Лисьи сказки

С того ритуала на Ольхоне прошло два месяца. Два месяца полные безумств, даже о боли заставивших забыть Будаева, ещё не успевшего почувствовать её вкус и обжиться в ней. Побег в Москву, поступление, стычка с местными экзорцистами, новые знакомые и новые враги. Бесконечно бурный поток событий, который едва не заставил юного заклинателя захлебнуться. Или, может, уже и не заклинателя вовсе? Кирилл больше не может ходить за грань. Он как-то сразу сам это понял, но потом всё равно пытался и всё равно ходил. Такие камлания заканчивались для него кровью. Чем глубже нырял, тем хуже потом приходилось. И всё же это путешествие он совершить должен. Никто его не просит об этом, ничья жизнь от этого не зависит. Кирилл знает, что просто есть за ним этот долг, всё. Поэтому он крепит на лицо скрывающую глаза повязку, берётся за бубен. А потом чувствует на коже холодный уже в августе ветер безбрежной тундры. Хозяйку полярных сов он застаёт снаружи чума, прилаживающей покрышку из оленьих шкур. – Что с тобой? – спрашивает она без приветствия и бледнеет, глядя, как вокруг заклинателя змеятся чёрные миазмы проклятия. Кажется, тогда она впервые по-настоящему за него испугалась. Всякое было, и путешествия в нижний мир, и монстры, и нарушенные запреты, и огненные озёра. Но именно в этот раз – впервые и по-настоящему. Потому что уже тогда Энхтуя почувствовала, что не сможет ему помочь. – Проклятие схватил, – взволнованно поясняет шаман, запинаясь, прежде чем раскрыть ей главное; потупив глаза, словно пришёл с повинной. – Энхуу, я не смогу больше… к тебе ходить… очень это далеко. Прости. Грудь снова пронизывает вспышкой боли, и Кирилл инстинктивно хватается за ткань, под которой вздрагивает за рёберной решёткой сердце. Хозяйка полярных сов слушает его, и её взгляд медленно стекленеет. Энхтуя помнит его ещё совсем юнцом. Это она почти не изменилась. А он впервые оказался здесь доверчивым мальчиком, с широко распахнутыми глазами. Сейчас он уже не такой: рослый, широкоплечий, мужественный. В нём появилась шаманская хитрость, обострилось лисье чутьё, но искорки в глазах не погасли. И вот теперь он стоит перед ней виноватый, потерянный, и говорит, что больше не придёт. Что больше она его не увидит. Энхтуя захлёбывается его взглядом, но сильно стискивает кулак, чтобы держаться. Пока он ещё здесь, надо держаться. – Значит, у нас не так много времени? – спрашивает она почти без выражения, словно в трансе. Не дожидаясь ответа, обнимает его, прижимаясь щекой к груди. – Я найду способ снять его. – Я верю. – Я обязательно вернусь к тебе, Энхтуя. – Я верю. «Поэтому не прощаюсь». Ей слышен нервный трепещущий ритм шаманского сердца. Она чувствует сквозь плащ с бубенчиками его живое солнечное тепло. Если б это было так просто, снять проклятие. Гораздо чаще они остаются частью тебя, срастаются с твоей сущностью, и тебе приходится с ними жить. Жить в них. Энхуу известно это лучше, чем кому бы то ни было. Он исчезнет из её жизни без следа, потому что в мире духов след оставляют только раны, и время стирает всё, кроме боли. «Дурачок ты мой». Прежде чем он растворится в воздухе, она успевает, задохнувшись, поцеловать его в подбородок. В наступившей тишине слышится тихий усталый выдох. Хорошо, что он успел до того, как всё начнётся. Энхуу, чувствует, что сейчас накроет. Она научилась это чувство узнавать. Из глубины поднимется большая чёрная вода и в этом бурном потоке будет уже не удержаться. Хозяйка полярных сов, оглушённая болью, поменяется с чудовищем, которое боль не чувствует. А когда придёт в себя, ничего уже не будет иметь значение. А может, и она и вовсе никогда больше вернётся. Энхуу, прикрывает глаза, пытаясь нащупать точку равновесия. Как он её учил. В памяти мелькают образы, словно кадры из фотоплёнки. Кирилл оставляет ей подношения, целует в вену, приступающую на запястье, смешно пугается, когда хозяйка полярных сов делает свои совиные вещи. Энхтуя готовится упасть в бездну, но сознание остаётся ясным, тьма за ней не приходит. Она усмехается про себя. Выходит, знакомство с шаманом не прошло бесследно. Значит, он всё же чему-то её научил. *** Хозяйка полярных сов стоит у своего чума, босая на первом осеннем снегу, ночью укрывшим тундру. Курит длинную тонкую трубку и смотрит, как вздымается вверх завитками дым. Думает: чёрт, ведь обещала же себе не связываться с людьми. – Ну вот, Кирилл, теперь мне снова очень больно, – губы трогает горькая безжизненная улыбка. Он этого уже не услышит. Зато услышит кое-кто другой. Рядом с ней, неслышно ступая по снегу, появляется Банхар. Спрашивает: – Жалеешь, что тогда спасла его? Этот вопрос чуть глубже, чем кажется на первый взгляд. Ведь если бы она тогда закрыла глаза на замерзающего шамана, ей бы сейчас не казалось, что сердце её разбили, а осколки застряли между рёбер, мешая дышать. Только один, самый большой, у неё забрали, и его отсутствие причиняет даже большую боль, чем бритвенная острота оставшихся. – Нет, – Энхтуя покачала головой. – Даже если бы я знала, чем всё закончится, я бы сделала это снова.