Опасная находка

— Шукаку, — в ответ звенящая тишина. Так странно… — Шукаку? Сабаку но Гаара, младший сын покойного Четвертого Казекаге, оружие Сунагакуры, джинчуурики Однохвостого, прислушивался к себе, но слышал только биение собственного сердца. Он жив… А запечатанный в нем не в меру разговорчивый биджу отказывает себе в удовольствии дополнительный раз потрепать его сознание? Проскальзывает почти невероятная надежда: а вдруг им удалось разделить демона и джинчуурики так, чтобы он остался жив. А как же тогда последние воспоминания? Гаара помнил завывание бури, запах крови, пропитывающий его и чужеродный песок, грохот сминающихся, как яичные скорлупки, каменных стен, вспышки, похожие на молнии райтона, но не насыщенные чакрой и не приносящие вреда Шукаку. Он помнил, как из последних сил пытался усмирить обезумевшего демона, пытался отвести его от города — или того, что от него осталось. А еще он помнил чужой, но все-таки покоряющийся песок и два солнца над головой… Бред! Кошмар того, кто столько лет не спал и не видел снов… Лучше не загадывать, но если и в этот раз он не отзовется на мысленный призыв, то… — Шукаку! — Соскучился? Беспокоишься? Разорался он тут. Спать мешает! Кое-что так и остается неизменным. Какая досада. И одновременно — облегчение. Еще одно подтверждение, что ты жив. Биджу никак не попасть в Чистый мир. — Спи, — как можно спокойнее отдает Гаара мысленный посыл, зная, что биджу из вредности сделает все наоборот. В этом есть и маленькая доля мести — Шукаку не терпит даже таких безобидных приказов, — но еще ему нужна информация, чтобы заполнить те провалы памяти, выстроить цепочку событий, решить, что делать дальше. — Как же, заснешь тут! Надо сваливать отсюда, малыш! И как можно быстрее. Понял? Шукаку как прорывает. На это и был расчет. — Имеешь в виду — из этого дома? — Что не понятно в слове «отсюда»? Вообще! Отсюда! Беснующийся Шукаку — это не новость. Однако неожиданно Гаара получает подтверждение одной своей теории. Его биджу не настолько сумасшедший, как желает казаться. Положа руку на сердце, хоть сожительство в собственном сознании с демоном и несло множество неприятностей, но без его «мягкой лапы» Гаара не дожил бы до своих тринадцати лет. Слишком слабое тело, потерянный, ничего не понимающий изгой-ребенок — не самая комфортная тюрьма для сумасбродного биджу, возомнившего себя богом. Боги бессмертны, демоны — тоже, но с оговорками, а в Сунагакуре плененного Шукаку именно таким и считали. Но как же мало они о нем знали… И те крупицы знаний, что имелись, были или табу, или под строжайшим секретом даже от носителя зверя. Так, первое, что внушили Гааре: запечатанный в нем демон — злобный дух монаха Бунпуку. По крупицам собирая сведения, теперешний джинчуурики выяснил, что Бунпуку был не демоном, а всего лишь его собратом по несчастью быть носителем Однохвостого. Правда, монаху повезло меньше, чем Гааре. Его никогда не пытались использовать как боевую единицу, и несчастный всю жизнь провел в клетке. Казекаге не преминул показать младшему сыну, что его ожидает, если он не станет держать под контролем ярость зверя. Вот тут Гаара, привыкший подвергать все сомнению, задумался: действительно ли причиной заточения монаха стал его злобный нрав. Имея решимость и силу, которую давал Однохвостый, неужели он не принял ни единой попытки получить хоть глоток свободы? Любое упоминание о бывшем джинчуурики вызывали у Шукаку приступ ярости, из чего Гаара сделал выводы, что они с Шукаку не особо ладили. Не рискуя подвергать опасности собственную вменяемость, он оставил эту тему. Бунпуку был лишь ниточкой, которая вывела Гаару к ответу на один его вопрос. Шукаку ненавидел свой нынешний сосуд, но всеми возможными способами старался сохранить его целостность, тем самым не единожды спасая Гааре жизнь. Отсюда и абсолютная защита, когда песок укрывает от любой опасности, даже помимо воли владельца. Как ни печально осознавать — это и голос, который по малолетству Гаара принимал за голос матери, советующий