Я буду жить в Аду

— Пойдём домой, Ирума. Второй раз родители напугали не так сильно. Ирума всё ещё помнил, что это — галлюцинация, порождённая его страхом. Одной стрелой не изгонишь, к сожалению. А способность Орбаса-куна была чересчур сильна и сложна, чтобы суметь не поддаться ей или перенаправить обратно хозяину. Не то чтобы Ирума стал так делать, даже если бы умел, но это звучало по-своему честно. Нельзя заставлять других демонов страдать ради собственной победы! Кто-нибудь со слабой психикой может и сойти с ума, что принесёт горе его родным и друзьям. Вряд ли сам Орбас-кун желал подобного. Поэтому Ирума совсем на него не злился. Ну разве что чуть-чуть — за то, что напал на Клару и после атаковал уже их обоих. Заслонив собой подругу, Ирума почувствовал слабый толчок, словно что-то прилетело ему в голову, а затем очнулся на пыльном асфальте и растерянно взглянул на небо, которого уже давно не видел. Мир людей. Снова галлюцинация, но на этот раз — полноценная, в которую Орбас-кун вложил все силы. Ирума почему-то был уверен, что сумеет выбраться и из этой ловушки, ведь раньше у него получилось. Да и ясно же, что родители и старый неродной мир на самом деле фальшивые.Ирума не испытывал к ним никаких тёплых чувств или ностальгии, и готов был терпеть разве что в манге, которую читал для Амели-сан. Серое небо с нитками проводов радовало куда меньше, чем яркое и непостоянное в Аду. Конечно, там было множество опасностей: монстры, ущелья, ядовитые растения, проклятия и агрессивные демоны, однако и мир людей, будем честны, совсем не такой безобидный, каким его представлял себе учитель Балам. Здесь можно легко попасть под машину, отравиться просроченной едой, умереть от болезни, холода, жары, электричества и голода, если твои родители — неприспособленные к жизни люди, не платят за аренду квартиры и забывают ходить в магазин. Ирума мог бы перечислить ещё много способов расстаться с жизнью не по собственной вине, но отвлёкся на две тени, что заслонили ему тусклое местное солнце. Мама. И папа. Как давно он не произносил эти слова даже в мыслях. — Сыночек! Мы снова остались без денег, так что у нас есть прекрасная идея!.. Из-за постоянных переездов и стрессовых ситуаций Ирума не помнил их лиц. Родители в целом мало с ним общались: умеешь ходить? Ладушки, вперёд! Кажется, отец использовал его в качестве наживки при рыбалке, а когда Ирума немного вырос, ему поручали добывать еду и деньги, ведь мамочка и папочка так старались ради него, подарили ему жизнь, а он хороший мальчик и должен быть за это благодарен. Целых четырнадцать лет Ирума не спорил, и единственный раз, когда подобное воспитание принесло ему счастье, был договор с дедушкой. Трудно было представить, с какими мыслями родные, в теории, люди отдали его демону на растерзание — думали ли они вообще? Жалели ли? Вспоминали о нём хоть иногда? — Отправимся на поиски сокровищ в пирамиды! Я слышал, что жуки очень питательны! — с энтузиазмом рассуждал папа, достав откуда-то огромную карту. Мама восторженно хлопала в ладоши. — Как здорово! Возможно, нам даже иногда будут попадаться люди. Ирума, ты ведь пойдёшь с нами? Ирума встал сам, не дожидаясь помощи. Они и не собирались протягивать ему руку, это он понял сразу. Было… обидно. Иррационально, но всё же. — Нет. Широкие улыбки на лицах родителей завяли. Они растерянно переглянулись, явно не ожидая подобного ответа. — Как же так, милый? Ты ведь был таким хорошим мальчиком и всегда слушался! — Да-да. Неправильно перечить взрослым, ты ещё слишком мал, чтобы решать самому, как тебе жить! А мы вот — можем, и мы хотим, чтобы ты жил с нами, как раньше. Нам ведь было весело, правда? Нет! Ирума едва не выкрикнул это