***
Он снова сидел перед ним. Его Незнакомец, его таинственный друг, константа в потоке времени. Тот кому Хоб был обязан своим бессмертием и теми возможностями, что оно ему принесло. Он успел повидать такое бесчисленное количество стран, познакомиться с таким огромным количеством людей, что большинство из них уже стерлись с его смертной памяти. Гэдлинг был солдатом в каждой войне, в которую только мог попасть. Принимал монархов всех рангов и обучился десяткам профессий. И любил. Любил и был любим далеко не одним человеком, познавая и радость первого поцелуя, и горечь утраты. Снова и снова, и снова. Но каждый раз жизнь приводила его сюда, в Лондон. В это самое их заветное место встречи. И пускай Его Незнакомец припозднился на целых тридцать три года, мужчина никому не был рад так как Ему. В любое время. Наверное, в этом и была его проблема, которую он осознал лишь, просидев одно свидание в одиночестве. В том, что даже никому из своих прошлых возлюбленных или детей он не был бы так рад, как Ему. Никто из них не вызывал того трепетного восторга и радости, стоит только завидеть черные одежды и знакомые непослушные вихри темных волос. Никто из них не заставлял сердце пропускать удар спустя сто, двести, а то и триста лет. И никого из них Хоб не мечтал однажды узнать в проходящем мимо. Конечно на последнее он всегда мало надеялся, но если уж далекую правнучку той леди Джоанны ему посчастливилось встретить абсолютно случайно на площади, то почему с Ним не может получиться также? Возможно, узнай кто Он на самом деле у него было бы больше зацепок, чтобы искать случайных встреч, но пока приходилось лишь верить и ждать. Как Гэдлинг верил и ждал все столетия назад, и особенно последние три десятка лет, ставшие для него чуть ли не мучением от неизвестности и страха. Страха, что он больше никогда не увидит Незнакомца, что не услышит Его бархатный, полной невиданной силы голос, спрашивающий его как он прожил этот век. Что не увидит эти глубокие, смотрящие словно прямо в душу и дальше голубые глаза, в которых будто жила целая отдельная Вселенная. И что не увидит такой редкий, но такой желанный намек на улыбку, на тонких устах. Когда же Хоб увидел Его, нависающего над его столом в Новой Гостинице, и приносящего внезапные, но полные искренности и чего-то ранее неведанного, извинения, называющего его своим другом, мужчине показалось на мгновение, что он уже умер и это всё его предсмертный сладкий бред. И практически убедился в этом, когда Незнакомец сел напротив и улыбнулся. Впервые полноценно улыбнулся и это было лучшим, что Гэдлинг видел за все свои долгие шестьсот с гаком лет. Он не мог оторвать взгляда и казалось ещё немного, и он выдаст все свои мысли и признания прямо в этот же момент. Но сдержавшись, прекрасно помня, как отреагировали в прошлый раз на его простейшее предложение о дружбе, мужчина стал делать то что и всегда — рассказывать о своей жизни. С 1889 произошло достаточно событий, чтобы голос Хоба не умолкал на протяжении нескольких часов. Он рассказывал о новых открытиях, что повергли его в настоящий восторг, об интернете и телефонах. Рассказывал о том насколько проще сейчас стало путешествовать и изучать новые вещи, при этом жалуясь на то, что с каждым годом желающих читать бумажные книги становится всё меньше. А ведь когда-то это было роскошью исключительно для богатых и знатных особ. История о двух мировых войнах, а также о конфликтах в Афганистане и других странах, получилась куда короче остальных. Казалось бы, после стольких лет, он должен был привыкнуть к подобному, но с появлением оружия, что было способно сметать целые города с лица земли, всё стало ещё хуже. Гэдлинг не стал говорить о кошмарах, что вернулись к нему после возвращения в мирные дни. Не стал говорить о тех мгновениях, когда казалось, что смерть будет лучшим исходом, чем переживание всего того ужаса. Даже, пытаясь пошутить, вскользь сказал, что был бы не против заразиться тем самым сонным энцефалитом, что ударил по человечеству в 1916 году. Но завидев как мгновенно, после этих слов, помутнело лицо Незнакомца, поспешил перевести тему. Хоб говорил о своем внезапном желании преподавать историю и делился рассказами о самых разных студентах, а также до невозможности абсурдными мнениями по поводу того или иного события из прошлого. — Самое смешное и сложное, когда они пытаются оспорить твои слова по поводу Королевы, а ты сидишь и еле сдерживаешься, чтобы не сказать им: «Эй, я