Сладкая горечь

      Они считают, что у них было два первых поцелуя. В разное время, в разном возрасте, при разных обстоятельствах и с абсолютно разной атмосферой. Но оба поцелуя были сладкие, словно мед, и горькие, как жженая карамель, и оставляли тягучее послевкусие на корне языка.       Самый первый поцелуй был поздней весной. Когда все вокруг цвело и пахло, и лето уже дышало весне в затылок. Символично, ведь и встретились впервые они тоже весной.       Карин любила это время года. И не только потому, что весной у них с Юзу день рождения. Это вообще не главная причина. Просто весной дышалось легче. Жизнь чувствовалась везде: в распускающихся почках, в только выросшей зелёной траве, в распустивших свои раскидистые кроны деревьях. Все словно пробуждались ото сна. А Карин нравится чувствовать себя проснувшейся и полной сил.       Этот день ничем не отличался от предыдущих. Подъем, завтрак, гулять с друзьями и играть в футбол. Таким был распорядок ее дня, пока, идя к футбольному полю, она не решила пойти через место, откуда хорошо видно небо. И что, что до заката ещё далеко? Там в любое время был красивый вид.       Идя вдоль железных перил, Карин была приятно удивлена, увидев там его. Белые взъерошенные волосы торчали во все стороны, а серьезный взгляд бирюзовых глаз был направлен в телефон, в котором он, как всегда, что-то печатал. Отчёт, наверное. Да и какая разница. Он здесь. И хоть они не так давно виделись, Карин была рада снова встретить его. И надеялась, что Тоширо тоже, раз он уже в который раз спускается в Каракуру без какой-либо миссии и всякий раз встречается с ней.       Этот день только что стал чуть-чуть лучше, чем был с утра.       Недолго думая, Куросаки побежала прямо на хмурого мальчика, явно намереваясь поставить его в неловкое положение своим внезапным появлением. Раньше получалось. Но, кажется, она слишком недооценила капитана Готей 13. Уже раскинув руки, чтобы бросится на него то ли с объятиями, то ли с удушающим захватом, как папа учил, Карин не заметила, что шинигами уже оказался за ее спиной и даже не оторвал взгляд от телефона. Ну конечно, на что она вообще рассчитывала? Да и неважно. Это ей в нем и нравится. С ним не соскучишься. Вот, попробуй, поймай его. Чем не спасение от скуки?       — Ну ты чего, первоклашка, даже не поздороваешься со мной нормально? — в голосе ни намека на обиду. Нет, она просто играет с ним. На девчачьем лице расползалась ехидная улыбка, когда Тоширо весь сморщился, как лимон, услышав ненавистное прозвище.       — Сколько раз тебе повторять, Куросаки, я не первоклашка! Прояви ко мне хоть каплю уважения, — наконец он оторвался от экрана. Тоширо так забавно по-детски надул губы, что стал похож на младшеклассника ещё больше. Интересно, он вообще в курсе, что у него есть такая очаровательная привычка, делающая его похожим на ребенка? Наверное, нет. Карин решила не говорить ему об этом, а то он ещё больше расстроится. Вместо этого она решила пойти в контратаку.       — А сколько раз тебе повторять, что у меня есть имя? Карин. Ка-рин. Всего два слога, легко запомнить. А ты все продолжаешь называть меня по фамилии, как заведённый. Но да ладно, я тебя прощаю.       — Пфф, прощает она меня. Спасибо, — демонстративно закатил глаза.       — Не за что, — Карин пропустила сарказм мимо ушей. — Так какими судьбами? Задание? Или пришел навестить бабушку Хару?       Вместо ответа Тоширо посмотрел на нее. Не как обычно. Что-то изменилось. Но Карин пока не могла понять, что именно. Его взгляд словно стал решительнее. Не то, чтобы он раньше не смотрел на нее с подавляющей уверенностью, но тут другое.       — Я не могу тебе сказать.       И ушел. Просто развернулся и пошел прочь, даже не попрощавшись.       