вслух, но какая-то неведомая сила не позволила ему открыть рот. Он замер, будто кролик перед удавами, и судорожно заставлял грудную клетку двигаться. Чувство, будто ему на лёгкие и сердце бросили тяжеленный камень, появилось и теперь давило, прижимая к земле. Со дня, когда он осознал себя отдельным от родителей существом и мог худо-бедно что-то делать сам, чтобы не умереть из-за их безалаберности, его жизнь превратилась в кошмар. Весело ли ему было жить без дома, своей комнаты и даже кровати? Питаться лягушками и травой, а иногда и червями — потому что охотиться он научился только в пять лет, раньше сил не хватало, чтобы удержать камень, да и животных было жалко. Но себя всё-таки жальче. Весело — убегать от медведя? Весело — идти в логово бандитов, стоять под дулами настоящих пистолетов, улыбаться и безмятежно повторять то, что сказали родители, пока те крадут чемодан с деньгами, а затем… бросают чемодан Ируме с криком «Беги!». Он не цепенел лишь потому, что очень, просто невозможно хотел жить. Откуда в нём эта тяга, сам Ирума не знал, однако инстинкты в нём проснулись куда раньше, чем умение писать собственное имя. Больше всего его пугал голод, так что приходилось слушаться родителей и добывать пищу любыми способами. С ними или без них, но он обязан был выжить, суметь продержаться ещё день и ещё ночь, трястись от холода, болезни и животного ужаса, однако упрямо цепляться за каждую возможность, словно утопающий за льдину. Пусть лёд рано или поздно растает, это неважно. Главное — не останавливаться. Но нет. Это было ни капельки не весело. — Я не пойду с вами. С огромным усилием Ирума выдавил из себя эти слова. Родители нависли над ним чёрными раздутыми кляксами, огромными и жуткими. Когда он был маленьким, то воспринимал их именно так. Они больше и сильнее него, бесполезно сопротивляться и возражать, потому что тогда будет ещё хуже. Нет, говоря откровенно, ни мама, ни папа ни разу его не били. Не лупили ремнём, не ставили в угол, не поднимали на него руку даже когда злились. Они делали больно иначе. — Не разочаровывай мамочку, — ему в руку вцепились и потянули. Боковым зрением Ирума отметил, что кольца на пальце нет, и от этого по телу пробежала холодная волна. Ему всё ещё четырнадцать, без кольца он не способен колдовать, да и бить родителей… Он никогда бы так не смог. Так что его тащили куда-то против его воли, и Ирума послушно переставлял ноги, чувствуя странное, неправильное отупение. Будто чувства выключили. — Ты должен быть послушным, удобным ребёнком. Я не для того мучилась, рожая тебя, чтобы вытирать тебе сопли и разбираться, чего ты там хочешь. Ребёнок — это часть меня, как рука или нога, какое своё мнение может быть у ноги, не так ли? Мы с папочкой и так делали для тебя всё, что могли! — Вот именно, — поддакнул папа, шагавший рядом с улыбкой. От этих улыбок Ируму трясло. — Дети — это так хлопотно, но если уж мы решились на такое, то должны получить обратно всё, что вложили. Ты нам обязан, Ирума. Это всё звучало так жутко, что Ирума не мог вставить ни слова. Вернулся почти позабытый детский страх, когда он первые разы оставался один и плакал, думая, что родители его бросили. Потом он научился этому радоваться. Потом ему стало всё равно. Он видел, что с другими детьми обращаются иначе, любят и заботятся, и отчаянно желал того же. Только глупо желать тепла от могильного камня, а спасения — от убийцы. У него не было иного выбора, а если и был, то Ирума сомневался, что маленький он в тот момент сумел бы им воспользоваться. Пока его волокли в неизвестном направлении, словно живую куклу, Ирума попытался сосредоточиться на друзьях. Попав в иллюзию, он наверняка напугал их и они теперь