Wrong

Жара облепляет тело. Обвивает запястья, неощутимо прокалывает кожу, втекает в кровь, но та не начинает бежать быстрее. Наоборот, словно бы густеет, замирает в венах, и Сэму кажется, что он муха, которая засыпает где-то в конце сентября. И плевать, что на дворе середина июля. Бешеное лето. Они изъездили все штаты вдоль и поперёк, перебили десятки призраков, оборотней, зомби, перевёртышей. Сэму кажется, что его мозоли на пальцах никогда не пройдут. Сэм не помнит, сколько раз спускал курок. А сейчас у них передышка. Неизвестно, почему отец решил остановиться. Явно не потому, что нечисть тоже взяла выходной. У Джона всегда есть свои причины, пора бы привыкнуть. Сэм и привык – не спрашивать. Уже знает, что ему не ответят. Это Дин всё всегда принимает как должное, особенно когда дело касается отца. А Сэм – не такой, ему надо знать. Что, зачем, почему. Но отец молчит, и Сэм тоже молчит, всё больше увязая в этом болоте отчуждения, всё больше отдаляясь, всё больше отдавая себя в лапы этой иссушающей жары. … Они остановились в Техасе (второй по величине штат, население около двадцати трёх миллионов, столица в Остине – оттарабанит Сэм, потому что в школе у него пятёрка по географии). Джон снял домик на две недели, и Сэм не знает, чего хочет больше – чтобы они и правда провели здесь пустые, тусклые четырнадцать дней, или чтобы вдруг сорвались с места, вновь включаясь в эту бесконечную гонку. Сэм откапывает где-то на дне сумки бейсболку. Солнце так печёт голову, что ему кажется, будто там, в черепной коробке, закипает мозг. * - Ты только погляди, какая цыпочка… - чуть ли не стонет Джей. – Ух, я бы такую пощупал… Джей – вроде как его приятель. Сэм познакомился с ним на третий день и, кажется, за последующие пару суток узнал о нём всё. Джей болтлив, самоуверен и не слишком умён, а ещё ровесник Сэма, и именно поэтому, наверное, решил, будто их дружба навсегда. Сэм не говорит ему, что скоро уедет. Он вообще мало говорит, предпочитая делать вид, что слушает приятеля, а сам погружается в свои мысли, где ни Джею, ни каким-то сомнительным красоткам нет места. Но под излишне настойчивым взглядом Винчестер изображает энтузиазм: - О да, я бы от такой тоже не отказался, - дежурно присвистывает Сэм, и Джей удовлетворённо кивает. Если тебе шестнадцать, а при виде стройных ножек и обтянутой короткими шортиками попки ничего нигде не шевелится – это ненормально. Сэм сам знает, что ненормален. * В его мыслях Дин. Всегда – только Дин. Это похоже на безумие, на наваждение. Ловить глазами его улыбку, разглядывать – украдкой – его руки, проворно чистящие оружие, собирающие пистолет, подтачивающие ножи. Вздрагивать, когда тяжёлая ладонь опускается на плечо, и хриплый голос произносит «молодец, Сэмми». Да ради этого он убьёт кого угодно. Какую хочешь сверхъестественную мразь. И это почти похоже на простое восхищение старшим братом. Вот только Сэму этого мало, и он закрывает глаза, представляя, как рука Дина скользит с плеча на шею, кончиками пальцев выводя узоры на коже. А пальцы у Дина – мозолистые, шершавые, пахнут машинным маслом и оружейной смазкой. В фантазиях Сэма Дин всегда молчит – Сэм просто не может представить, что бы мог сказать ему брат, притягивая к себе для поцелуя, облизывая его губы, вторгаясь языком в рот… Сэм столько раз видел, как Дин целует девчонок. «Хотел бы оказаться на моём месте?» - обычно насмешливо спрашивает Дин, если застукивает младшего за подглядыванием. «Да… Хотел бы», - хрипло выдыхает Сэм и добавляет про себя: не на твоём. На их. - Эй, Винчестер! – глумливый голос Джея пробивается сквозь пелену сладких, волнующих мыслей. – Смотри-ка, как тебя завела эта куколка! - Да, - бормочет Сэм. – Да. Светлые летние брюки слишком тонкие, чтобы скрыть его возбуждение. Сэм стягивает их, скидывает рубашку. - Пойду охлажусь, - бросает он Джею и идёт к речке, на берегу