Карин не расстроилась, нет, ни капельки. Ну ладно, может слегка. Она то уже понадеялась, что они весело проведут день вместе. В последнее время Хитсугая часто спускался на грунт, захаживал в их дом, и, как бы ненароком, нехотя, пересекался с ней. И точно также нехотя проводил с черноглазый Куросаки почти весь оставшийся день, занимаясь «всякой ерундой, недостойной его капитанского звания».       Он мог бесконечно препираться с ней, но Карин все видела. Видела, как Тоширо смотрел на нее, думая, что она не замечает. Видела, как учащалось его дыхание, когда он аккуратно обрабатывал ее свежие синяки, нежно касаясь холодными пальцами кожи, вызывая у нее мурашки по всему телу. Когда Карин резко сокращала расстояние между ними во время разговора, она видела, как он изо всех сил пытался сохранить спокойное и невозмутимое выражение лица, но разливающийся по щекам слабый румянец выдавал его с головой. Да что уж тут говорить, она и сама в такие моменты краснела до кончиков ушей, сгорая от смущения.       Карин нравились эти моменты. Она хотела, чтобы они длились вечно. Лишь бы он продолжал смотреть на нее, прикасаться к ней и, как она на это надеялась, думать о ней.       Куросаки давно поняла, что влюбилась. Осознать это было очень неловко и одновременно просто. Пожалуй, это не стало для нее неожиданностью. Скорее, приятным дополнением к тому, что она уже испытывала по отношению к вечно хмурому ледяному мальчику с такими же ледяными глазами и волосами. И Карин была готова поставить свой футбольный мяч и коллекцию игр для приставки на то, что ее чувства взаимны. Она была уверена в этом. Или просто очень хорошо занималась самообманом. Но о последнем девушка думает недолго. Это не в ее стиле — быть неуверенной в себе и своей правоте.       Правда сейчас, наблюдая за уходящим Хитсугаей, ее уверенность немного пошатнулась. Но, снова решив не зацикливаться, Карин пошла дальше, на поле.

***

      Уже вечер. Солнце начинает устало прятаться за горизонтом после долгого дня. Куросаки возвращается домой все той же дорогой. Сейчас уже есть смысл идти туда, где хорошо видно небо.       И, конечно, он уже там. Снова сидит на железных перилах, но теперь его взгляд направлен вперёд. В этот раз просто задумчиво смотрит на садящиеся солнце. Кажется, он полностью погружен в свои мысли, раз даже не замечает приближения Карин.       «Интересно, о чем он думает?»       — Эй, перво..., — она остановилась. Почему-то в этот раз Куросаки решила сделать исключение и не дразнить его. — Привет, Тоширо.       — Привет, Карин.       Услышав свое имя из его уст, ее сердце остановилось. А затем забилось как бешеное. Он так редко зовёт ее по имени.       А Тоширо даже не повернул головы. Кажется, и вовсе не услышал ее и ответил чисто машинально.       Карин молча села рядом с ним.       — Ты сделал то, зачем приходил и о чем не мог мне рассказать?       Он не ответил.       — Это значит «да» или ты все ещё не хочешь мне об этом говорить?       Наконец, Тоширо повернулся к ней. Смотрел долго и пристально. Карин могла поклясться, что видела в его глазах то, как Хитсугая просчитывает все возможные варианты их разговора. Иногда он так много думает.       Парень снова отвернулся и начал говорить, стараясь не смотреть на нее:       — Я, вроде как, собираюсь нарушить закон.       — Ты? Нарушить что-то? — Карин распахнула глаза, не веря в услышанное. — Первоклашка, с тобой все в порядке?       — Не называй меня так! И да, все в порядке. Просто..., — он замялся, начал жестикулировать, пытаясь подобрать слова, — есть кое-что важное для меня. И, чтобы это «кое-что» сохранить, боюсь, я должен нарушить один из законов, принятых Советом 46. — Тоширо выглядел подавленным. Кажется, это не то, что он хотел озвучивать.       Карин видела, как Тоширо это все не нравилось. Его нельзя назвать пай-мальчиком, но он определенно был честным человеком. И нарушать законы явно не входит в его список дел.       Она хотела спросить, о каком законе он говорит, но боялась, что уже знает ответ.       «Шинигами запрещено вступать в романтические отношения с живыми людьми».       