Ангус начал привыкать. Его дом, бывший ранее чистым, строгим, огромным, непроходимым и недосягаемым, словно искусная симфония, к которой не знаешь как подобраться, с приходом нового жильца перевернулся с ног на голову. Да не просто перевернулся, а будто распался на тридцать вторые ноты*, часть из которых перепутала свои ключи, часть решила поменяться строчками в нотном стане, а некоторые даже пропали. И из классического произведения, белого и высокого, получилась неожиданная мелодия: шустрая, юркая, словно цветастая змейка на мягкой шапке, и очень живая. Боуди был таким же: весёлым, никогда не унывающим, энергичным и, пожалуй, даже слишком шумным.
Размеренная жизнь кота изменилась безвозвратно. Он уже не представлял своё утро без режущей слух настройки: ля, ля, ля, а затем оглушительных аккордов, сначала раздражающих, вызывающих гнев, бурлящую злость и мысли: "Как посмел он играть на басу* в семь утра?!" - но потом, пару мгновений спустя, поднимающих тебя ввысь. Буквально. Боуди заигрывался по утрам, ведь это самое спокойное, свободное, наполненное чистой тишиной время, благотворно влияющее на такую пафосную и капризную особу, как вдохновение. И если у короля рока всегда были сложные отношения с изменчивой дамой, то Боуди она не покидала ни на минуту. И тогда, когда он растворялся в переливах мелодии полностью, срабатывала необычная сила, поднимающая всё вокруг в воздух.
Синенькие, мелькающие в лучах восходящего солнца огоньки кружат, наполняя комнату неизвестным, но очень знакомым ароматом... Чего-то тёплого, греющего и заботливого, но при этом дурманящего и опьяняющего. Ангус чувствовал себя абсолютно беспомощным: передвигаться невозможно, получается лишь парить на одном месте, Оззи здесь бессилен, а ещё и давящий на виски притягательный аромат в сочетании с прекрасной музыкой (он просто не мог этого не признать) запутывают мысли и заставляют сердце трепетать, отзываться на каждую ноту, каждое слово. Он словно в пленительной ловушке, в которой чем дольше находишься, тем меньше хочешь выбраться. Странное чувство эйфории, что вызывала в нём сила начинающего гитариста, было тем, чего Ангусу так не хватало...но и тем, что медленно пожирало душу.
С приездом Боуди началось одно большое приключение, свалившееся на голову кота ожидаемо, но от этого не ставшее легче. Хоть и прошло уже два месяца, как пёс основательно переехал сюда, примирится с неугомонным рвением нового сожителя не получалось. Вместе они объездили, казалось, весь город, исследовали все улочки и все кусты Рок-н-ролл парка. Скатергуд свозил соседа в ресторан, показал лучшие игристые вина (теперь Боуди против того, чтобы тот пил), они сходили и в кино, и в театр, и просто шатались по ночному сверкающему городу. И это было так весело! Навевало старые годы...
До того момента, когда пятый сингл вдруг стрельнул, неожиданно взорвался ярчайшей вспышкой, озарив ещё неопытного и никому не известного музыканта, чудом прибившегося к одной из групп. До того, как начали узнавать на улицах и выпрашивать автографы, до того, как надел чёрные очки, скрыв за ними личность, до славы, богатства, всеобщей любви и одинокого настоящего, когда ты всемирно известный, но из близких рядом лишь железный робот. Тогда было по-другому, не сказать, что легче жилось, ведь были и ссоры с отцом, и безденежье. Зато были друзья и свобода.
Сейчас...
Он старался не думать об этом. Будучи слишком старым для самообмана в подобных вещах, но и недостаточно опытным для хладнокровных реакций, кот желал отделаться от навязчивых мыслей и образов, не обращать на них внимания и просто оставить всё как есть. Остановиться. Можно ли приказать сердцу остановиться?
Можно ли приказать сердцу остановиться, когда
он, такой живой, наивный, милый, находится в паре метров? Когда он ослепительно улыбается, встречая меня после бессонной, проведённой с гитарой бок-о-бок ночи? Когда смеётся, рассказывая какую-то абсолютно неважную, но в то же время такую значимую чепуху? Когда с радостью и неиссякаемым рвением хватается за инструмент, поражая своими сочинениями, будто
играя на струнах души?