после утихомиривания Шукаку найти надежное убежище и спрятаться — ведь ни чакры, ни сил не остается даже, чтобы нормально двигаться; и прочие навыки, которые всплывали в голове сами собой, на уровне инстинкта. Зачем это нужно было злому духу песка? Точно не из привязанности к невольному тюремщику. Ответ нашелся в старом свитке в разрушенном храме, монахом которого когда-то был Бунпуку. Для наглядности в текст даже были добавлены довольно циничные картинки. Фляги, похожие на ту, в которой Гаара носил свой песок, обозначали джинчуурики. Содержимое — биджу. Первый сосуд был цел и наполнен — и он должен был означать нынешнее положение Гаары и его невольного сожителя. Следующий рисунок — два сосуда, один расколотый, другой целый. Чьи-то руки переливают содержимое из поврежденной посудины в пустую. Ситуация в точности описывала то, что произошло с несчастным Бунпуку и Гаарой. На последнем рисунке сосуд был разбит на мелкие осколки, содержимое вытекло, и от него осталась лишь маленькая лужица — со смертью джинчуурики умирает и биджу. Правда, после следовало пояснение: как вода уходит под землю, а после сливается в ручей, так и в Круге перерождения возрождается Зверь. Уточнять у Шукаку, насколько верно это утверждение, Гаара не стал. Тогда это было неважно и, по его рассуждению, ошибочно. Если бы у Однохвостого был шанс, пусть и умерев, получить свободу, разве он бы им не воспользовался? А что, если это он заблуждался? Двойное солнце. Оно же не приснилось Гааре… Это было просто предположение. Камешек в воду… — Скажи мне, Шукаку, если в этом мире со мной что-то произойдет, ты сможешь попасть в Круг перерождения? — Да что ты себе возомнил, паразит мелкий! Ого! Все тело изнутри как обожгло от вспышки демонической ярости Шукаку. Хотя кто тут паразит, можно и поспорить. Мысленно Гаара злорадно усмехнулся. Кажется, в этом мире он нащупал цепь для своего зверя. М-да… Сомнительная победа. Это сродни тому, как он гордился, что смог пресечь все покушения, устроенные на него Казекаге. Серьезно? Не нашлось ни одного годного шиноби деревни, чтобы справиться с шестилетним мальчишкой? Недаром мама своему последнему ребенку дала имя «Самовлюбленный демон». Если бы тогда действительно грозила серьезная опасность, то достаточно было желания и силы всего лишь одного шиноби… Золотой песок сильнее обычного. «Ты, как любая вещь, имеешь ценность. Не подведи меня. Я слишком многое на тебя поставил». Шесть раз… Шесть раз Казекаге безуспешно устраивал покушение на младшего сына джинчуурики. Так думал Совет старейшин и сам Гаара. С каждой победой он становился сильнее, злее и самодовольнее. Гонор и собственная неопытность не позволяла прикинуть, что за его удачей мог кто-то стоять. Всегда были какие-то знаки, и так вовремя пригождалась новая, отточенная техника. Зачем Казекаге передавал собственное ниндзюцу тому, кто рано или поздно превзошел бы его, если в ближайшее время собирался уничтожить ученика? Заточенный, как в клетку, в заблуждения и гордыню Гаара видел лишь желание даже имя его стереть из памяти, и презрение, а не испытания и, пусть и извращенную, отцовскую заботу. Если бы Раса считал, что его сын безнадежен и бесполезен для будущего деревни, он бы не сомневался. Казекаге формально выполнял решение Совета старейшин, меж тем вел и свою игру. Доигрался. Великий манипулятор сам попал в глупейшую ловушку и был убит. Опять щемит в левой половине груди. Новая сердечная рана. При всех их сложных отношениях Гаара никогда и представить не мог, что будет так тосковать по отцу и потерянной возможности хоть раз поговорить по душам. С другой стороны, со смертью Казекаге джинчуурики Сунагакуре потерял сильнейшего покровителя. Оказалось, что «покушения», устраиваемые отцом, были игрушками по сравнению с фантазией односельчан. Ну не верили они в раскаяние и чудесное преображение джинчуурики! И Гаара не мог их за это винить. Пару раз он действительно оказывался на грани смерти. При этом главная цель — выжить! — теперь осложнялась задачей никого