***
- Третий Рейх, буду рад сотрудничеству, - нацист протянул руку вперёд, тотчас почувствовав на своей ладони чужую, но нежную, словно родную хватку. После окончания собрания Рейх выцепил стоящего в просторном коридоре рейхстага итальянца и решил воспользоваться этим моментом для более близкого знакомства – на собрании невозможно было не заметить его изучающего взгляда на своём теле, потому это воплощение могло идеально послужить для манипуляций весьма неслабой страной. Услышав грубую немецкую речь, произнесённую спокойным будничным голосом, в одно мгновение плавно растёкшуюся по ушным раковинам, итальянец сразу понял, что её носителем являлся никто иной, как тот, о ком он думал секунду назад. Фашист сразу обернулся и, бросив взгляд на протянутую руку, тотчас легко сжал, не желая отпускать, сквозь перчатки ощущая тепло чужих, но уже полюбившихся ладоней. Подняв взгляд, Италия встретился с чужим, изучающим, сразу растаяв в глубине очей немца, не обращая внимания на то, что те держат руки сплетёнными дольше, чем следовало бы при знакомстве. Нацист мягко вытащил свою ладонь из чужой хватки, вытянув итальянца из своих мыслей и заставив его неловко прижать руку к своему мундиру и отвести в пол смущённый взгляд, слегка умилив этим с виду неприступного немца. - Вынужден покинуть Вас, надеюсь увидимся в ближайшее время, - буднично произнёс немец и, скрестив руки за спиной, как и обещал, тотчас ушёл в сторону своего кабинета, оставив итальянца одного. Тот хоть и желал что-то произнести – не смог, лишь совсем слегка приоткрыв рот, смотря в спину уходящему, а когда того и след простыл – не оторвался, продолжая смотреть в одну точку до тех пор, пока его не окликнул один из фашистов оповещая о том, что Дуче собирается отъезжать. Итальянец на автомате пошёл за солдатом, глядя теперь уже на свою ладонь, стараясь повторно прокрутить момент прикосновения и ощутить то недосягаемое тепло.***
1938 - Фашистская Италия, Вы вообще слушаете меня? – Слегка раздражённым голосом произнёс немец, заставляя Италию вздрогнуть. - Да… я слушаю Вас… - неуверенно пробормотал итальянец. Конечно, всё это время он не слушал, а лишь в очередной раз погружался в фантазии о человеке перед ним, чувства к которому спустя два года после первой встречи не угасли, а лишь сильнее разрослись, не давая и дня прожить без воспоминаний о немце, о случайных касаниях, улыбках и неделовых разговорах. Фантазии давали мотивацию жить дальше и пытаться заполучить своё, но одновременно сжирали заживо, намекая на то, что они никогда не сбудутся. - Тогда повторите, что я сказал, - поставил в тупик фашиста этим вопросом нацист, заставляя того сильнее сжать край находящейся в руках папки и виновато наклонить голову вперёд, давая понять другому, что осознаёт свой прокол и стыдиться этого. Дрожь пробежала по телу после осознания того, что тот в очередной раз подводит союзника, не слушая его, заставляя объяснять повторно. Подождав некоторое время, Рейх глубоко выдохнул, поняв, что ответа не дождётся, после чего сделал шаг вперёд и обернулся, оказавшись за спиной итальянца. Фашист хотел было поднять голову, но почувствовал, как его приобняли сзади. В глубине Италии всё разом встало с ног на голову, эмоции разом пробежались по коже в виде мурашек, а в голове не осталось ни одной мысли – все чувства отдались ощущениям, что даровали столь желанные руки одними лёгкими прикосновениями к телу. - Италия… - уставшим голосом прямо на ухо произнёс немец имя, которое использовал лишь в личных разговорах, - что с тобой? Что-то случилось? – мягко задавал вопросы нацист, с каждым словом всё более вгоняя фашиста в краску. Фашистская Италия, почувствовав, как горячее дыхание перестало опалять его ухо, поднял голову и провернулся, оказавшись зажатым между грудью Третьего Рейха и его руками. - Я… я… да нет… всё хорошо… - попытался связать слова итальянец, которого прервал немец. - Не надо оправдываться, я ведь всё замечаю… каждый раз, когда ты говоришь со мной ты слышишь меня, но не слушаешь, а лишь разглядываешь, но когда ты общаешься с другими – ничего такого нет. Со мной что-то не так? - чуть сильнее сжав спину Италии, перебил его немец. От осознания своего текущего положения и того, что Рейх подметил такую деталь, на деле казавшуюся неочевидной лишь самому фашисту, он затаил дыхание, пытаясь судорожно придумать ответ, пока щёки, как и остальное тело горели бордовым пламенем. - Н… нет, всё в порядке, я