которой они жарятся третий день (Колорадо, протяжённостью около двух тысяч трёхсот тридцати километров, берёт начало в засушливых районах западных склонов Скалистых гор). Едва-едва прохладная вода смывает жару, прилипшую к коже, точно песок, но Сэм не может избавиться от ощущения горячих рук Дина на своей талии. * Он возвращается под вечер, и первое, что он видит, это Дин, обихаживающий Импалу. Слишком привычная картина, и Сэм слегка улыбается, но в груди колет – на брате нет рубашки, только джинсы, и капельки пота блестят на голой груди. Сэм только кивает Дину и старается обойти его по широкой дуге, но всё равно ноздри улавливают этот запах – машинного масла, разгорячённого тела… Сэм сглатывает, заходит в дом. Там пусто, и он кричит брату: - А где отец? - Уехал. По делам, - отзывается Дин. Младший Винчестер морщится: - И, как всегда, не сказал, по каким, - он произносит это негромко, но Дин всё равно слышит, потому что у него идеальный слух. - Раз он сказал «по делам», значит, это важно! – и нотки раздражения проскальзывают в его голосе. Сэм не спорит, просто моет руки, плещет на лицо. - Сейчас закончу, и будем ужинать, - уже мягче говорит Дин. Сэму всё равно – он не голоден, но ведь у них, мать вашу, домашняя еда – пятый вечер подряд. Наконец-то не фастфуд, не бургеры и кофе в пластиковых стаканчиках. Спагетти и жаренные колбаски, а ещё какой-то салат. Не бог весть что, но уж точно лучше той дряни из забегаловок. Потом они сидят за столом, и Сэм лениво жуёт, стараясь не глядеть на брата. С каждым днём это всё сложнее. С каждым днём Сэму всё хуже. Сэму кажется, что эта жара просто выпивает из него остатки благоразумия. Сэм тянется за солонкой, и Дин тоже хочет её взять, и их пальцы сталкиваются. Сэм вздрагивает, а Дин смотрит на него с беспокойством: - Ты в порядке?.. Неправильно. Всё это так неправильно. - Да, - отвечает Сэм, а сам никак не прекращает пялиться на длинные ресницы брата. Стоит один раз не сдержаться, и он уже не может остановиться, не может оторвать взгляд. Дин красивый. Не смазливый, а именно красивый. По мнению Сэма – идеальный. Дина хочется целовать. До одури, до умопомрачения, каждым прикосновением губ подтверждая: мой. И какая, блядь, разница, что он – брат? Что он – парень? Сэму хочется рвать и метать, потому что это несправедливо. Нечестно. Неправильно. - К ночи обещали дождь, - говорит Дин. Он не умеет читать мысли, он не знает, о чём думает его младший брат, поэтому так спокоен и расслаблен. Но Сэм знает, что старшему Винчестеру хватит и пары секунд, чтобы превратиться в того Дина-охотника, каким он его привык видеть. - Надеюсь, станет прохладнее, - продолжает Дин, - а то дышать невозможно. Да и тебе, я смотрю, совсем мозги вынесло. Конечно, думает Сэм. Хотя мозги мне вынесло давно. С тех самых пор, как я захотел тебя. - Я уйду после ужина, - вдруг объявляет Дин, вставая из-за стола, сгружая тарелки в раковину. – У Кристи вечеринка. Кристи. Сэм видел её. Красавица. Стройные ножки, грудь третьего размера, волосы длинные, тёмные. Всё, как любит Дин. Хотя… Он вообще любит девушек. - Когда вернёшься? – находит в себе силы спросить Сэм, стараясь смотреть как можно безразличнее. - Не знаю, поздно, - легкомысленно отзывается брат. Проходит мимо, треплет по волосам. - Не скучай! – и добавляет со смешком: - Давно бы себе уже подружку нашёл. Сэм запускает в Дина яблоком, тот со смехом ловит его, звучно надкусывает. - Ну, пока, Саманта! И уходит. * В доме без Дина совсем пусто и мёртво. Даже в мотелях, как кажется Сэму, и то… живее. Там они знают, что это ненадолго, и не нужно даже распаковывать вещи. А здесь – вроде как дом, и надо имитировать уют… Но только Джон и Дин не помнят, что это такое, а Сэм не знает. Сэм берёт в руки книгу. «Шестьдесят семь способов распознать и обезвредить ведьму» - старый, толстый, пыльный фолиант. Подарок отца