Разбитая Michelle.

Мишель возвращалась. В салоне машины можно было умереть от духоты, погода в августе выдалась очень жаркой и влажной, казалось грязный воздух буквально прилипал к телу. А вместе с высокой температурой, росло напряжение. Третий час отец молчал и это так было не похоже на него. Он не кричал, не угрожал, однако Мишель все равно ежилась, полностью зарываясь в свою футболку. Девчонка хотела скрыться, уйти в мир потной ткани на себе, чтобы с ней никто и никогда не говорил. —До поворота вправо осталось триста метров. Раздался голос навигатора, режущий уши подавленной Мишель. Та хотела бы зареветь, да не могла. Они уже заехали в город и продвигались по спальному району. В городе по-своему красивый закат. Подходит к концу предпоследний день августа. Становится все тише и тише — природа замирает. Почти не слышно гула автомобилей и гомона человеческих голосов. —Поверните направо. Машина заворачивает на улицу, освещённую подъездными фонарями, сразу слышится напор и всплески воды, а выезжая из кустов, виден фонтан. Отец замедляет скорость. —Чикина! — резкий ор и смех заставляют Гаджиеву чуть улыбнуться. В окне автомобиля: компания из трёх человек, смех, фонтан и литровки. —Я люблю А-артё-ёма! Скажи, а? Скажи! — смеётся блондинка с короткой стрижкой, залезая на бортик. —Не люблю, — возражает фигура повыше. — Не люблю! — выпрыгивает из воды, отбрасывая мокрые волосы, тоже белые, но длинные. —Любишь — любишь! — тараторит девочка, издеваясь. —А если и да, че? Ревнуешь? —Ревную! Как же! Артём Комаров, — замедляется та, — Я тебя люблю! — и сразу же орёт. —Тише! Тише! — хватает шалунью за локоть, оттягивая за собой обратно в воду. —Отстань от меня, водная нимфа! — выплевывает воду и смеётся. Смеётся и другая. На скамейке, съежившись, сидит чёрная макушка. Обнимая себя за плечи, она смотрит на них как на дур. Мишель так кажется. Она видит уставшего и раздражённого подростка, а когда они проезжают совсем близко к площадке, слышит, как она шипит. —Вы на меня попали! — крысится и поджимает губы, оттряхивая рукава толстовки от капель. —Растаяла? — язвит коротышка. Теперь Мишель становится неприятно, она чувствует зависть внутри себя, желание жить также свободно. Также плескаться в фонтанах. Ребята сразу врубают музыку, стоит машине скрыться за новым углом улицы. Биты репа, скаченного Юлькой, качают, и колонка Сверчковой трещит, изо всех сил выполняя прихоти хозяйки. —Сейчас выйдут, наорут! — Лиза смотрит загнано, то и дело оборачиваясь на дома. Идея тушуется, а Юля только обеих за плечи захватывает двумя руками, на что Андрющенко морщится отодвигаясь. Чикина многое от этого жеста не теряет. Открыв литровку пива, она «дузит до шариков». —Кому нужны мы! — балуется светлым фильтрованным, но вскоре давится и начинает кряхтеть. Лиза закатывает глаза, заряжая ей по хребту, и Чикина, не стесняясь, выдавливает из себя плевки. —А ну! — из окна орёт женщина, — по домам разошлись! Спать мешаете! — и добавляет, — Если не уйдете, в милицию позвоню! —В бордель позвоните лучше, Вам не сна, а секса не хватает! — ржёт Юля, вгоняя в краску Идею и Лизу, те понурили головы сразу. —Бесстыдница мелкая! — женщину переполняет гневом, ей приходится закрыть окна. Чикина ещё минут десять не уходит, прощается с девочками, и наконец забегает в свой подъезд. Христина тяжело вздыхает, улыбаясь мягко. —Ну, ты пошла? — поднимая взгляд на Лизу. — Дойдёшь? —Дойду. Лиза идёт. Одна. Солнце полностью опустилось и во дворе наступают сумерки. Поворот. Жёлтые облезлые стены зданий встречают Лизу родным запахом. Арка. Андрющенко забегает в шумный подъезд и скорее бежит в квартиру, видя включённый свет на кухне, — значит мама не спит. Запыхавшись, открывает дверь и в неё сразу же прилетает мячик. —А-а! Лиза! Лиза! — кричит маленькая соседская девочка и несётся на встречу Андрющенко. —Тише, уже поздно, — причитает только и глаза закатывает. Ну достали! —Ай-йа-йа-йа! — запрыгивает, обхватывая ногами. —Спокойной ночи, — вымученно стягивает с себя малышку и плетется в общую комнату с мамой. Хлопок. —Здравствуй, Лизонька, — выходит мать, вытирая руки полотенцем. —Привет, — на выдохе. Разувается и проходит к шкафу за пижамой. —Как погуляли? —Нормально. Снова хлопок. Горячий душ. Соседи суки, опять включили кран пока она моется. Лиза обжигается и закусывает губу от боли, а ведь она просила же. Натягивает футболку и шорты на худощавое мокрое тело и заваливается в кровать, полностью закутываясь в одеяло. —Лиза, школа скоро, — тихо начинает мама, садясь на край кровати. — ты понимаешь же, учиться надо. Последний год. —Знаю. —Лиза, я знаю, что ты знаешь, но я была в твоём возрасте! — начинает мама. — Тоже семнадцать было, тоже ветер в голове! И что сейчас? А что сейчас? А сейчас Лиза болеет круглогодично и не доедает. Сейчас она трудится как пчелка, за маму и за себя. Мама ведь не может, мама ведь мягкая. Мама влюбчивая. Лиза не такая, Лиза на ошибках мамы выучилась. —Лиза, не молчи. —Не сейчас, я спать хочу. —А я поговорить. Лиза поворачивается к стене и закрывает глаза. Мама тяжело вздыхает, закатывая глаза, и встаёт с кровати. —Ничего, Лиза, ты не понимаешь. — складывает стиранные вещи, — Я лучшего для тебя хочу. Стараюсь. Ты ешь, пьёшь, одетая, обутая, а матери не благодарна! —Мама-а, — тянет Лиза, переворачиваясь в промерзлой постели. —Что Лиза?! Я хоть долю внимания прошу, поговорить! Я, может, поговорить с тобой хочу! — возмущается мама. —Я устала. —Устала — что? Отдыхать? А я на работе, Лиз, была. Я устала вся. Прихожу, а тут ты недовольная. Мама старается, последние деньги отдает на учебу Лизы, позволяет ей учиться в частной школе, заниматься любимым видом спорта. Не вступает в отношения с мужчинами, потому что Лизе не нравятся еë избранники. Лизе вообще никто не нравится.