не убить. Потерпеть. Смириться. Все должно было закончиться, как только Совет назначит нового Пятого Казекаге. И тут Гаара был уверен, что новый правитель деревни будет к нему лоялен. Дело в том, что среди скрытых деревень Пяти Великих Стран Шиноби, Сунагакуре выделялась одной традицией. Звание главы деревни здесь было не так должность, как титул, и передавалось по наследству. Кризиса власти не предвиделось. Покойный Четвертый Казекаге оставил после себя троих отпрысков. За Советом оставалась лишь формальность: выбрать из них достойного. Почему формальность? Методом исключения. По старшинству титул должен был достаться Темари, но ей не повезло родиться девушкой. По силе — Гааре, но он был слишком юн, чтобы возглавить деревню. Да еще и неуравновешенный джинчуурики — по мнению старейшин, так точно. Оставалась золотая середина — Канкуро. Это же было так очевидно! Для Гаары было, по крайней мере. Но не для Совета. По законам Сунакагуре Совет имел целых два года на принятие решения. Это было бы разумно, выдержать, пока претендент не достигнет совершеннолетия, если бы смерть Казекаге была бы тайной. Каждый день промедления с принятием судьбоносного решения ослаблял Сунагакуре. Но старики выжидали. Чего? Догадаться несложно. — Может, тебе стоит пока покинуть деревню… На время. Пока все успокоится, — советовала Темари. — Вот и послушал бы мудрую женщину для разнообразия, олух! Шукаку? Гаара едва не вздрагивает от неожиданности. Этот скрипучий, противный голос в голове он ни с чем не спутает. Неожиданным является не вмешательство демона в ход мыслей джинчуурики — это как раз в духе Шукаку, — а посыл. Еще месяца не прошло, как биджу на любой неловкий жест или взгляд Темари начинал верещать: «Давай убьем эту дуру! Бесит!» У Гаары до сих пор все внутри замирает, стоит представить, что однажды в гневе он мог бы принять это желание за свое. Кроме того, что сбился с мысли, есть еще небольшая проблемка. Развеянные песчинки песчаной брони, сейчас «сканирующие» место, где он оказался, потеряв нить контроля, начинают хаотически двигаться. Женщина, хозяйка дома, чувствует их: замирает, настораживается. Нехорошо. Грубая работа. Нужно соблюдать особую осторожность. В этом странном доме все напичкано различными механизмами. А по личному опыту Гаара знает, что техника и его песок — местами несовместимые вещи. Еще хуже, что выпав из медиативного забытья, он ударился о такую физическую потребность, как жажда. Шиноби должен быть вынослив, но всему есть предел. Слабость Гаары уже не только от значительной потери чакры. Мучительно пересохшее горло не способствовало состоянию покоя. В доме есть вода. Гаара это уже знал, но до нее нужно добраться, минуя хозяйку. Целью слежки становилась она. Техника Третьего глаза, «Дайсан но Ме», переданная Гааре от отца еще в раннем детстве, давалась легко, не требовала больших затрат чакры, но выручала во многих сложных ситуациях. Небольшая концентрация, несколько движений, чтобы присоединить зрительный нерв, и вполне человеческое глазное яблоко без тела поднимается кверху, а Гаара видит себя словно со стороны. Техника не то чтобы секретная, скорее наследственная, поэтому доступная лишь избранным шиноби, а вот простые смертные увидят подобное — и сразу шок. У хозяйки дома поразительная чувствительность — или же механизмы, которыми напичкан дом, имеют сенсоры движения. Женщина входит как раз через мгновение, как Третий глаз активируется. Она сенсор? Это случайность или результат технологий, которыми напичкан дом? Рассуждать об этом не осталось времени. Пока хозяйка не обратила внимания на парящий под потолком глаз, Гаара отвлек ее на себя, приподнимаясь. Хоть контакт с туземцами и не входил пока в его планы, но приходилось как-то выкручиваться. Гаара разочарован. Миры меняются, а что-то остается неизменным. Это выражение лица хозяйки, когда они встретились глазами, Гаара расшифровывает с легкостью. Вот что не так? Он не особо отличается от этих людей. Откуда тогда эти промелькнувшие в глазах незнакомой