Первый поцелуй

      Дождь не дождь, морось не морось, а что-то невнятное повисло в воздухе, будто марево. Влага скапливалась на коже, застывая крупными каплями; впитывалась в одежду, делая её тяжёлой и неприятной; напитывала волосы, что безвольно обвисли мокрой паклей.       Тане было плевать.       Она стояла на крыше одной из башен Тибидохса, уперевшись бедром в её ограду и мрачно оглядывала мир вокруг.       Мир вокруг не радовал.       Мир внутренний не радовал тоже.       "- Ну чего ты раскисла-то, Гроттерша? - интонации внутреннего голоса подозрительно напоминали Гробынины. - Ну выбрал он здоровье и благополучие Зализиной, так чему ты удивляешься? Этому маечнику только б всякую дрянь в дом тянуть, да ухаживать за ней. И чем мерзостнее дрянь, тем охотнее он её домой тянет."       Таню передёрнуло. Почему-то вспомнилось, как одно время у Ваньки в комнате жила гарпия. Где он её нашел и как выхаживал - тайна, покрытая мраком, но вот подрала она тогда его здорово. Да и попахивало от него тоже ощутимо. Когда кто-то из курса сдал Ваньку преподавателям (а если б она его ночью вообще задрала?), то он ещё месяц убивался по ней, как по самому дорогому и на всех смотрел волком. Даже на Таню с Ягуном.       Гроттер отчётливо вспомнился тот месяц: они с комментатором тогда чуть не пальцем у виска крутили, удивляясь степени трагедии маечника. И как им было обидно, что первые пару недель он с ними не разговаривал и не обедал вместе, всерьёз подозревая их в предательстве, - тоже вспомнилось.       Как бы то ни было, но лично ей обидно было до сих пор.       А теперь новое "предательство". Пусть Ягге и говорила, что она дура-девка и он сделал это из лучших побуждений, но она в упор не могла понять: зачем это было делать так. То есть, по их логике, если Зализиной больно - то это плохо и её срочно нужно спасать, а вот если плохо самой Тане, то ничего - она перетерпит? Узнает правду и потом всех простит?       "- А вот и не прощу, - неожиданно зло подумала Таня. - Не-про-щу. Нет - и не надо!"       Внутри неё ворочалось что-то злобное и мстительное, будто дикий зверь был запихан в слишком маленькую для него клетку и теперь пытался вырваться на свободу. Но не мог: Таня сдерживала его, загоняя в рамки, пыталась успокоить и сделать ручным. Нельзя сказать, что это у неё не получалось, но и до идеала было далеко. Обида продолжала сидеть внутри и точить прутья своей клетки.       Она настолько увлеклась своими мыслями и сравнениями, что появление постороннего на крыше осознала только тогда, когда за спиной раздался голос:       - Ты в порядке?       Таня по привычке прикрыла мысли ментальным щитом: с Ягуном нельзя было по другому, для него подзеркаливание было таким же естественным, как дыхание. Он и не замечал его, пользуясь своим даром напропалую.       - Как ты меня нашёл? - она скрестила руки на груди, так и не повернувшись в его сторону.       Горячие ладони легли поверх её рук, заключая в кольцо, а чужой подбородок опустился на макушку. Сразу стало тепло и уютно, а ещё - спокойно и надёжно.       - Ты забыла, что я нашёл тебя даже в многомиллионной Москве, попав туда в первый раз. Найти тебя здесь, где я прожил всю жизнь, не так уж и сложно, - Ягун был непривычно серьёзен, разговаривая с ней. - И всё же, ты в порядке?       - Почему ты спрашиваешь? - Таня и сама не могла объяснить, зачем она уходит от ответа. Просто... Просто слишком много мыслей было в голове и она не знала, с какой начать. Или не понимала.       - Потому что ты который день ничего не хочешь: ни гулять, ни летать, ни говорить. И постоянно прикрываешь мысли блоком. Так ты делаешь только когда тебе плохо.       