Это был абсолютно логичный и более чем обоснованный закон. Но когда ты влюблен ничего, кроме помехи, ты в этом правиле не видишь.       Карин это понимала. Понимала, что не имеет никакого права заставлять Тоширо выбирать между ней и Обществом Душ. Между чувствами и долгом. Понимала, что, скорее всего, он выберет не ее. Он не может по-другому.       Карин не спросила, что же это за «кое-что», ради которого он готов пойти против законов любимого Общества Душ. Куросаки уже знала ответ.       Поэтому она спросила:       — Это правда так важно для тебя?       Тоширо молчал. Долго. Тишина заполняла собой все пространство между ними, обволакивая в теплый кокон. Карин выжидающе смотрела не наго. На его белоснежные волосы, сейчас искрящиеся оттенками красного под лучами уходящего солнца. На его лицо, по которому бегали жёлтые лучи. Он словно светился.       «Он такой красивый».       Наконец, решив что-то и собравшись с силами, Хитсугая немного повернул к ней голову, все ещё не смотря в черные глаза.       — Да, — он слегка коснулся ее ладони, словно боясь спугнуть, — важно. — Мягко, не настаивая, переплел ее пальцы со своими. — Очень важно. Настолько очень, что даже слишком. — Эти слова сказали ей многое. Но ещё больше говорили его глаза, в которых солнечные блики плясали, как на глади океана. Наполненный уверенностью и нежностью взгляд рассказал ей все.       — Карин, я… — его прервал звонок. Этот раздражающий писк, оповещающий о появлении пустого.       Напоминание о том, кто он. Шинигами. Капитан. Тот, кто должен находится не здесь и не сейчас, а где-то там и в данный момент.       Карин могла видеть, как с этим звуком внутри Тоширо что-то оборвалось. Словно это был его последний шанс сказать ей то, что она уже давно прочитала в его взглядах и случайных прикосновениях. Но слова имели смысл, и, хоть ему уже и не нужно было их произносить, Карин все равно хотела это услышать. Услышать от него.       Но вместо этого она сказала:       — Иди.       Тоширо был благодарен ей. За то, что она понимает. За то, что не требует извинений. Не требует, чтобы он остался и позволил пустому, возможно, причинить кому-то вред. Карин все это понимает и за это Тоширо влюбился в нее.       Карин понимает его.       Несильно сжав ее руку в своей на прощание, капитан Хитсугая уходит, не сказав ни слова.       Карин тоже встаёт. Делать ей здесь больше нечего.       Вдруг она почувствовала, как чьи-то крепкие руки взяли ее за плечи и развернули. Обсидиановые глаза расширились в попытке понять, что происходит. А потом Карин показалось, что ее сердце вот-вот остановится.       Потому что Тоширо поцеловал ее. Поцеловал невинно и нежно, лишь на мгновение трепетно прикоснувшись тёплыми губами к уголку ее рта. Это было так сладко.       — Я вернусь. Я обещаю.       Эти слова прозвучали так горько.       Не дав ей опомнится, Тоширо быстро чмокнул ее в щеку и убежал, молясь Королю Душ, чтобы Карин не успела заметить, как широко он улыбался и как сильно он покраснел. Он же всё-таки капитан. Ему краснеть не солидно.       А Карин осталась стоять там с широко раскрытыми глазами и стремительно краснеющими щеками. Рука невольно потянулась к тому месту, куда Тоширо ее только что поцеловал. Она все ещё чувствовала его теплое дыхание на своих губах и щеке.       Он ее поцеловал. До сих пор ощущая чужие губы на своей коже, Карин медленно расплылась в улыбке, даже не представляя, как глупо и счастливо она сейчас выглядела со стороны.       Ну и пусть.       Хитсугая Тоширо только что украл ее первый поцелуй. Поэтому Куросаки Карин считает, что имеет полное право выглядеть глупо и счастливо.       В этом была суть их отношений. Их действия были сладкие как мед, а слова оставляли вкус горечи на языке. Потому что это всегда были слова прощания.       Но Карин поняла, что больше никогда не хочет прощаться с ним.       Ей не нужны слова.