женщины… Брезгливость? Страх? Гаара не знает этих людей и не собирается заводить с ними долгих знакомств. Почему же тогда ему так больно, что они могут увидеть в нем монстра? Может, потому что он сам знает правду и пытается найти подтверждение, а значит, оправдание в глазах других. Откуда он может знать, что думает о нем хозяйка? Вот сейчас она спокойна, говорит ровно, четко. Правда, Гаара ни слова понять не может, но посыл ясен. Вода. У нее вода. Она предлагает воду. Воду… У Гаары нет желания отказываться от предложения хозяйки. Но как бы ни хотелось выхлебать все одним глотком, надо ть осторожно, чтобы не стошнило, и с достоинством. Вот и все... Женщина снова что-то говорит, но Гаара понимает только то, что местный язык ему абсолютно неизвестен. Это неважно. Оставаться надолго он здесь не собирается. Зато, пока есть возможность, он внимательно изучает внешность и манеры хозяйки: может, придется использовать ее облик как хенге, чтобы отсюда выбраться. У женщины мягкие движения, короткие, упрямые темные волосы с едва заметной краснотой мокрого дерева, глаза карие, но чуть светлее волос, а вокруг них — неглубокие лучики морщинок. Лицо круглое, носик маленький, вздернутый, почти как у мамы на единственной фотографии, которая есть у Гаары… Которая была. Неудачное сравнение. Это просто женщина, которая просто проявляет заботу. Просто так. Ничего не зная о нем. В груди начинает щемить. Мама знала правду, а эта глупая женщина — нет. Проклятые сердечные раны. На них так и не нашлось лекарства, и они делают Гаару нестабильным, слабым. В голове никаких планов, только желание вот так вечно сидеть и смотреть на странную женщину, слушать ее. Почему когда нужен Шукаку, он молчит? Гаара, конечно, не собирается ему подчиняться, но голос личного демона поставил бы зарвавшееся сердце на место, стал бы хорошей пощечиной: «Убей ее. Убей». — Умри! Это настолько внезапно, что Гаара подчиняется. Плюхается на подушки, закрыв глаза и замирает. Ему точно со сменой мира не подменили зверя? Шукаку хохочет так, что у Гаары в висках как молоточки стучат; может, от смеха даже катается по своей ментальной клетке. — Весело? Да? — Ага! Такой послушный мальчик. Слушайся меня, малыш. У Лиса семь уловок, у Шукаку семь и одна. Как сказать, как сказать… Однако, признаться честно, несмотря на конфуз и всю нелепость поступка Гаары, ему удалось выйти из затянувшейся некомфортной ситуации. — Помолчи хоть немного. Хорошо? Если мы хотим отсюда выбраться, мне нужно сосредоточиться, — любая малейшая деталь может стать ключом. Итак… Это должен был быть простой семейный ужин, на который случайно заглянул наставник песчаной троицы, Баки. На деле — противовес Совету старейшин, малый, почти семейный совет. Темари сказала: — Может, тебе стоит пока покинуть деревню? На время. Пока все успокоится… — Не самое лучшее решение, — Баки отставил чашку с недопитым чаем, сложил руки на столе, скрестив ладони. — Тогда у них появится повод объявить его предателем и вынести уже законный приговор. Биджу — само собой, но, кроме Шукаку, Гаара боролся и собственными взращенными демонами. Наставник прекрасно помнил это: потерянный глаз вряд ли давал забыть, что его проблемный ученик очень не любит, когда в его присутствии о нем в третьем лице отзываются. И провокация была оправдана. Гаара все еще чувствовал неловкость, когда принимал заботу Канкуро и Темари. Они так легко смогли перевернуть страницу и принять его желание измениться. Кровное родство? Возможно. Но, вспоминая дядю Яшамару и маму, которая прокляла ребенка, забравшего ее жизнь — а этим ребенком прокляла все селение, — Гаара сомневался, что, окажись он по другую сторону, смог бы так же легко поверить монстру. Совет старейшин и жители Сунагакуре не доверяли Гааре. И имели на это полное право. Близилось полнолуние, время, когда джинчуурики становился особенно нестабилен, а демон рвался на волю. И золотого песка Четвертого Казекаге, способного его сдержать, уже не было. Неважно, что уже несколько месяцев Гааре