на Рождество. Сэм переворачивает страницу. «В Средневековье самым распространённым способом убийства ведьм было сожжение на костре». Сэм тоже горит на костре, он сам подбрасывает в него дрова. Его тяга к брату – запретная. Дин бы его убил, если бы узнал. Летом темнеет поздно, но в доме уже царит полумрак. Сэм зажигает лампу, щурится, вздыхает и трёт глаза. Книжная пыль щекочет ноздри. «Против ведьм не поможет ни святая вода, ни серебро». Против его чувств – тоже. Они скоро сметут его, захлестнут с головой, и тогда… случится непоправимое. «Считается, что ведьмы проводили обряды, в которых участвовали юноши-мужеложцы». Вздыхая, Сэм отпускает себя. Закрывает глаза, расстёгивает брюки, гладит через бельё. Он представляет, как губы Дина – на его шее, как пальцы Дина вплетаются в его волосы, представляет тяжесть брата на своих бёдрах. Дин нетороплив, он тоже плавный и текучий, как жара за окном, точно так же вползает в его, сэмово, тело, незаметно заполняет до краёв, подчиняет себе. Сэм дышит тяжело, хрипло, но эти звуки гаснут, словно растворяясь в комнате. Быстрее, быстрее. Пальцы оплетают, тонкая ткань мешает, Сэм кусает губы и сильнее раздвигает ноги. … Дин толкает его вперёд, лицом к стене, прижимается сзади. Он трётся бёдрами и дышит над ухом, и его вдохи и выдохи – точно такие же рваные, возбуждённые. Сэм чувствует руки брата, скользящие под футболку, блуждающие по груди… Стон. Сэм жмурится так сильно, что слёзы выступают из глаз. Картинка такая яркая, что он почти верит, что это правда. Болезненное удовольствие пробегает по телу волнами, оседает в низу живота, тонкими паутинками оплетает мозг. … Дин запускает руку к нему в джинсы, обхватает широкой ладонью, двигается немного грубо, но это всё равно так хорошо, что Сэм постанывает, матерится несвязно, царапает стену, ломая ногти. Он толкается в ладонь брата, кусает губы, и тогда Дин поворачивает его голову к себе и целует – глубоко, безжалостно трахая языком, словно пытаясь выпить без остатка… Дальше он никогда не додумывает. Не успевает. Оргазм опустошает его, и Сэм долго сидит, просто закрыв глаза, успокаивая дыхания, чувствуя, как выравнивается биение сердца. Горькое послевкусие обмётывает искусанные губы – ведь дрочить на своего брата неправильно. Сэм стаскивает брюки окончательно и идёт в душ. Словно это может смыть следы преступления. * Где-то после полуночи начинается дождь. Сэм забирается в постель, стараясь не глядеть на пустую кровать брата. Он всё ещё чувствует себя слегка виноватым, но к чувству вины примешивается омерзительная липкая ревность. Сэм знает, что брат сейчас развлекается. Пьёт пиво, что-то шепчет на ухо Кристи, а она заливисто смеётся, обнажая белоснежные зубы, и обнимает Винчестера за шею, и смотрит призывно. Дальше Сэм думать не хочет. Погода словно бы неистовствует вместе с ним: капли стучат по стеклу, по крыше, барабанной дробью отзываясь в сознании. Сэм хочет уснуть, провалиться в объятия Морфея, чтобы только не думать больше ни о чём, не терзать себя мыслями о брате. Но сон, словно издеваясь, не идёт к нему, и он вынужден вслушиваться в шелест дождевых струй там, на улице, а слишком богатая фантазия подсовывает картинки, одна ужаснее другой… За всем этим Сэм не замечает, как возвращается Дин. Он ходит совсем неслышно, у него лёгкие, кошачьи шаги, и в комнату, которую они делят на двоих, Дин входит осторожно, стараясь не разбудить младшего брата. - Дин? – Сэм поворачивается резко, так, что становится больно шею. - Не спишь? – хрипловато интересуется старший Винчестер. – На улице – просто кошмар какой-то… Я насквозь вымок, пока добрался до дома. Сэм молчит, вглядываясь в тёмный силуэт. Дин почему-то не включает свет, просто стоит посреди комнаты, стряхивает капельки воды с волос… - А Кристи – такая горячая штучка, - тянет он, и это то, чего Сэм ожидал, то, чего боялся