беспокоятся, не зная, как его вызволить. Клара вообще плакала, когда Ирума спустился к ней с горы… Бедная, страшно представить, какие ужасы ей довелось пережить из-за «травмы». Вот уж у кого нормальная семья, которая даже в галлюцинации вряд ли причинит Кларе боль. Иногда Ирума представлял, каково это — жить с братьями и сёстрами, заботливой матерью, воспринимать весь мир как огромную игровую площадку, а не жестокое место, где всё тебя хочет убить. Он… немного Кларе завидовал, пожалуй. Конечно, у неё тоже хватало проблем, и младшие не всегда вели себя идеально, и эти их песенки порой сбивали с толку, но было видно, что и Клара, и вся её семья на одной волне и им хорошо вместе. Когда они с Азу-куном ночевали у неё, Ирума чувствовал себя будто в мягком тёплом пледе с чашкой демонического чая. — Чего это ты улыбаешься? — вдруг подозрительно спросила мама. На этот раз Ирума смог ответить. — Думаю о своих друзьях, к которым скоро вернусь. — Каких ещё друзьях? — рассмеялась она и прижала голову Ирумы к себе так, что тот с трудом мог дышать. — У тебя нет друзей лучше, чем мамочка и папочка! Как ты можешь нас бросить, променять на кого-то? Как же мы без тебя? Ты позволишь нам умереть? Живот Ирумы скрутило болью. Так часто было в детстве, но от голода, а сейчас организм реагировал на неприятности именно подобным образом. Помогал только чай Оперы-сана или плотный обед. Ответа от него не ждали, считали согласие чем-то само собой разумеющимся. Как бы Ирума ни упирался, против двух взрослых людей он не мог бороться и тем более калечить их, чтобы сбежать. Да и куда бежать, если он в мире людей? Как попасть обратно? Учитель Балам и учитель Каллего говорили, что люди призывают демонов и заключают с ними контракты, и это очень похоже на контракт с магзверем, только вот печати призыва у Ирумы с собой не было. И кольца тоже. Лишь бы с Али-саном всё было в порядке… Может, друзья сами смогут пробиться к нему? Стоп, это же просто галлюцинация, конечно смогут! Ирума сглотнул. В горле было сухо. А если нет?.. Эта мысль не давала ему покоя. Первая травма поселила сомнения и тревоги, заставляя чувствовать себя одиноким и никому не нужным. В Аду Ирума обрёл настоящую семью, друзей и своё место в этом жутковатом мире. Трудом и с помощью близких он добился многого и гордился своими успехами. Ангелы задери, он даже пошёл в школу! Родители никогда не заикались о том, что их сыну вообще-то нужно образование, так что все эти годы он был неграмотным, хоть и живучим. Наверное именно поэтому недобросовестные работодатели позволяли ему выполнять грязную работу в обмен на еду и немного денег. Им не хотелось оформлять «нормальных» людей, которые требовали бы соблюдения их прав, а вот безропотный мальчишка, готовый на всё ради миски риса, был им куда выгоднее и удобнее. Это сейчас Ирума понимал, на что его обрекли родители, тогда же, в моменте, ему казалось, что всё так и должно быть. Он отрабатывал свой «долг» мамочке и папочке, не имея ни малейшего понятия, куда они спускали все деньги, что он им приносил. Школа, друзья, знание языка, посиделки с дедушкой, игры и вкусная еда, такие простые вещи оказались доступны ему лишь в Аду. Ха-ха. Даже смеяться над этим не получалось. Потому мысль «что, если твоя жизнь с дедушкой и Оперой — ненастоящая?» напугала до судорог. Ирума споткнулся, едва не упал, но его упрямо тянули дальше, не спросив, что с ним и не хочет ли он отдохнуть. Сердце бешено стучало, на лбу выступил холодный пот. Ирума полез за пазуху и не обнаружил там пера для лука, отчего во рту появился мерзкий железистый привкус. Что если он не был ни на каком Празднике Урожая, а просто ударился головой, рухнув в голодный обморок? Что если