удавалось контролировать в это время буйство Шукаку; если не в этот раз, то в следующий он сорвется… И вряд ли случайно миссии, где требовалось удалиться как можно далее от Суны, выпадали ему на этот период. Что-то готовилось. Баки не знал или не мог сказать, но это его явно тревожило, как бы не старался он оставаться бесстрастным. В этот раз тоже нашлась работа, но Баки, как наставник, советовал Гааре ее не брать. Как член Совета, недавно занявший вакантное место, он мог позволить ученику такой выбор. Правда, выбор был очень своеобразный. — Где гарантия, что мы сможем вытащить младшенького из темницы Бунпуку? — озвучил вторую альтернативу Канкуро. — Может, домашний арест под присмотром АНБУ? — Я буду гарантией,— заверил Баки. — Главное, чтобы ничего не случилось до следующего Совета. Его решение может быть очень неожиданным. Неожиданным? Возможно… Жители Сунагакуре и Совета вправе были не доверять нестабильному джинчуурики, принесшему слишком много неприятностей в прошлом. Однако у Гаары, признаться, тоже стояла проблема доверия. Он был искренне благодарен наставнику, который даже после смерти Казекаге продолжал опекать его детей и особенно — Гаару, давая шанс своему нерадивому ученику. Но если на чаше весов будет судьба Суны и жизнь Гаары, Баки точно выберет первое. Против решения Совета он не пойдет. Старейшины уже раз попытались решить проблему кризиса власти окольным путем. Когда похитили единственную ученицу Гаары, его долгом было вернуть девушку. Темари и Канкуро добровольно присоединились к этой миссии. Разве старейшинам не стоило их остановить? Противники оказались серьезными, и существовал риск потерять всех наследников. Тогда как участие Баки было бы не лишним, но он отказался, сославшись на приказ старейшин. Конечно, наставник послал за помощью в Коноху, все решилось благополучно, но все же… Сунагакуре нужны перемены. Старейшины это понимают. Гаара добровольно входит в клетку. Совет принимает решение, что лучшей переменной станет смена династии. Новому Казекаге выгодно держать зверя взаперти — злее будет в случае, если действительно Суне будет грозить опасность. А что же Гаара? Его худший кошмар, как бы он не отгораживался от людей и всего мира — остаться одному, только с Шукаку: тут недолго действительно обезуметь, как Бунпуку. Однако не это самое ужасное. Его новая цель — стать защитником Сунагакуре — окажется пустышкой, все жертвы, принесенные мамой, дядей, отцом, многими шиноби, окажутся напрасными, все те немногие, кто поверил Гааре, окажутся обманутыми. Так нельзя! Гаара выбрал взять миссию. Поимка беглого преступника — не такое уж и сложное задание. А в полнолуние только безумец станет устраивать на него покушение… — Идиот малолетний! Снова Шукаку! — Да заткнись ты уже, чудовище толстомордое! Мешаешь сосредоточиться! — Гаара позволяет себе то, в чем давно себя ограничивал: пусть и мысленно, но заорать. От вмешательства слишком разговорчивого демона глаз начинает дергаться. — Кого ты, человечек, толстомордым назвал? Не на том сосредотачиваешься! Из-за твоей дурости мы в этой дыре оказались! Несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться. — Можно подумать, что ты можешь что-то дельное посоветовать. — А кто тебя научил заначки делать, ты, блоха неблагодарная! — рычит Шукаку и неистово скребет когтями, вызывая головную боль. Может, и так. Может, эта его хитрость и была по наущению Шукаку. После выплеска ярости демона, когда его наконец удавалось усмирить, всегда зверски хотелось есть. Слабость. А если слабости невозможно побороть, то их надо скрывать. Вероятно, это было науськивание Шукаку. Гаара об этом как-то не задумывался. Он просто делал тайники, куда клал то, что съедобно и не может быстро испортиться: сушеное мясо и овощи, сухарики, немного воды. А когда научился запечатывать свитки, то в хранилищах появилось и кое-что более калорийное. Удивительно, что его тайники никем не были обнаружены. Действительно ли он так надежно их делал или просто никто не хотел лишний раз