Tanjou no Kiseki

— Господин Нива! Господин Нива! Мы слышали новости! Поздравляем Вас! Радостный гомон кузнецов раздавался на несколько метров вокруг. Нива Хисахидэ, хоть и застигнутый врасплох, был всё же тронут таким вниманием своих подчиненных. Воистину, в маленькой общине шумной Татарасуны молва разносится быстро. — Ох, ну что вы, в самом деле… — смущенно улыбается глава, взъерошивая волосы на затылке. — Благодарю от всей души. — Уже известно, когда можно ожидать его? — спросил кто-то из работников. — Повитуха утверждает, что должно ещё пройти не менее шести месяцев. — Надеемся Электро Архонт ниспошлет Вам сына. Продолжателя дела, наследника искусства Иссин! — Даже если будет дочка, — Кацураги, показавшийся в толпе, заявил об этом весьма серьёзным голосом, повернув голову к своим коллегам, — уверен, она вырастет настоящей красавицей. Ответом ему стал хохот, что привлёк внимание маленькой фигуры в белых одеждах каригину, остановившейся посреди тропы. Кабукимоно с интересом наблюдал за сборищем со стороны. Он не знал, о чём они говорили, однако, их лица выглядели по-особенному счастливыми. Похоже, повод был выдающийся и хорошо им известный. Юноша хотел было подойти, но в последний момент сдержался. Будет ли слишком странно спрашивать о чём-то столь очевидном? Скорее всего. Усмирив, на время, своё любопытство, он решил подождать и обратиться непосредственно к Ниве, когда кузнецы начнут возвращаться к работе. Он точно не осудит. Как никак, он был одним из немногих, кто знал его секрет. — Господин Нива, — немного робко задал он свой вопрос, остановившись рядом с мужчиной, который остался наедине с самим собой. — Вас все так поздравляют… Вероятно, сегодня, какой-то праздник? — Что ж, так и есть… — глава мягко улыбается, встречаясь с ним взглядом. — Видишь ли, милый Кабукимоно, в скором времени я стану отцом. У меня родится ребёнок. Парень, слыша это, склоняет от недоумения голову а бок. — Простите… Я не очень понимаю, что это значит. Сначала, Нива слегка удивился, но потом на него снизошло осознание. Его маленький друг, ведь, не был человеком. Не физически, по крайней мере. Совершенно понятно, что подобные вещи для него незнакомы. — Ну конечно. Извини, полагаю, стоит тебе объяснить. Глава принялся собираться с мыслями, не имея понятия, как подступиться к теме. Кабукимоно был все ещё слишком юным, по его мнению, чтобы откровенничать с ним в таких вопросах. Он желал смягчить для него информацию, оставшись, при этом, как можно более правдивым. Что же делать…? Возможно, наглядный пример будет лучшим выбором? — Начнём, пожалуй, с того, кто такой «отец». — принялся рассказывать он, после недолгого молчания. — Так называют человека, который, ровно, как и «мать», эм… Создаёт ребёнка, отдавая часть себя. Через определенный срок, тот рождается на свет, а затем — взрослеет, становясь совсем, как я. — А кто же тогда «мать»? — следом спрашивет юноша. Мужчина замешкался, подбирая слова. Всё таки, его собеседник имел весьма пытливый ум. — Помнится, ты рассказывал, что твоя создательница поместила тебя в тот особняк под землей. — спустя секунду-другую раздумий, ответил Нива, намереваясь провести аналогию. — Думаю, ты можешь считать её своей «матерью». Следовательно, ты — её «ребёнок», тот, кого она привела в этот мир. Кабукимоно стоял неподвижно, рассуждая над сказанным. Его рука сама потянулась к золотому перу, висевшему на шее: тонкие пальцы осторожно перебирали украшение, нёсшее для юноши огромную значимость. И ещё бóльшую грусть. — Тогда, хотите сказать… Ваш «ребёнок» — это творение, что произошло от Вас? — заключает, наконец, он. — Не только от меня, но да. В целом, всё верно. Нива тихо посмеялся, чувствуя неловкость. Но затем, его выражение лица изменилось, оно стало более… умиротворенным. Он вздохнул, направляя свой взгляд к небу. Ветер треплет его каштановые волосы с алой прядью сбоку, а сам глава ненадолго замолкает, прислушиваясь к шуму летевшей в потоке листвы. — После того, как моё время истечет, он будет тем, кто продолжит мой путь вместо меня. Мои надежды, мои мечты… Всё это я вверю ему. Там, где оступлюсь я, он преуспеет. Что не смогу завершить я, завершит он. Понимая, что он начинает забалтываться, мужчина одернул себя. Он виновато улыбнулся своему другу, ловя на себе его вопросительный взгляд. И как только Кабукимоно ещё не потерял интерес? — Ха-ха, только послушай меня, я звучу совсем, как старик. — смеется он вновь, накрывая ладонью лоб. — Вовсе нет. Я уверен, что так и будет. — поспешил возразить юноша, качая головой. — В конце-концов, Вы — его создатель. И Вы заслуживаете того, чтобы Ваш путь продолжали. — Спасибо. Ты очень доброе дитя. Он кладет руку на макушку юноши, принимаясь гладить того по волосам. — Когда мой ребёнок родится, я буду счастлив, если он будет расти похожим на тебя. Широкая улыбка расцветает на лице Нивы, как самое прекрасное, что парень когда-либо видел. Редко когда ему доводилось видеть нечто подобное, тем более от главы Татарасуны. В пустой груди Кабукимоно затрепетало нечто крохотное и неуловимое. Будто бы зяблик, бившийся крыльями о грудную клетку. Он замирает на мгновение, пытаясь дать определение этому ощущению, понять его. Откуда оно появилось…? У него, ведь, не было сердца. Юноша не знал ответа на этот вопрос. Но преисполненный этим чувством, он понимает, что не может не улыбаться в ответ.