просто… - замялся Италия, не зная, что предпринять. Желания что-либо делать и не было, хотелось лишь стоять так вечно, смотря в бесконечную пропасть чужих глаз. - Италия… я понимаю куда больше, чем ты думаешь… - эта фраза немца заставила итальянца лишь бояться, бояться вновь, он всегда боялся, страх быть отвергнутым последний год был дня него главным, именно он мешал двигаться дальше и пытаться что-то предпринимать. Фашист лишь весь сжался в страхе, что сейчас его прогонят, и он больше никогда не услышит этот прекрасный голос, не увидит идеально выглаженную форму и уложенные волосы, не почувствует сжатия своей руки, Италия ощутил себя как никогда близко к провалу, к тому самому моменту, когда он может лишиться самого дорогого ему человека лишь из-за своих глупых, бессмысленных, но не подавляемых чувств. Фашист почувствовал, как чужая рука без перчатки, прикоснулась к подбородку, за него мягко приподнимая голову вверх. Италия от удивления распахнул глаза, в которых уже начали накапливаться маленькие слезинки, и встретился с чужими, но больше его удивило наличие на лице напротив улыбки. Не самодовольного оскала – улыбки, искренней и честной. - Мы ведь хотим одного и того же? – одними губами прошептал Рейх. - О чём… - Итальянцу в очередной раз не дали договорить. Как только тот приоткрыл рот, нацист сразу наклонился, в мгновение накрыв чужие губы своими. В эту секунду фашист моментально растаял, отпустив все страхи, сразу же превратившиеся в надежды и веру. Италия почувствовал себя самым счастливым на этой планете, приятно осознавая, что два года мучений были не напрасны. Итальянец решил, что сейчас то самое время, когда он может. Может отдаться своим чувствам и не скрывать их. Фашист отпустил из рук папку, которая тут же упала на пол, и обнял Рейха за шею, сжимая, и не желая отпускать, всем телом прижимаясь к чужому, желая коснуться каждой частички тела немца. Италия блаженно закрыл глаза, промычав что-то бессвязное в поцелуй. Третий лишь сильнее сжал спину, поддерживая итальянца, чтобы тот не упал, и углубил поцелуй, касаясь своим языком языка фашиста.***
1941 - Фашистская, чёрт тебя побери, Италия, ты хоть что-то можешь сделать нормально?! – Кричал Рейх, скрестив руки на груди и сжимая собственную форму, чтобы не замахнуться на фашиста прямо в коридоре. - Простите… - шептал Итальянец, сидя на корточках и трясущимися руками подбирая с пола разбросанные немцем документы. Нацист лишь недовольно цыкнул и, не желая более лицезреть эту жалкую картину, чёткими шагами направился к себе в кабинет, мимо стоящих очередную смену солдат вермахта, которые лицезрели подобную ситуацию далеко не в первый раз. Италия довольно быстро собрал разбросанные им бумаги и так же скоро удалился в противоположную часть рейхстага к своему офису, который получил после того, как стал тут официально присутствовать в качестве представителя Фашистской Италии ещё с начала второй мировой войны. Вернувшись в свой кабинет и захлопнув дверь, не закрывая на ключ, фашист стал раскладывать документы по разным отсекам, думая, извиниться ли Рейх перед ним сегодня. С каждым днём нацист становился всё нервней, война не сказывалась на нём положительно, что итальянец прекрасно понимал, потому никогда не винил его за это. По началу Рейх иногда кричал, после сразу извиняясь, но со временем криков становилось больше, извинений меньше, а добавлялись лишь удары, за которые тот по началу молил о прощении и говорил, что более не будет, но каждый раз продолжал, со временем став извиняться только после того, как замечал на хрупкой коже другого синяки. А Италия прощал, Италия прощал всегда, даже когда его об этом просить и не собирались, он извинял немца всегда и никогда не злился. Даже, если Рейх не извинялся – они мирились. Каждую ночь, до скрипа стола, сладостных стонов, болезненных вскриков, быстрых толчков и боли в бёдрах. Ночи приносили хоть какое-то разнообразие в ужасную жизнь, полную ссор, скандалов, предательств, бумажек и политики.***