будить в нем монстра? Ох, напрасно он вспомнил о еде! Напрасно. Шиноби должен быть выносливым. Гаара готов был терпеть, но организм дает сбой, напомнив о голоде недовольным урчанием желудка. И в этот неловкий момент снова заходит хозяйка дома. Совпадение, великолепный слух или все же сенсоры, которыми напичкан дом? Женщина снова что-то говорит, а Гаара снова ни слова не понимает, поэтому и не реагирует. — Молочка она тебе принесла, малыш, — гнусаво высоким голосом «мамы» говорит Шукаку. И как раньше Гаара на это велся? Но все-таки… — Ты ее понимаешь? Шукаку довольно хмыкает. Понимает, зараза. Только вот будет ли сотрудничать? Наконец-то женщина уходит. Сначала из комнаты, куда поместили Гаару, потом совсем покидает странный дом, поднимаясь на поверхность. Третий глаз наблюдает, следует за нею. Надо как-то выбираться отсюда. — Убей. Убей их всех! — А я уже действительно соскучился по старому доброму Шукаку. Но нет. — Попробовать стоило, — и, не меняя ехидного тона, вдруг: — Ты это… Ешь давай. Она сказала, что там хлеб, молоко, сыр. — Спасибо. Хмыкает. Не стоит строить иллюзии, что Шукаку заботится о своем джинчуурики: он просто всеми лапами пытается выбраться из этого мира, а без Гаары это никак не выйдет. Но хотя бы уже что-то. Он все-таки понимает здешний язык. Возле кровати Гаара действительно находит хлеб и кружку с налитым в нее чем-то, и как бы сыр. Хлеб как хлеб. Немного необычный вкус, а так вполне схожий с хлебом. А вот насчет остального… Молоко, если его так можно назвать, и сыр очень подозрительные. Жижа, что налита в кружку, очень вязкая и ярко-голубая. Сыр скользкий, если к нему притронуться. И тоже голубой, слегка бледнее «молока». Впрочем, есть польза и от Шукаку: яды на Гаару не действуют, так что можно и попробовать. Гаара начинает с «молока». Оно оказывается вполне съедобным. Даже вкусным. Сладковатым, но в меру. Потом отщипывает кусочек «сыра». И это не просто вкусно! Это самая вкуснейшая вещь, которую когда-либо он пробовал. В этом мире стоило побывать, хотя бы ради голубого сыра. Первые мгновения блаженной насыщенности Гааре не хочется ни о чем думать, ничего решать, но Шукаку придумывает для него новую пытку. Он недовольно пыхтит и фыркает. В чем-то демон и прав. Расслабляться не стоит. Что там, кстати, снаружи? Две женщины беседуют. Хозяйка дома Гааре уже знакома, другая — нет. Немного дальше еще мужчина, хозяин дома, налаживает какой-то механизм. Если судить по внутреннему двору, то те, кто приютил Гаару, достаточно важные люди. Их владения не меньше, чем резиденция Казекаге. Выращивать цветы в пустыне — это дорого стоит. А здесь их достаточно. Может, они имеют какие-то целебные свойства, но и просто красиво оттеняют желтые стены, добавляя дому жизни. — Старик, между прочим, хочет тебя откормить. Догадайся зачем, — снова вмешивается Шукаку. Гаара игнорирует реплику зверя. Хозяин не выглядит стариком. Крепкий мужчина средних лет со слишком сосредоточенным лицом. Потом появляется еще кое-кто, и Гаара не верит глазам. Точнее, Третьему глазу. Это? Это… Наруто? Пусть и не привычная оранжевая куртка, а светлая рубаха, но его рост, его волосы, его несколько резкие движения. «Наруто» поднимает голову вверх, и технику приходится развеять. — Так. Надо убираться отсюда. О тебе же забочусь. Где тут у них харч может храниться? Хотя откуда тебе знать. Тебя в гости не особо приглашали. — И благодаря кому, интересно? — обещал же себе не поддаваться на провокации, и снова… Успокаивайся, успокаивайся, Гаара. Вот! — Я пока не знаю, куда нам идти, Шукаку. Молчание… Вот и хорошо. Осталось самое неприятное вспомнить. Миссия оказалась фальшивкой. Тот человек, что был целью Гаары, уже несколько месяцев был мертв. Наниматель этого не знал? Осталось только вернуться в Суну с отчетом. Гаара был осторожен, даже почувствовал, что его ждут, но дальше ситуация вышла из-под контроля. Шукаку взбесился. Гаара никогда раньше настолько явно не ощущал своего зверя. Тот выл, рычал, катался по полу импровизированной