***

— …Ха-ха. Интересно, что бы он сказал теперь? Вдалеке от чужих очей, в тени большого дерева сидели двое, беседуя о далеком прошлом. Странник, отложивший свою широкополую шляпу в сторону, вслушивался в ласковый шепот ветра, опираясь спиной на толстый корень. — Думаю, он сказал бы, что ты прошел большой путь. — златовласая девушка находившаяся подле него, поддерживала ладонями голову, опираясь на свои колени, поджатые к груди. Парень в ответ саркастично прыснул со смеху, вскидывая голову кверху. — Он был бы в ярости. На его месте, я бы точно был. — Ты так считаешь или знаешь это наверняка? — спрашивает Путешественница, обращая на него свой взгляд. Сначала, ответа не последовало. Юноша всматривался в крону дерева над собой, неуверенный в том, что должен сказать. Может, он и хотел бы верить в обратное, однако, это не более чем ложь самому себе. А сбегать от неприглядной правды он не намеревался. — Это уже не важно. Я не оправдал его ожиданий. Я уничтожил их собственными руками. Странник шумно и коротко вдохнул перед тем, как продолжить. Мечница же терпеливо слушала, замечая изменения в своем спутнике. Изменения, которые лишь ей было дозволено видеть. — Нет ничего, что я хотел бы кому-то передать. Никто не продолжит мой путь вместо меня. После моей смерти, воспоминания обо мне смоются в потоке времени, словно следы на песке. Горькая усмешка искажала его уста с каждым сказанным словом. Прежняя безмятежность на его лице стала осыпаться, являя девушке хрупкую, как яичная скорлупа, подноготную. — И уж тем более никто не порадуется, что я вообще рождался в этом мире. — он принялся тихо смеяться, но в его голосе не было ничего, кроме глубокой печали. — Подходящий конец для такого грешника, как я… Всего мгновение и он чувствует, как рука Люмин ложится на его плечо и слегка приобнимает. Юноша перевел на неё свой озадаченный взор, но не пытался отстраниться. Цвет индиго встречается с золотом её глаз — столь теплым и нежным, как солнечный свет. — Ты, конечно, не подарок. Натворил дел… Многие из которых ты уже не исправишь. — Люмин вздыхает, на мгновение замолкая. Кроткая, полная доброты улыбка коснулась её губ. — Но, даже так, не смотря на всё, я рада, что ты родился на свет. И, уверенна, Нива был тоже. Юноша отворачивается от неё, хмыкнув себе под нос. Глупая. Она снова говорит глупости. С чего бы ей радоваться? Даже он сам хотел бы никогда не рождаться. От этих слов, от её взгляда что бы не находилось в его пустой груди, его будто сжало тисками. Больно. Слёзы сами начинают катиться из его глаз, незнамо почему. Он был уверен, что они уже давно высохли, поскольку больше не осталось причин, чтобы плакать. Ничего не осталось, даже сожалений. Тогда, отчего же так…? Больно… Он не мог остановиться. Возможно, уже и не хотел… Плечи юноши едва вздрагивали от редких беззвучных всхлипываний, а девушка рядом лишь держала его в своих объятьях, не собираясь мешать. Слёзы никогда не будут чем-то зазорным для неё, они — доказательство, что ты по-настоящему живой, что ты — человек. Пускай ты, дитя Вечности, не веришь в это, ты можешь позволить себе не нести столь тяжкое бремя в одиночку. И, пускай, твой путь не станет наследием другого, ты можешь позволить себе разделить его с тем, кем дорожишь.