***

Христина нервно трясла ногой, облокотившись всем телом о дверной косяк. —Христиночка, пройди — поешь. Пока Лиза одевается, — выходила Марина с кухни, нежно улыбаясь. —Нет, нет, спасибо я не буду, — отнекивалась Сверчкова, улыбаясь в ответ также мило. —Пройди все равно, — настаивала на своём. Ну не хочет Христина, не хочет. Она честно в этот ужас пройти боится, по мокрому полу. Христина брезгает. И полом, и щами, да и вообще, всем. Кроме Лизоньки. Лиза не виновата, что тут живёт, что мама её так поступила неразумно. Что в семнадцать родила. Христина Лизу всегда жалела и любила, всегда пыталась помочь, с пятого класса, как только Лизу перевели в школу за успехи в старой. —Да нет, нас там внизу ждёт папа с Юлей. —Лиза, быстрее! — кричит мама, закатывая глаза, и снова уходит на кухню. —Лиза! Лиза-а! — тянет уже Христина. —Я от того, что вы будете орать быстрее не соберусь, — бурчит под нос Лиза, открывая дверь, и закинув рюкзак на плечи. —Собралась же! — смеётся Идея, выходя на своих каблуках, через разбросанные игрушки в коридоре соседских детей. Лиза молча корчит недовольную гримасу, быстро выходя в подъезд, и спокойно шагает по ступенькам. Сверчкова идёт быстрее, цокая чёрными лодочками. —Я всегда удивляюсь, как ты каждый день пять этажей проходишь, — уже запыхавшись, Христина держится за перила и чуть ли не сползает на пол. —Попробуй каблуки не носить. —Ой, спасибо за совет, — передразнивает. Лиза всегда мисс Очевидность. —Пожалуйста. У подъезда ждет машина, а в ней Сергей Робертович и Юлька Чикина, что его уже до истерики доводит.