в отчаяньи он придумал себе сам чудесный мир демонов, где все его любят и всем он нужен, хотя на самом деле единственные, кто согласен терпеть его тупость и бесполезность — это мама и папа? Ирума ощутил, как печёт в глазах. Разум отказывал ему. Память подводила. Он помнил, как они изготавливали фейерверки, как Кирио-семпай пытался уничтожить школу, как он вырастил огромную сакуру и во время цикла зла добился Королевского Класса, несмотря на яростное сопротивление учителя Каллего. Помнил выматывающие тренировки с Оперой перед экзаменом, помнил прикосновения учителя Балама, который будто боялся его, хрупкого человека, сломать. Сложно не забыть неловкие ситуации на занятиях по призыву магзверей и злость, что бурлила в крови во время нападения на Парк. И… Дедушка. Он был старым, сильным и опасным демоном, Ирума прекрасно это осознавал. Как и то, что день, когда он подписал с ним контракт, стал лучшим в его жизни. Наверняка у дедушки был какой-то план, может быть он вообще использовал Ируму, но это было неважно, пока в его взгляде были искренние тепло и забота. Он правда хотел внука и Ирума с радостью был им. Это совсем несложно, учитывая, как хорошо с ним обращались и что подарили просто так, за одно его существование. Вот кому он был должен не одну душу, а всю сотню, если когда-нибудь столько наберёт. «Я… скучаю». — Нет! — Ирума дёрнулся, вырывая руку из хватки мамы. — Я никуда с вами не пойду! Вы… никогда не любили меня и я не знаю, зачем вообще завели, но я вам не игрушка и не питомец! — Да как ты смеешь, неблагодарный?! — разозлился папа, но Ирума отпрянул от него и взглянул с отвращением, словно на жука. — Стой, не смей убегать! Ирума не ведал, куда именно бежит. Ноги сами несли его подальше от родителей, от пугающего серого неба. Инстинктивно он добрался до пустой детской площадки, где с трудом забрался в домик-грибочек, прижал колени к груди и со злой иронией подумал, что сейчас идеальный момент для дождя. Но солнце светило по-прежнему тускло. После холода пещер и той одуряющей тоски Ируме больше не хотелось плакать. Учитель Бачико наругала его и он усвоил урок. Однако легче от этого не становилось и что делать, чтобы спастись, было непонятно. — Какое странное местечко, Ирумаська! Знакомый голос заставил вздрогнуть и выглянуть из домика. Не веря своим глазам, Ирума увидел Клару в зелёном летнем платье, которое она обожала носить, когда пыталась подражать своей наставнице-суккубу. — Клара?.. Что ты тут делаешь? — За тобой вот пришла! Не знаю, где ты, но тут таааак скучно! Совсем не ярко, а серо и уныло. Я бы небо раскрасила и деревья все изменила. Но лучше мы пойдём обратно, Азу-Азу очень переживает за тебя! На глазах всё-таки выступили слёзы и Ирума торопливо вытер их рукавом. — Я понимаю, но… Как мы вернёмся? Выхода нет, Клара. — Как же нет? — удивилась она и, присев, взяла Ируму за руки. — Если ты его не видишь, это не значит, что его не существует! Просто придумай себе дверцу, через которую вернёшься к нам. Хочешь, я спою тебе песенку, чтобы легче думалось? Активная, яркая и неугомонная Клара сейчас вела себя совсем иначе. Она мягко улыбнулась, обняла Ируму и прижала к себе, словно своего младшего брата, который расплакался из-за ушибленной коленки. Прикосновения к волосам успокаивали, от Клары пахло конфетами и фруктами, а ещё она не спрашивала, почему подсознание Ирумы заперло его именно в таком месте и что оно вообще такое. Она напевала, пока Ирума окончательно не успокоился. Вдалеке раздались голоса родителей, которые уже выглядели не как люди, а монстры. Их когтистые лапы тянулись к Ируме, желая утащить его назад, в своё логово, где он будет покладистым, хорошим, правильным. К