовали. И в какой-то момент даже давно знакомый с Аптекарем Манами подумал, что ответа уже не дождётся. – Мононоке есть совокупность Формы, Сущности и Желания, – медленно и спокойно, как всегда, заговорил Аптекарь. – Желание — вот что определяет все существование мононоке. Желание этого мононоке – Месть. Аптекарь задумчиво смотрел на кисеру, что держал в руке. Пурпурные когти легонько постукивали по трубке, и в этом незаметном движении Манами увидел беспокойство друга. – Чтобы свершить Желание, нужно найти объект мести. И место, где свершится месть, – продолжал тем временем Кусуриури. – Объекты мести неизвестны, пока не найдена Сущность мононоке. Место – весь этот город. – Понимаю. Такая большая площадь: офуда на каждый дом не повесишь, солью весь город не обведёшь. Это сложный случай. Аптекарь покачал головой, вновь закуривая. – Это интересный случай. Лёгкий ароматный дым снова начал подниматься в небо. – Я знаю, что ты не отступишь, Кусуриури, – обречённо вздохнул лис. – Но подумай, может, тебе понадобилась бы помощь. Хотя бы в том, чтобы выследить этого поганца. – След густеет. Мононоке прячется, но гарь выдает его. Я его чую, – улыбнулся Аптекарь, обнажая не менее острые, чем у самого Манами, клыки. Все стоявшие на крыше весы с тихим перезвоном наклонились. Манами с затаённым волнением проследил в указанном ими направлении. И выругался себе под нос. Аптекарь улыбался, смотря на виднеющуюся башню «Vmeste».