***

—Хорошо же в Союзе было, развалили, черти! — возмущается Юля бабушкиными фразами, руками размахивая. —Не знаю, — побледнел он и руль сжал сильнее. —Оставь папу. Дверь переднего пассажирского места открывается, а на место садится блондинка, открывая зеркальце, смотрится и подкрашивает губы. —А Вы будете в этот раз речь толкать? — не унимается Чикина. —В смысле? — папа брови хмурит. Щелчок. Лиза пристегнулась. —Идея, чего не пристегиваешься? — папа, когда называет её так, кривится весь. Причуды ребёнка. Заводит машину, выезжая из двора, окруженного домами. —Ну, вы в прошлом году че-то говорили про учёбу на линейке, — объясняет Юля. —Да, буду, — говорит с улыбкой он, в зеркало смотря на девочек, — А вам понравилось? Юля в кулак прыскает, а Идея хохотом разгорается, поворачиваясь назад. —Кстати про хорошие речи, — брови хмурит, — Вилка где? —Опаздывает. —Сама дойдёт значит, — разводит руками. —Сок у неё, — напоминает Чикина, чуть слышно. —В магазин можем заехать! — предлагает мужчина. Девочки опять смеются, а папа удивляется. Мол: «что такого я сказал?». —Им не за таким соком, — фыркает Лиза. —Молчи! — Юля в шутку на Лизу набрасывается, руками замахиваясь. —За свежевыжатым, — отшучивается Идея. —Тут по пути веганский магазин недавно открыли, Оксана брала себе вчера там что-то, — не понимает, а может, делает вид. —Не, спасибо, лучше Вилку подождём. —Ну, как хотите. — пожимает плечами. —Юля, отстань от Лизы! — кричит Христина. —Приехали! — перекрикивает Чикина с улыбкой и слезает с Андрющенко, — Спасибо, дядя Серёжа! Чуть не на ходу выпрыгивает из машины, Христина за ней, но, опомнившись, возвращается и целует папу в щёчку. Лиза смотрит и внутри что-то сжимается, кидает спокойное: —Спасибо. И открывает дверь, наступая в лужу. Удачливая какая. Шипит под нос, перескакивая. —Ой, Лиз, ты замаралась! — оборачиваясь, говорит Христина. —Вижу, — только и, — салфетку дай. —Держи, — кидает Лизе пачку с приторным малиновым запахом. Лиза наклоняется и тщательно трёт штанину. Пальцы марает в грязи, чертыхаясь под нос, достаёт новую салфетку, и пачка падает, а вместе с ней и Лиза. —Девки! — кричит голос Виолетты. — Ай! Сука! Она запинается за спину Андрющенко и обе падают. Только брюнетка от злости сейчас взорвется уже, а Малышенко плевать, она смеётся. Первое сентября же. Че грустить то? Андрющенко всегда с недовольной физиономией. Из мамки такую вытащили. Злобную. —Виолетта, — говорит медленно, готовая убить в эту же секунду, — Ты можешь аккуратней? —Не могу, бейб! — поднимается быстро, напоследок кидая воздушный поцелуйчик, и торопится открыть рюкзак. Там две банки сока. Ну, или не совсем. —Мы же на три договорились, — Чикина поднимает бровь вверх, пока Вилка стоит, глупо улыбаясь, и затылок чешет. —Получилось так. Лиза уже встала и Христина помогает ей оттряхиваться. —Меньше выпьете — лучше будет, — поддевает Лиза. —Во-во! — кивает Виолетта согласно, — Вы организм молодой, вдруг чё. —Ничё! — Юля открывает свою бутылку и пьёт хорошо так. Вилка повторяет это же с другой баклажкой. Христина поднимается и смотрит на них ошарашенно. —Вы охуели? — руки в боки. Эти две ржут, смотря на неё. А Сверчкова хочет уничтожить обеих, она — дурная, больше всех скинулась. —Тебе рожать ещё! — передразнивает бабушек Малышенко. —Чикиной тоже, у неё на лбу написано — мать. —Мать чего? Советского Союза? — и все заливаются смехом, даже Лиза. Ну правда, достала Чикина уже со своим Сталиным или Лениным. —Вы почему не строитесь?! — Татьяна Алексеевна идёт по крыльцу школы — классная руководительница 11«А». —Марии Владимировны нет ещё! — Доносится голос Насти из её же класса, у неё причёсочка, как всегда — проводница «Москва — Рига». И от этого образа три девчонки переглядываются и вновь подаются смеху, пока Лиза смотрит на них с осуждением. —И что? Я есть! Строимся! —говорит она, показывая руками кому куда. —Одиннадцатые! Тише! «А» вправо, «Б» влево! И в конец! В конец! Последние уходить будете! Классы становятся, и он по факту похож на единый, потому что граница между — Лиза, Идея, Чикина и Вилка. Первоклашки стоят тихо, ожидают начало конца, все остальные шумят, встретившись после лета и тройка не нарушает традиции. —Сука, я вся вспотела, — ругалась Христина, натирая шею каким-то маслом. —Конечно вспотела, кто ещё маслом в жару натирается? — спросила Лиза, выгибая бровь. —Это что ещё такое? — с любопытством выхватила флакон из рук Виолетта, а Юля потянула руку шатенки к носу своему и понюхала. —Парфюм, французский, — говорит та, возвращая его себе, — Оксана подарила, — вздох. —Не добили мы французов в двенадцатом! — взрывается Юлька. —Я тебя не добила! — смеётся Вилка, пихая в плечо Юлю. А Чикина её в ответ. Вилка сильнее. Юля от пива вся расхлебанная, чувствует толчок и наваливается на Идею так, что та роняет свой флакончик. Лиза инстинктивно наклоняется вниз, хочет подобрать вещь, а там лишь осколки и наклейка: «Michelle». Медленно поднимаясь, Лиза увидела прямо перед собой высокую блондинку, с широкой улыбкой, да такой, что у нее самой свело скулы, смотря на нее. Теплый ветер растрепал её светлые короткие волосы в разные стороны, но она не стала выглядеть от этого хуже, скорее наоборот. Малиновая помада и тоненькие стрелочки придавали ей сказочный вид — настоящая принцесса, но небрежная укладка выдавала хулиганистый характер. Анрющенко без стеснения разглядывала её хмурясь, и кажется подмечала каждый недостаток. —Привет, это 11 «А»? Я Мишель, новенькая.