Таня вздохнула и сильнее откинулась назад, упираясь лопатками в грудь Ягуна. Он крепче обхватил её, а потом пробормотал согревающее заклинание. Стало теплее, хоть и мокро было по-прежнему.       - Наверное, не в порядке. Совсем не в порядке... - Задумчиво протянула она, окидывая взглядом лес и кусок пляжа, которые так хорошо были видны с высоты башни. - Ягун, ну зачем он так со мной? Зачем ОНИ так со мной?! Я что, мало сделала для всех? Почему я всегда должна чем-то жертвовать в угоду другим?       Таня развернулась в его объятиях и, уткнувшись лбом ему в ключицы, наконец разрыдалась. Она плакала впервые с того вечера, как рванула за Ванькой, собираясь поговорить с ним и извиниться. Вот только разговор прошёл не так, как хотелось бы и в результате они разругались окончательно. Таня пыталась объяснить ему, как ей было больно, вот только Ванька не понял. Или не захотел? Он настолько был уверен, что Лиза пострадала гораздо сильнее неё, что даже не слушал слов Тани. А она так устала всем что-то доказывать...       Ягун прижимал Таню к себе, поглаживая по дрожащим плечам и крепче стискивал зубы, чтобы сдержать рвущиеся наружу слова. Он тоже не понимал, зачем нужно было так всё обставлять. Неужели после прибытия нельзя было отвести Таню в сторону и просто объяснить ситуацию? Зачем было сначала присылать Ваньку (они действительно считали, что Танька сразу кинется ему на шею?), а потом ещё и ругать девушку, отчитывая как маленького ребёнка и в грош не ставя её чувства? Неужели она и вправду не заслуживает хоть капли человечности по отношению к себе?       С Ягге, кстати, внук крепко разругался в тот вечер. И с Валялкиным общался тоже до сих пор довольно холодно. За Таню ему было обидно и страшно ещё в то время, когда Ванька демонстративно воротил от неё свой нос, спасая Зализину, хоть он этого и не показывал, а потом, как ситуация прояснилась, стало ещё обиднее. Таня была одной из самых близких его друзей и ему было так же больно, как и ей.       С того вечера Гроттер вообще замкнулась в себе: она ушла с головой в учёбу, прямо как в то время, когда не играла в драконбол; её с трудом можно было вытащить на тренировки - ходила только на обязательные; с ней невозможно стало поговорить - она ускользала от любых попыток разговора быстрее, чем малютка Клоппик после совершённой пакости. Всю зиму и начало весны она закрывалась от него щитами и занималась самокопанием, ничуть не помогая Ягуну в его стремлениях облегчить её состояние. Таня похудела, осунулась и выглядела так, что краше в гроб кладут. Когда он сегодня увидел, что она направилась в сторону башен, то Ягун очень боялся не успеть найти её и что она может шагнуть вниз. Леопольдовна, конечно, сильная личность, но всему же есть предел.       - Тише, тише, Танюш, - шёпот друга был едва слышен на такой высоте, где и в самую спокойную погоду бывало несколько ветренно. - Плевать на них всех, я рядом и тебя не оставлю.       Таня судорожно всхлипнула и подняла голову: огромные глаза блестели, словно изумруды, а на щеках переливались капли - то ли слёзы, то ли дождь застыли, словно хрусталь. Внутри Ягуна что-то дрогнуло и разбилось: такой смеси боли, надежды и веры он раньше не видел. И Ягун, едва понимая что же он делает и зачем, обхватил пальцами подбородок девушки, приподняв его, и осторожно коснулся своими губами её губ.       На горизонте тучи разошлись и солнце, уходящее в закат, последними лучами охватило всё вокруг. А на вершине одной из башен, залитой мягким светом практически не греющих лучей, стояла пара подростков, слившаяся в крепких объятиях и нежном поцелуе.       В душе Тани робкими цветами распускалась надежда.       В мыслях Ягуна было только то, что он наконец-то выбрал правильно.