Да, Боуди играл с ним, словно кошка с катушкой. Возможно, бессознательно, возможно, не со зла. Когда пёс полностью открылся (на что ему хватило всего лишь недели), то холодное "Мистер Скаттергуд" сменилось фамильярным "Ангус", а Ангус был и не против. Вернее, он был против, но не смог противостоять разливающийся в груди тёплой радости и надежды, когда тот звал его по имени. Этим Боуди пробил первую трещину в высокой белой крепости. А теперь не проходило и дня, чтобы этот глупый пёс не прикоснулся к нему! Ни дня без добродушного похлопывания по плечу, неожиданных и мягких объятий. Однажды инфантильный даже позволил себе потрепать короля рока по голове! За что поплатился несильным подзатыльником (как бы яростно кот ни хотел ударить со всей силы, лапа смягчала размах за пару миллиметров до пушистой макушки). И с каждым новым днём Боуди подходил ближе: а Скаттергуд спускал всё с рук, разрешая себе насладиться желанной близостью. К несчастью, обманчивой.
Он - для Боуди - хорошо квалифицированный учитель, ужасно нервный сосед и двуличная суперзвезда - ничего больше. А тесные контакты и близкое общение можно здорово и абсолютно оправдано списать на тактильность и дружелюбие. "Ведь щенок также обнимается со своими друзьями-музыкантами, будь они неладны. И с Йеном нашёл общий язык довольно быстро, правда на сольную карьеру ещё не решился, остался в соавторстве. Зря, конечно, но этого парня не переубедишь." - думал кот, наблюдая за быстро пробегающими машинами за окном.
- Эй, Ангус, - привлёк внимание продюссер, вышедший из соседний комнаты с почти встревоженным лицом.
Кот лениво повернул в сторону вошедшего голову, и в его очках отразились блики бушующей в ночное время улицы.
- С тобой всё в порядке? Это твой третий сингл за два месяца, Ангус, третий. - спокойный голос продюссера, казалось, не выказывал ничего, кроме равнодушия. - Раньше я по полгода не мог дождаться от тебя и пары аккордов.
Скаттергуд поправил чёрные очки и вновь отвернулся к окну.
- Это очень непохоже на тебя, - продолжал Йен. - Ещё и песня в соавторстве с новым мальчишкой. Пять сольных концертов. Не хочешь отправиться в турне? Тебя давно ждут в Сиднее.
- Нет. - сухо.
- Мы это ещё потом обсудим. - безальтернативно. - Я прослушал новый сингл. Как называется?
- Hidden inside.
- Хм... Снова лирика? Хочешь воспользоваться трендами или? - его каменное выражение приобрело оттенок усмешки. - Пиши, пока можешь, Ангус. И смотри, не вляпайся в историю.
***
Луны не было видно. Глухая ночь, в зажиточном квартале ни одной машины, зато в пабах и клубах веселье только началось. Бокалы поднимаются, взгляды впиваются в скользящих танцовщиц - они веселятся. Пусть так, что на утро голова заболит нещадно, придётся уносить ноги из абсолютно незнакомой квартиры или обнаружить себя во всех новостях, обвиняемого в вандализме, но они веселятся. Ежеминутно поглощая эмоции: положительные, отрицательные - никого не волнует. Скаттергуд не мог себе такого позволить. Не потому, что боялся потерять фанатов, статус, состояние или ещё что-то, по нескромному мнению общества, невообразимо важное и необходимое для жизни. Всё это стало для него пустым.
Кот хотел одного. Одно единственное желание, ради которого Ангус отдал бы всё. И паршивые деньги, и права на имущество, контракты и песни, и душу, и даже
музыку. Он был готов отдать
музыку - самое важное во всей своей "успешной" жизни, проходящее красной линией, пульсом его истории. Если бы только хоть малюсенький шанс...
Ангус знал, что Боуди это совсем не нужно. Потому что Боуди целен. Да, лишние миллиарды никому ещё не мешали, однако пёс их не возьмёт. И даже музыка легенды рока, лучшая в мире, не нужна. У него есть своя, да гораздо лучше.
Луна полностью покрылась густыми, ватными облаками, и о её существовании можно было только догадываться. Ангус Скаттергуд подошёл к двери в дом и нажал кнопку звонка. Надавил на тёмные очки на переносице, улыбнулся в камеру у двери и зашёл, напевая в голове строчки из нового сингла:
I already like being with him and realizing that he will never be mine.
Hidden inside screams, and I smile, realizing that I'm starting to get used to it.