клетки, а потом начал пытаться вырваться наружу, игнорируя ожоги от печати. Его боль стала болью Гаары, и тот обернулся на источник. Монах. Скрестив ноги в медитативной позе, он выдувал неслышный звук на сё. Неслышный для человеческого уха, а сначала — и для Гаары. Теперь же звук стал тонким и режущим, как металлическая леска. Мучительным. Изводящим. — Почему? — одними губами прошептал Гаара. Он, как мог, пытался наладить доверие между ним и монастырем, где впервые запечатали Шукаку. Их знания могли принести пользу. Всем. Но монахи предпочитали видеть зверя и в его джинчуурики. Шиноби в масках Анбу окружали Гаару, но пока что держались на расстоянии. Песок метался в хаотичном сильном вихре, начиная перерастать в бурю. Хваленая абсолютная песчаная защита сжималась коконом, грозя задушить владельца. Но мышцы сковало адской болью, и Гаара ничего не мог с этим поделать. Только бы не выпустить Шукаку… В глазах до черноты потемнело, а потом он почти потерял сознание. Почти, потому что пока Шукаку бушевал, он кое-что видел, и это кое-что было похоже на бред. Странные существа, два солнца… Cтоп! Там было еще что-то, чему сначала он не придал значения, но разум все же уцепился за эту мелочь. Оно было и в этом мире, и дома. — Что? Ты нашел? Что?! — Шукаку не выдерживает. — Как думаешь, они хотели от меня избавиться и что-то пошло не так, или от тебя? Гааре нужна небольшая передышка, прежде, чем снова вернуться в тот кошмар. — А ты им зачем, букашка? — Уникальные клановые техники, которые теперь будут навсегда потеряны. В рациональности Сунагакуре не откажешь. — Много о себе мнишь, малыш. Гаара мысленно усмехается. Он готов. Пора. Монах. Мечущийся песок. Темнота, в которую затягивает Шукаку, а Гаара из последних сил цепляется за него. Он не готов умереть! Она тогда показалась Гааре странной. Словно материальной. Словно сложенной из черных плит мозаикой и исходила она из шкатулки. Зеленая нефритовая резная шкатулка с темно-синими камнями на крышке. Гаара ведь заметил ее даже раньше, чем началась звуковая атака на Шукаку, и еще удивился находке. Она была там. Она как-то оказалась в этом мире. — Нашел! — И? — Шукаку чуть не взвизгнул от восторга. Как мало нужно демону для счастья. — Надо как-то выбираться. В этом пункте плана огромная дыра. Пока что… Так что стоит еще немного изучить обстановку. Возвращается хозяйка, а затем еще кто-то. Гаара чувствует его чакру. Она сильная и дикая, но какая-то угнетенная, как будто ее владелец всеми силами пытается ее безуспешно скрыть. Этот некто приближается, заходит в комнаты Гаары. И это… Нет, не Наруто, как показалось, когда разглядывал этого мальчика Третьим глазом, но похож как родной брат. Голубые глаза, светлые волосы. Но черты лица слегка другие: нет тонких шрамов «усиков» на щеках, и голос слегка ниже. Гаара немного разочарован, а вот мальчик настроен очень дружелюбно, чем снова напоминает Наруто. Снова та же проблема непонимания, но один жест не требует перевода, когда парень ударяет себя ладонью в грудь: — Люк. Люк Скайуокер. Люк. — Сабаку но Гаара, — понимая, что имя Гаара Песчаного Водопада для местных звучит не больше, чем красивый, но сложно произносимый звук, он по примеру Люка он сокращает имя. — Гаара. «А знаешь, здесь не так плохо. Здесь можно остаться даже просто ради голубого сыра. А со временем я бы смог стать местным Каге». «Эй! Мы так не договаривались!» «Мы вообще ни о чем пока не договаривались». Купился! Не все же время Шукаку трепать его нервы, в эту игру теперь можно играть вдвоем. Хотя в каждой шутке есть доля истины. Эти люди его приняли и заботились о Гааре, ничего не зная о нем. Они ему поверили. А в его случае вера — слишком ценный дар, чтобы им разбрасываться. Дома его почти никто не ждет. Может, даже праздник устроили, что избавились от проблемы. Тогда получается, что судьба дает ему шанс начать все сначала. Но почему тогда сердце так щемит, когда он вспоминает о Суне? Потому что это не судьба, а лишь поворот на его извилистом пути шиноби, не так ли?