1943 Темень холодного подвала со всех сторон давила на Итальянца, физически истощая и с каждой минутой все больше убивая надежды на спасение из ада, в котором не было абсолютно ничего, лишь звуки изредка доносились сверху. Государственный переворот. Арест. Отель в горах. Подвал. Началось всё с того, что Итальянца попросили в срочном порядке приехать на Родину для обсуждения вопросов, а в день прилета тот был арестован вместе с лидером национальной фашистской партии. Их обоих доставили в отель в горах, только, если бывшему лидеру предоставили весьма неплохие условия, то воплощение же наоборот заперли в подвале, в котором царил мрак и не было ни еды, ни воды, ни каких-либо предметов. Организм Италии медленно истощался, хоть воплощение и не может умереть от такого - внутренние органы естественно страдают, но больше умирает разум. Единственным утешением итальянца были лишь воспоминания и фантазии, которые всегда посвящались лишь одному человеку. Италия сидел на холодном полу и, обхватив ноги, согнутые в коленях, руками, до крови кусал губу, задыхаясь в скатывающихся, изредка из-за недостатка воды, слезах, тихо хныкая и в бреду шепча имя возлюбленного с мольбами об освобождении и бесполезных обещаниях кому-то высшему. Фашист находился в заточении чуть больше недели, которая казалась для него годом, это время было самым страшным в жизни итальянца и ему повезло, что этому было суждено окончится. Снаружи послышались громкие шаги, немецкие выкрики и выстрелы, услышав которые в ослабшем итальянце пробудилась увядшая надежда на спасение. Уже через несколько минут люк, ведший в подвал, был выбит, и солдаты Вермахта, проводившие операцию «Дуб», вдвоём подхватили истощенное тело воплощения, который выдавил слабую улыбку сквозь засохшие губы, с которых стекала струйка густой крови, а после в очередной раз отключился.***
Фашистская Италия пролежал несколько дней в больничном крыле рейхстага под наблюдением лучших немецких врачей, специализирующихся на воплощениях. Фашист довольно быстро восстановился и его выпустили с реабилитации под пристальное наблюдение врачей. Первым делом Италия направился в свой кабинет, который, к его удивлению, был идеально чист, а на столе располагалась пустая ваза с водой. Фашист устало сел на светлый кожаный диван - любимое место своего кабинета и откинулся на спинку, расслабленно выдохнув, насладившись привычно мягким сидением после холодного пола подвала и жестких матрасов больницы, но долго отдыхать ему не дали. В дверь постучали, привлекая внимание, а затем слегка приоткрыли, и из коридора выглянуло уставшее лицо с большими синяками на глазами, после чего, увидев сидящего итальянца, человек зашел и, поставив в пустую вазу белые лилии - любимые цветы Италии, сел рядом с фашистом и накрыл его пледом, тот сразу почти полностью закутался в него, смотря в пол. Те молча сидели на диване, пытая друг друга тишиной, не зная, с чего начать. Рейх сдался первым, тот резко повернулся, в одно движение обняв фашиста и уткнувшись тому лицом в плечо. - Прости меня… я не смог раньше, мне не давали разрешения, прости, молю тебя… - шептал нацист в светлый мундир итальянца, чувствуя бесконечную вину за то, что пришлось пережить Италии. Фашист молча сидел, смотря в одну точку и слушая извинения Третьего, но через некоторое время он не выдержал и повернулся, обняв немца и уткнувшись ему в грудь, плача от нагрянувших отвратительных воспоминаний о пережитом. Рейх сильнее сжал того, сквозь плед поглаживая по спине и шепча успокаивающие слова. Через некоторое время Италия так и заснул, лёжа на нацисте, который, поцеловав того в лоб, лег поудобнее и накрыв пледом их обоих, тоже вскоре заснул.***
1945 Сквозь шум дальних выстрелов и огромные клубы дыма, по пустому от солдат рейхстагу раздавались быстрые звуки шагов, вперемешку с напряженным дыханием бегущего по коридору человека, старающемуся как можно быстрее добраться до другой части здания. Итальянец, зацепившись ногой о свою же ногу, полетел вниз, еле успев руками спасти свое лицо от встречи с холодным полом. Фашист и не думал останавливаться, тот быстро поднялся и, не отряхиваясь, побежал дальше еще быстрее, через пару минут достигнув нужной двери и, без всяких прелюдий, распахнул её: - Рейх! - Выкрикнул Италия и, обогнув стоящий по середине стол, подбежал к нацисту, который смотрел в окно, и остановился за его спиной, прижав руки к груди и ожидая чего-то. Немец стоял, молча смотря в окно на дальние боя и вслушиваясь в выстрелы на Берлинской границе. Рейх без эмоций вглядывался в даль, не обращая внимания на зашедшего Италию. Войска Советского Союза вплотную подошли к Берлину и уже прорывали оборону, каждому было очевидно, что в ближайшие дни Третий Рейх падет. Фашист, не выдержав молчания, подошел вплотную к возлюбленному, обняв того за талию и зарывшись носом в чужие волосы, но через несколько секунд