услышать. Что-то внутри моментально рвётся в клочья, и он утыкается в подушку, стараясь не завыть раненым зверем. Его трясёт, его буквально выворачивает наизнанку, и это, блядь, так неправильно – у него нет никакого права для ревности… Где-то вдалеке раздаётся оглушительный удар грома. - Сэмми? – Дин замечает, что что-то не так, и младший чувствует, как под двойным весом прогибается кровать, когда брат присаживается рядом. – Что с тобой? В голосе Дина – неподдельное беспокойство. Но Сэм молчит, не может ответить, он просто пытается унять эту крупную, непонятно откуда взявшуюся дрожь, угомонить разбушевавшееся тело, заткнуть сердце, вот-вот готовое разорваться от немыслимой нагрузки. - Сэм! – требовательно трясут его за плечо. – Ответь! - Уйди, - еле-еле ворочая языком, просит тот. Но Дин и не думает слушаться, он ложиться рядом, обнимает, прижимая к себе крепко-крепко, и подобно вспышке молнии, осветившей комнату, Сэма захлёстывают воспоминания. Ему было четыре или пять, гроза застала их в дороге, и они пережидали её в Импале. Отец свернул на обочину, и Сэм круглыми от страха глазами глядел, как за струями дождя скрывается всё, что было за окном. Они с Дином сидели на заднем сидении, укрывшись курткой Джона, и Сэм жутко боялся грома, вздрагивая от каждого удара. А брат обнимал его за плечи, крепко-крепко, и шептал какую-то успокоительную чушь. И Сэм, наверное, никогда не забудет то ощущение безопасности, то понимание, что Дин способен закрыть его собой от всего мира, заслонить от любой напасти… Сэм вспоминает всё это и почти не вздрагивает, когда небо раскалывается пополам. Он поворачивается к брату, лица почти не видно в темноте, но глаза блестят – внимательные, тревожные. Дин самую чуточку пьян, и пахнет от него пивом и сигаретами, а ещё женскими духами, и никакой дождь не в силах смыть этот запах. Но Сэму всё равно сейчас, главное, что Дин рядом, с ним, он вернулся к нему, и сейчас обнимает, и в его руках не стыдно бояться грозы, даже если тебе шестнадцать. Потому что Дин ничего не скажет, это днём он может глумиться и называть девчонкой, но в этот момент он просто крепче прижимает брата к себе. Сэм тянется к его губам, и ему плевать, что они ещё хранят следы чужих поцелуев. Сэм не ждёт, что Дин ему ответит, он просто не знает, как иначе выразить свою любовь и признательность. И Дин действительно не отвечает, просто опускает ресницы, но не отстраняется, позволяет губам младшего пройтись по щеке, скользнуть куда-то к уху, а потом Сэм утыкается ему в шею и наконец-то перестаёт дрожать. Ему хочется сказать «спасибо», но нет сил даже на то, чтобы открыть рот. В этот миг Сэм прощает брату всё – и Кристи, и всех других девушек, это становится таким неважным. И это тоже он хочет сказать Дину, но глаза закрываются, и он прижимается к старшему Винчестеру. У того мокрая футболка, потому что он так и не успел переодеться, и Сэм не заметил, что тоже уже весь промок. Он засыпает, чувствуя щекой мерное биение сердца брата. … когда дыхание Сэма выравнивается, Дин осторожно снимает с себя его руку, укладывает поудобнее, накрывает одеялом, а сам встаёт. Смотрит понимающе и грустно, тянется, чтобы пригладить лохматые волосы, потом останавливает себя. Вздыхает, стаскивает мокрую футболку и идёт в душ. В такие дни Дин хочет быть слепым, чтобы не видеть, насколько сильны чувства Сэма. Он старше. Он понимает, насколько это неправильно. Но вместо раздражения испытывает лишь глухую, щемящую нежность. * Утром возвращается Джон. - Мальчики, собирайте вещи. У нас есть работа. - Да, сэр, - Дин сонный, но в голосе - готовность спасать. Сэм кидает бейсболку на дно сумки. Он почти рад. Когда они работают, у него нет времени думать. И пока они идут к Импале, Сэм вдыхает влажный, пахнущий ночным дождём воздух и понимает: тот жар, который идёт изнутри, тоже на время отступил. До следующего раза.