счастью, Клара была рядом и сильнее сжала пальцы Ирумы, не позволяя тому вновь рухнуть в ступор. — Ты права, Клара, — Ирума встал и через силу ей улыбнулся. — Пора идти домой. На краю детской площадки появилась огромная дверь, очень похожая на врата Королевского Класса. Сперва Ируму охватила предательская дрожь: вдруг дверь не откроется? Вдруг он недостоин счастья? Но нет, медленно она всё же распахнулась, пропуская в узкую щель Клару и Ируму и останавливая монстров, что бросились на обитые шипами доски. — Скорее, Ирумаська, тебе же ещё легендарный лист пробуждать! — торопила его Клара, так что когда Ирума очнулся в её костюме и выбрался наружу, эта мысль прочно застряла в голове. Рядом сидел встревоженный и бледный Азу-кун и отмахивался от наблюдателя, который громко требовал, чтобы Асмодей Алис покинул испытание, поскольку напал на другого участника. — Азу-кун?! — Ирума резко сел и у него закружилась голова. Видимо, «Травма» была правда очень сильна… — Ты в порядке? Ребята в порядке? Мы не опоздали?! — Всё хорошо! — успокоил его Асмодей и как-то робко, неуверенно улыбнулся. Несколько мгновений он колебался, а затем вдруг подался ближе и крепко обнял Ируму. — Я очень волновался за вас, господин! Клара смогла с помощью своей силы до вас достучаться, чтобы вытащить из галлюцинации! Как вы себя чувствуете? «Клара». Ирума тихо рассмеялся — скорее нервно — и обнял Асмодея в ответ. Значит, всё правда хорошо. Как же здорово, что они теперь называют друг друга по имени. — Я справлюсь. Благодаря вам. Ещё есть время! Несмотря на всё, что его беспокоило и до сих пор дёргало, Ирума заставил себя собраться и сосредоточиться на цели. И он, и Рид-кун, и весь Аномальный класс трудились не покладая рук, хвостов и крыльев, чтобы победить. Иного результата никто из них не примет. Поэтому нужно во что бы то ни стало закончить начатое, ведь осталось совсем немного! …Дальнейшее прошло для Ирумы как в густом тумане. Лишь пробуждение листа вызвало непонятные видения, о которых стоило спросить позже у дедушки, а так он двигался и радовался скорее автоматически, будто робот. Было приятно, что Алокер и Джаз вступились за них и заслуженная награда тоже грела душу. Ирума смотрел на своих друзей, уставших, измотанных трёхдневным выживанием и боями, и думал, как же ему дьявольски повезло с ними. Но при этом он ужасно хотел оказаться наконец дома. — Неважно выглядишь, малец. Учитель Бачико напрыгнула со спины и уселась ему на плечи, крепко стискивая шею икрами. Ирума покачнулся, но устоял, ведь на самом деле она была вовсе не тяжёлой. Да и показать, что ему трудно её удержать — значит получить по «дурной башке» заслуженный тумак. — Вам кажется, наставница, — Ирума правда был рад, что она пришла. Пусть наругала, пусть отчитала, но… — Спасибо, что научили меня. — Хах, ещё бы! Ты отлично справился, Ирума. Молодец. Она потрепала его по волосам и подёргала за уши, заставляя тихо ойкать и смеяться вопреки тучам на душе. — А теперь слушай мой приказ: после вечеринки дуй домой, ешь от пуза и ложись спать! Такой план Ируме очень, очень нравился. Он не мог избежать официальной части, да и лишать ребят веселья из-за собственных проблем было бы эгоистично. Сидеть на троне по-своему забавно и весело, Азу-кун и Клара рядом и не отходили от Ирумы ни на шаг. Даже без объяснений они приняли его желание и явно гордились тем, что он в них так нуждается. Все болтали, смеялись, было шумно и суетливо, отчего мрачные мысли спрятались далеко в голове и не мешали наслаждаться вечером. — Можно… я вас двоих за руки возьму? — спросил Ирума, когда они шли по дороге втроём, распрощавшись со всеми. Азу и Клара разумеется захотели его проводить, и Ирума был им за