Дверь открыта

— Как ты не понимаешь? — сказал "темный", бросив кассету в сторону. — Мы одно целое. И тишина. Быстрое дыхание. Дверь открыта. *** Мир не чёрно-белый, но, тем не менее, душа каждого принадлежит двум силам. Добро и зло, как бы заезженно не звучало. И это никак не относится к ангелам, демонам и другой библейской херне. Ангелы с демонами тут не при чем. Просто жизнь человека очень похожа на Клуб Романтики, где нужно делать выбор, чтобы развить определенные черты характера. Вилле Вало — музыкант, жизнь которого можно назвать идеальной. А все благодаря его любви к равновесию. Его душа не принадлежала ни добру, ни злу. А если быть точнее, всему сразу. Он никогда не выбирал только худший или лучший вариант. Для него существовала золотая середина. Оттого сложнее жилось его "темной" и "светлой" сторонам. Им приходилось находить компромиссы, работать вместе я как бы они друг друга не ненавидели. Лоуэлл — теснейшее из темных созданий. Он не жалел никогда и никого. Его руки были бледными и холодными, волосы длинными и черными, как и тени на глазах, благодаря которым он выглядел, как гот, ка и сами глаза. Готическая версия Вилле Вало, если быть точнее. Тревис же был почти полной противоположностью. Кожа обычного цвета, как у людей, волосы тоже куда более светлые и короткие (пусть и не на много), чем у Лоуэлла. И голубые, наивные глаза: — Я не хочу больше находиться в этой компании, — пробурчал Лоуэлл, вновь увидев вдалеке Тревиса, идущего в сторону перекрестка. Их перекрестка. — Как бы то ни было, выбор нам особо не предоставили, — "светлый" Вилле подошёл ближе. — Смирись уже. Мы просто должны выполнять свою работу, никто не просит нас разговаривать друг с другом. — Знаю. Но без разговоров я подохну со скуки, — "темный" щёлкнул пальцами, отчего перекресток исчез. Вокруг двух версий Вало появилась большая комната, разделенная на две части — черную и белую. На белой стороне были тысячи пергаментов, аккуратно сложенных на полках стеллажа, а на черной множество кассет, лежащих в тех местах, где им лежать не положено. — Очередной бессмысленный день. Когда ж это все закончится... — Какой пессимизм... Нужно искать плюсы даже в такой, соглашусь с тобой, паршивой работе, — Тревис сел на кресло, расположенное около стеллажа и принялся... Чего-то ждать. Просто ждать. — Меня от хорошего тошнит, дорогуша, — Лоуэлл же попросту сел в темный угол, где его почти не было видно. — Особенно от тебя. — Началось, — закатил глаза Тревис. — Мои старания хоть как-нибудь разрядить обстановку напрасны. — Вся жизнь напрасна, смирись. В каждой из частей комнаты в течении дня появлялись новые свитки или же кассеты. Все "хорошие" поступки Вало появлялись медленно и сразу на полках стеллажа. А "плохие" падали с неба, создавая шум. Каждый свиток и каждую камеру нужно было просмотреть. И если Лоуэлл ныл от этого, то Тревис с охотой выполнял свои обязанности. "Светлый" по-настоящему сопереживал своему избраннику. Вилле ему нравился. А по-другому и быть не могло. "Темный" же считал Вало полным придурком, когда смотрел очередной "плохой" поступок на старом телевизоре: — Четыреста двадцать семь, — кинул куда-то в сторону очередную кассету Лоуэлл. — И это за день... Вот это у людей жизнь. — Ровно столько же, — аккуратно положил свиток на полку Тревис. — Их жизнь состоит из выборов, что поделать. — Только нам работы добавляют эти выборы, — пробормотал Лоуэлл. — А можно как-нибудь убить своего избранника? — И не думай, — Тревис раздражённо посмотрел в темный угол на другой стороне комнаты. — Все не настолько плохо. — У всех моих сородичей все куда интереснее, — начал головой биться о стену Лоуэлл. — А у меня какой-то идиот песенки сочиняет, вот это приключения. — Я больше голос твой слушать не хочу. — Ой, у кого-то зубки прорезались. И тишина. Слышно было лишь частое дыхание Тревиса. *** Каждый божий день и иногда ночь Вало делал какие-то выборы, не давая Лоуэллу и Тревису отдохнуть друг от друга. Конечно, он не осознавал этого, но все же. "Светлый" и "темный" Вало уже так устали друг от друга... Им обоим хотелось заткнуть уши чем-нибудь и больше не слышать голос с другой стороны комнаты. Выколоть глаза и не видеть человека, если это можно было так назвать, с которым им приходилось работать. Им обоим в глубине души хотелось, чтобы Вилле умер, только если Лоуэлл открыто об этом говорил, то Тревис тщательно скрывал. Ему нельзя было никому желать зла. Даже своей чертовой противоположности: — Слушай, Лоуэлл, ты так желаешь смерти Вилле, но при этом не знаешь, что может произойти с нами, — Тревис старался говорить как можно спокойнее, но иногда, все же, проскальзывали нотки агрессии. — Ты таким образом сам себе смерти желаешь. — Именно. Если для того, чтоб