вообще-то жил с ней в одном веке и даже ночевал в одних покоях.» — со смешком проговорил Гэдлинг, делая глоток своего уже изрядно успевшего выветриться пива. Переведя взгляд в сторону, мужчина увидел, как небо начинает заливаться оранжевыми цветами, подсказывая о скором приближении ночи. А значит скоро заведение, в котором они провели практически весь день, закроется и им придётся попрощаться на ещё целых сто лет. Осознание этого заставило Хоба перевести обратно взгляд на своего друга, что с интересом наблюдал за каждым его движением. Казалось на этой встрече он и вовсе был куда более живым, нежели во все предыдущие разы. А ещё он был куда ближе, то и дело наклоняясь к другому мужчине при особенно интересных моментах, понятия не имея что в такие минуты заставляет Гэдлинга думать не о собственной биографии, а о желании коснуться этой бледной кожи. Провести по ней пальцами, провести дорожку из поцелуев и ощутить вкус. — Это место скоро закроется. — внезапно, даже слегка удивившись собственной смелости, заговорил Хоб. — Как ты смотришь на то, мой дорогой друг, чтобы прогуляться по улице, покуда у нас ещё есть время? Все те мгновения, что между ними висела тишина после его вопроса, мужчина сидел неподвижно, мысленно просчитывая сколько лет ему придётся ждать снова, если Незнакомец сейчас встанет и уйдет от него. Но к его удивлению и радости, тот вновь улыбнулся и кивнул, соглашаясь на предложение. Гэдлинг повёл его по своему любимому маршруту, которым часто ходил от заведения домой, когда хотел подумать о прошедшем времени и объекте большинства своих мыслей. Эта дорога вела через небольшой парк, освещенный фонарями и выводящий потом сразу на одну из главных улиц, по которой с легкостью можно было дойти до его квартиры. Мужчина не тешил себя надеждами, что их прогулка протянется аж настолько, поэтому шел медленно, вспоминая забавные моменты, которыми ещё не успел поделиться. — Я бы не стал пропускать встречу по собственной воле. — вдруг подал голос его друг, когда между ними вновь повисла пауза. Он вообще не много говорил, как и всегда, больше уточняя некоторые моменты или интересуясь чем-то конкретным. — Возникли проблемы, которые помешали мне прийти. Хоб остановился, внимательно глядя на Незнакомца и подмечая как устало он выглядел, проговаривая эти слова. Внезапное чувство беспокойства поднялось в его груди, заставляя гадать, что случилось такого, что заставило такого существа как его спутник нарушить планы. — Что произошло? — осторожно, почти шепотом спросил мужчина, надеясь, что ему позволено знать ответ на этот вопрос. — Однажды я сказал тебе, что бессмертие не уменьшает количество возможностей получить ранения или быть схваченным в плен. — второе было произнесено гораздо тише, с поворотом головы в сторону и мигом нахмурившимися бровями. Гэдлинг ощутил, как в горле стал комок. Его друг был в плену, был схвачен кем-то, а он даже не знал, злясь на него за упрямство и на себя за неосторожно сказанные слова. Теперь же вся ситуация и пропущенная встреча выглядели совершенно иначе. Поднявшийся гнев и чувство вины, заставили мужчину сжать кулаки. — Прости… Прости, я не знал. Я… Я могу что-нибудь… — Нет. Всё уже сделано. Они получили своё наказание. — перебил его Незнакомец, вновь расслабляясь в лице. — Если бы я знал, господи я должен был пойти искать, а не… — Ты ничего не смог бы сделать, Роберт Гэдлинг. Всё уже закончилось, не беспокойся. — куда мягче проговорил его друг, наклоняя голову, но вскоре внезапно вскидывая её вверх. Послышался крик вороны, пролетающей над ними. — И мне уже нужно идти. Хобу хотелось попросить его остаться ещё ненадолго. Хотелось высказать так много о том, что если бы он мог, то по крайней мере попытался бы защитить его от тех, кто посмел покуситься на чужую свободу. Хоб хотел сказать, что любит. Но в ответ лишь кивнул, стараясь улыбнуться как можно непринуждённее. — Ну раз уж наш памятный день сместился, мы не обязаны видеться именно через сто лет. Ты мог бы заходить ко мне в любое время, таинственный Незнакомец. — ответил мужчина, стараясь при этом выглядеть не особенно обнадёженным. — Действительно мог бы. — с легкой улыбкой произнес его друг, а затем вдруг выпрямился и сказал. — Морфей. Моё имя Морфей. И следом исчез с резким дуновением ветра, оставляя Гэдлинга одиноко стоять посреди парка. Но всю оставшуюся дорогу до своего дома, с его лица не сходило мечтательное выражение. Теперь у его сердца было имя.***