это благодарен. — Конечно, Ирума-сама! — Угум! Они не увидели в этой просьбе ни слабости, ни унижения. В отличие от своих иллюзорных копий, они смотрели на Ируму с восхищением и доверием, и их ладони были приятными на ощупь. Рука Асмодея — сухая и горячая, с сеточками ожогов после тренировок с огнём, мозолью на указательном пальце. Ладошка Клары чуть шире и влажная, но не липкая, скорее как у ребёнка, который постоянно бегает и засовывает руки во все лужи на своём пути. Такие разные, но они вместе. Ирума не сближал их специально, не было какого-то коварного и сложного плана. Просто… Когда двум демонам и одному человеку хорошо рядом друг с другом, в этом нет ничего странного или удивительного. Возможно, они никогда бы не подружились, не будь в школе Ирумы, но и что с того? История не терпит сослагательного наклонения. Теперь Ирума знал, что это такое. И сослагательное наклонение, и дружба, конечно. — Клара, по поводу того, как ты меня вытащила… — перед тем, как разойтись, Ирума попытался поговорить об этом, мучаясь, что Клара считает его обманщиком. Но та неожиданно покачала головой и прижала палец к губам. — Это мой секрет, Ирумаська! И какая разница, что ты видел в этой травме-лямве? Я вот… — она запнулась, слегка покраснела и глянула на Асмодея, который старательно делал вид, будто увлечён собственными ботинками. — Я вот видела, что ты не хочешь со мной играть! Что бросишь меня, если я не приношу пользу! Это было очень плохо, Ирумаська, никогда так не делай! Ирума вздрогнул, понимая, о чём она. И очень серьёзно кивнул. — Никогда, Клара. Обещаю. Краем глаза он заметил, как прятал улыбку Асмодей. — Вы оба — мои друзья. Я ни за что вас не обижу. — Вот именно! И я подумала, что раз ты спишь, то я смогу забраться к тебе в сон и вывести тебя, ну вот и получилось, а эти монстры меня саму напугали, но мы ведь смогли сбежать, значит, всё в порядке! Да. Всё в полном порядке. А Ирума — снова в Аду. — Спасибо, что вы есть, ребята. Доброй ночи? Азу-кун с трудом оттащил Клару от Ирумы, пообещав проводить её домой, чтобы не убилась по пути, а сам Ирума зашёл в дом, стараясь не шуметь. Может быть Опера-сан и дедушка уже спят? Не стоило им мешать. — Ирума-а-а-а-а! Ох. Ну, он пытался. На самом деле Ирума полюбил дедушкины объятия. Родители никогда не касались его больше необходимого, лишь чтобы толкнуть куда-то, сбросить или потащить, а вот именно объятий не было. Дедушка же не скупился на прикосновения: тормошил, гладил, ерошил волосы, обнимал за плечи и обхватывал ладони Ирумы своими руками. Садил на колени или вообще носил на руках, когда Ирума не мог двигаться после использования сильного заклинания. Опера-сан был куда более сдержан, однако Ирума научился понимать его настроение по движениям ушей и хвоста. Сейчас оба безумно им, Ирумой, гордились. К глазам снова подкатили слёзы. Впрочем, они быстро высохли, потому что дедушка и Опера подготовили свою собственную вечеринку, в которой Ирума не мог не участвовать. Он с удовольствием наелся от пуза, проиграл с десяток раз в игры и оказался между дедушкой и Оперой, сонный, счастливый и уставший. Его ненавязчиво подпирали, не давая упасть. — Хочешь лечь? — Да, пожалуйста… И его отнесли в спальню, переодели и уложили. Опера-сан остался убирать устроенный ими беспорядок, за что Ирума обязательно поблагодарит его утром, а дедушка собирался выйти, чтобы не мешать. Но Ирума тихо позвал его: — Деда… Не мог бы ты посидеть со мной немного? Салливан — старый и сильный демон, да — расплакался от счастья, что любимый внучок так мило сократил обращение, и без лишних вопросов присел на край кровати. Его сухая вытянутая ладонь легла Ируме на голову, растрепала чёлку. — Тебя