не видеть тебя, нужно сдохнуть, то я готов, — Лоуэлл злобно взглянул на "светлого". — Я ненавижу эту работу и тебя. Лучше б Вало не рождался. — Ты преувеличиваешь. Все ведь не так плохо. Мы ведь успели друг к другу привыкнуть. — Может быть. Но, признай, было бы лучше, если б нам не приходилось привыкать. И Тревис мысленно согласился с ним. *** И лишь когда в жизни Вилле начался не лучший период, Лоуэлл с Тревисом перестали огрызаться. Слишком депрессивная атмосфера витала в чёрно-белой комнате, не до ссор было. "Светлый" сочувствовал Вилле и складывал все хорошие воспоминания из этого периода его жизни на отдельную полку. А "темный" будто и не заметил изменений, все так же кидая кассеты во все стороны. Но даже в сложной ситуации Вало умудрялся сохранять равновесие. И обе стороны его личности по-настоящему этому поражались. И, конечно же, надеялись, что когда-нибудь это равновесие прервется: — Чёт нашему совсем херово, — тихо подметил Лоуэлл. — Вот бы он сдох от этого. — Только попробуй ещё раз... — Брось, ты тоже этого хочешь, — ухмыльнулся Лоуэлл. — Можешь врать мне сколько хочешь, только самому себе признайся, что не хочешь рожу мою больше видеть. — Не говори глупостей, — Тревис нахмурился и взял очередной свиток с полки. — Мне нравится моя работа. — Конечно. Тревиса раздражало поведение противоположности. Он не хотел признавать, что хочет чьей-то смерти. Ему нельзя. Он не мог быть неидеальным. Пусть и жутко хотел хоть раз побыть на месте Лоуэлла, которому, наоборот, нельзя было быть не стервозным и не противным. Они были заперты в этой комнате, разделенную на две стороны, грань между которыми никогда не сотрётся: — Тебе ведь тоже его жалко, — продолжил разговор Тревис. — Мы с ним на протяжении всей жизни, ты не мог не привязаться. — Я не могу... — Делаешь вид, что не можешь, Лоуэлл. Я знаю, — и в тот момент "светлый" увидел на лице противоположности улыбку. Незнакомую ему улыбку. *** Состояние ухудшилось. С каждым днём всё хуже и хуже. Тревис и Лоуэлл уже успели привыкнуть к депрессняку в новых воспоминаниях. И оба, как ни крути, хотели помочь или убить его. Но не могли. Их работа — наблюдать и копить воспоминания. Менять их было невозможно. И вся эта ситуация дошла до того, что "хорошие" и "плохие" поступки и воспоминания перестали сортироваться. Лоуэллу иногда доставались свитки Тревиса, и наоборот. Приходилось меняться, из-за чего нудно было лишний раз видеть лица друг друга: — Думаешь, дойдет до смерти? — совершенно спокойно, без противной интонации, спросил Лоуэлл. — Надеюсь, что нет, — Тревис сказал это совершенно искренне. Он, конечно же, хотел стереть из своей жизни "темного" и эту уже ненавистную работу, но человечность он от этого не терял. Его сопереживание никуда не пропало. — Правда, он не заслужил. — Впервые соглашусь, — усмехнулся Лоуэлл. — А что уже терять? Мы можем скоро подохнуть. — Ты меня пугаешь, — с улыбкой поднял брови от удивления Тревис. — Ты прям всерьез сказал, что согласен? — Ну ты идиот? Конечно. Я с Вилле с рождения. Не скажу, что привязался, просто мне сложно представить, что все это скоро закончится, — очередная кассета упала в руки Лоуэлла. — И, в теории, я бы был не против умереть, но когда смерть так близка... Становится по-настоящему страшно. — Да... Но Вилле уже еле держится. Боюсь, скоро сотворит какую-нибудь глупость... И, знаешь, я был бы даже не против, наконец стану свободен, пусть и перестану существовать вовсе. Но, как ты уже сказал, представить, что я больше не увижу эти свитки, тебя и имя Вилле Вало — ужасно трудно, — Тревис достал одно из детских воспоминаний. — Но всех это ждет, что поделать. Кого-то раньше, кого-то, позже. — Вот это откровения, — прильнул спиной к стене Лоуэлл. — И я все ещё думаю, что если постараться, то в тебе можно разглядеть настоящего дьявола. — Старайся, сколько хочешь. Настолько темных мыслей у меня нет. — Конечно. *** Больница, передоз. Ураган, беспорядок. Шкафы ломались, бумага рвалась. Стук сердца заглушал собственные мысли. Прощание с сородичами, осознание, что скоро конец. Все когда-нибудь заканчивается. Перекресток, щелчок. Комната, граница в которой потихоньку стиралась. Лоуэлл и Тревис сели на привычные места, даже не думая паниковать. Наконец-то, выходной. Первый из тысячи: — Вот и все, Лоуэлл, — "светлый" улыбнулся. — Долгожданный отпуск. — Буду скучать, идиот, — усмехнулся Лоуэлл. — И, как ни странно, по этим кассетам. И даже по Вало. Честно признаться, я слишком привык к этому месту. — А ты тот ещё ангелок, — Тревис еле увернулся от падающего пергамента. — Между нами определенно была какая-то связь. — Как ты не понимаешь? — сказал "темный", бросив кассету в сторону. — Мы одно целое. И тишина. Быстрое дыхание. Дверь открыта.