отскочил назад и обошел немца, чтобы встать к нему передом. В руках Рейха был пистолет, направленный дулом в себя, именно его руками почувствовал Италия. Тот мягко приложил руки к оружию, думая, что вытащит его из расслабленных на первый взгляд ладоней Третьего, но те сразу сжались, не позволяя забрать пистолет. Итальянец посмотрел тому в глаза, увидев не полюбившуюся с первого взгляда бесконечную мглу, а суровую стену, запрещающую обнажать настоящие чувства. - Рейх… не надо, пожалуйста… - дрожащим голосом произнёс фашист, готовый расплакаться на месте. - Италия, послушай меня, - спокойно произнёс Третий, - я хочу, чтобы ты пообещал мне кое-что. - Что угодно, Рейх… - Итальянец ненавязчивыми движениями пытался вырвать пистолет из неподдающейся хватки. - Обещай, что простишь меня за меня… за то что не смог дать тебе того, чего ты заслужил, мне жаль, что ты встретил меня, а не кого-то другого, - с тяжестью на сердце выдавливал из-за себя нацист. - Что ты говоришь? Моё сердце выбрало тебя и мне нужен другой, - с надеждой смотрел в глаза другого фашист, продолжая тянуть на себя оружие. - Нет! Обещай, что простишь! – срываясь на крик, умолял немец. - Я прощал, прощаю и всегда прощу тебя, кем и чем бы ты ни был и что бы ты ни сделал! Потому что я люблю тебя! – Тоже перешёл на крик фашист. Сразу после этих слов, Рейх подался вперёд, держа одной рукой пистолет, а другой обхватив спину итальянца, нацист вовлёк того в поцелуй. Оба жадно давили друг на друга, стараясь прочувствовать и вспомнить абсолютно всё, запомнить каждую деталь чужого рта и тела, они стояли вплотную, но им не хватало друг друга, воздух закончился, но, затаив дыхание, те продолжали сплетать языки, отстранившись лишь тогда, когда более продолжать было невозможно, воплощения пытались отдышаться, порвав повисшую между ними ниточку слюны. - Мы ведь… убежим? Спрячемся… чтобы никто не нашёл нас, да? – С улыбкой произнёс Италия, думая, что всё ужасное позади, а у Рейха как всегда есть план, чтобы выйти сухими из воды навстречу прекрасному. - Нет, - так же улыбаясь, отринул предположение возлюбленного Третий, - ты ведь прощаешь меня? - Да! Я прощаю тебя за всё, так давай же… - Тогда прости меня и за это… - с той же усталой улыбкой нацист отпустил Италию и вытащил пистолет из расслабленных ладоней фашиста. Рейх отклонился назад, начав падать, а затем, не упав до конца, поднёс пистолет дулом к своей груди, нажав на курок. Звук выстрела оглушил итальянца, через пару секунд упавшего на колени возле ещё тёплого тела, под которым постепенно растекалась красная жидкость. Ещё более громкий, чем выстрел, по пустому рейхстагу пронёсся оглушительный крик боли, симфония печали, чистейшая мелодия отчаяния, никем не слышимая горесть утраты, непрекращающийся вопль вырывался из глотки схватившегося за волосы итальянца, захлёбывающегося в своих же слезах. Фашист был не в силах отвести взгляд от, уже мёртвого, возлюбленного, так же не в силах самостоятельно прекратить орать, завершив лишь тогда, когда голос был окончательно сорван. Фашист встал на четвереньки, окрашивая белоснежную ткань мундира в кроваво-красный, сверля взглядом спокойно улыбающееся лицо нациста, без возможности прийти в себя. Спустя пару минут Италия сел на колени, дрожащими руками подняв с пола пистолет. Продолжая обливаться слезами, итальянец поднёс оружие к подбородку и, сильно зажмурив глаза, нажал на курок, одарив рейхстаг ещё одним выстрелом. Тело обессиленно упало на другое, окрасив верхнюю часть мундира нижнего в алый. У этих людей была одна общая черта, перед смертью у обоих в голове пронеслась одна и та же фраза: «Мы встретимся». Я хочу, чтобы ты был моим последним, Если наступит момент сказать тебе «прощай», Я лучше умру. *** 1945, после войны Тела воплощений после окончания войны были выданы воплощению Советского Союза, которого заинтересовало то, в каких условиях они были найдены, потому, из любопытства, тот изучил вопрос, разузнав информацию от своих шпионов, коих на территории нацистской Германии было не малое количество. СССР проникся теорией, составленной им из большого количества полученной информации, потому, несмотря на свою неприязнь к этим двоим, решил достойно похоронить их тела. После «реставрации» трупов те были погребены в парный гроб, который был закопан Советским Союзом в Подмосковье, а поверх рыхлой земли был им же установлен крест с надписью: «Каждый, кем бы он ни был, имеет право на любовь».