что-то беспокоит? Вопросов хватало. Откуда у папы оказалась книга по призыву демона? Почему на зов явился сам Салливан, далеко не последняя фигура в местной иерархии, если не самая высокая за отсутствием Короля Деркиллы. Был ли Ирума выбран случайно или у дедушки есть на него планы, а ещё… Ирума горько спросил: — Почему родители не любят своих детей? — Ох… Знаешь, так сразу я не могу ответить, — Салливан продолжал мягко гладить Ируму по волосам, а второй рукой подпёр голову. — Это общая беда и для людей, и для демонов. Иногда случается так, что родители живут будто не приходя в сознание и плохо понимают — или не хотят понимать — свою ответственность. Так что когда у них неизбежно появляется беспомощное дитя, которое нуждается в их заботе и защите, они не знают, что делать. Не у всех так. Кто-то справляется, кто-то по-настоящему любит и даже если совершает ошибки, это не становится концом света. Ну а кто-то, как твои родители, считают, что именно ребёнок им должен, а не они ему. — Почему? — Потому что они инфантильные дураки, — слышать такое от дедушки было странно, но звучало… искренне. Ирума невольно фыркнул. — И ещё эгоисты похуже демонов, перекладывающие ответственность за свою жизнь на ребёнка. Я не могу пока рассказать тебе всего, Ирума, но на их зов откликнулся именно потому, что они тебя не любили. А мне нужен был внук. От кого-то другого «твои родители тебя не любят» слышать было бы ужасно больно, хотя Ирума сам высказал это, пока был в галлюцинации, но каким-то образом дедушка сумел смягчить горькую правду. — Сегодня, когда Орбас-кун использовал на мне свою родовую способность, я дважды видел родителей, — признался Ирума. На руке было кольцо. Под ним — мягкая кровать. Желудок сыт, а рядом могущественный дедушка, способный исполнить почти любое желание. — Они звали меня обратно, а ты… ты сказал, что вернёшь меня законным родителям. Я знаю, что это была иллюзия и что ты никогда бы так не сказал… Ирума на мгновение замолчал, собираясь с духом и набирая в лёгкие побольше воздуха. Сердце билось так быстро, что причиняло боль. — Ты ведь не отправишь меня назад, когда я тебе надоем? Тишина, повисшая после, напугала его до дрожи. Рука в волосах Ирумы остановилась… И снова двинулась, приглаживая выбивающиеся прядки. — Сколько же боли тебе пришлось пережить, мой мальчик, — печально вздохнул Салливан, смотря на Ируму глазами с вытянутыми зрачками. Но этот взгляд совсем не пугал. — Понимаю, почему тебя это тревожит, так что отвечу предельно честно: нет. Ты не игрушка для моего развлечения, и не кукла, которую можно бросить, когда в ней отпадёт нужда. Быть может, где-то я перегибаю палку, как говорят в мире людей, но для тебя и ради тебя я сделаю что угодно, Ирума. Ведь ты мой внук и будешь им всегда. Ирума вздрогнул, шмыгнул носом. Он честно пытался сдержаться и не реветь, но весь накопившийся стресс требовал выхода. Уткнувшись в колени дедушки, он плакал навзрыд, зная, что его не будут ругать за намокшие брюки, сорванный голос и практически истерику. Салливан медленно и успокаивающе гладил его по спине и плечам, а ещё, кажется, что-то говорил, но Ирума не мог разобрать ни слова из-за рвущихся наружу всхлипов. Когда сил плакать уже не осталось и он вынужденно затих, Салливан осторожно переложил его обратно на подушку, вытер зарёванное лицо платком и наклонился, чтобы поцеловать в лоб. — Спи спокойно, Ирума. Ты дома и я никому не позволю его у тебя забрать. Скорее всего Ирума не слышал и этих слов, но на его губах появилась облегчённая улыбка, что не могло не радовать. Он рефлекторно сжал мизинец Салливана и тот ещё несколько минут сидел рядом, дожидаясь, пока дыхание Ирумы станет глубоким и ровным.