Камень

Локи отхлёбывает ещё пива, и настойчиво — ну, он по крайней мере пытается быть настойчивым, хорошо? — вглядывается в статую. Мужчина красивый, факт. Даже в сером камне Локи может оценить его внешность: высокий лоб, чуть прищуренный, словно всегда улыбающийся, разрез глаз. Локи никогда не был большим любителем постарше, и все эти многочисленные мимические морщинки должны скорее отталкивать, но есть что-то зажигательное и светлое в самой фигуре. Локи с тяжёлым вздохом прикладывается снова. Пиво плещется уже на самом дне, но Локи это (пока) мало интересует. Мужик на постаменте — куда больше. Локи, если честно, страшно зол и расстроен. Если бы ему сказали, что он станет объектом для шуток только потому, что отказался в первый день рисковать, забираться на этот чёртов кусок гранита и под улюлюканье незнакомцев прижиматься губами к холодному, имитирующему незнакомое лицо, камню, он бы не поверил. И, наверное, всё же последовал этой странной студенческой традиции. Локи ненавидит быть чужаком, видит Бог, он бежал от этого все свои школьные годы, и куда больше знаний ждал от высшего образования места. Не спя над учебниками, изводя себя подготовкой, он верил, что стоит ему оказаться в окружении подобных себе «заучек», он наконец-то будет своим. В старшей школе никто не ценил его ум, но здесь-то будут, да? Размечтался, называется. Локи допивает пиво и швыряет банку в статую. Кто вообще выдумал, что этот незнакомец, о котором никто нихрена не знает, кроме того что его статуя стоит посреди студенческого городка и сделана чертовски искусно, что вот этот вот чел — какой-то колдун? Что он простоял тут хрен знает сколько в томительном ожидании «поцелуя родственной души»? Почему бы всем не принять, что это просто дурацкий камень на таком же дурацком камне, и что первокурсники не обязаны его целовать в качестве «посвящения»? Видимо, это очередная социальная херня, в которой Локи откровенно не силён. Какое-то время Локи буравит взглядом отскочившую на лужайку банку. Думает, что можно оставить её прямо там — мелочно, конечно, но почему-то ему кажется, что этот чёртов каменный мужик не оценил бы мусора рядом с собой. Но воспитание в конце концов пересиливает — Локи тоже не выносит вида мусора, и он не хочет столкнуться с возможными последствиями. Так что он наклоняется, и, преодолевая внезапную усталость и тошноту, поднимает банку и доносит её до урны. Отчего-то его вдруг посещает чувство, словно кто-то смотрит ему в спину. Локи оборачивается — но в небольшом скверике только он и статуя. Не может же статуя пялится на него, правильно? Правильно же? Локи несильно хлопает себя по щекам. Что говорить — допился. — Живых статуй не существует, — бормочет он себе под нос. — И колдунов тоже. К тому же, вряд ли заточённый в камне хрен знает сколько волшебник был бы таким жизнерадостным, как эта статуя. Его внезапный гнев сдулся, как шарик. Осталась только пьяная жалость к самому себе, и обида на вселенскую несправедливость этого жестокого мира. В конце концов, Локи не заслужил, чтобы его называли «скучным», «некомпанейским» и «трусом». Он просто не верит в городские легенды, и не видит никакого смысла им следовать, даже если это какая-то там традиция — и что с того? Разве это так важно? Статуя ничего ему не отвечает. Локи вздыхает, падая на траву рядом с постаментом, и подтягивает к себе ноги. Видимо, всё же важно, даже если он не понимает, почему. Локи запрокидывает голову. Даже с такого ракурса каменный человек выглядит удивительно реальным. Складки ткани проработаны даже изнутри, хотя Локи абсолютно уверен, что никому бы в голову не пришло смотреть снизу под полы широкого халата, который небрежно накинут мужчине на плечи. Можно ли вообще говорить так о камне? Локи закусывает щёку изнутри. Если, чтобы завести друзей, Локи нужно поцеловать статую… что ж, возможно, ему стоит просто закрыть глаза на факт того, насколько это бредово. Это всего несколько секунд лобызаний с камнем, да? Зато сколько потенциальной пользы они могут ему принести. Локи умеет делать то, что приносит пользу — даже если он не до конца понимает, почему это вообще срабатывает. Итак, Локи нетвёрдо встает, пошатываясь. Не стоило, конечно, столько пить — но ему было так обидно, что никто не хотел с ним общаться на вечеринке, и вообще. Честно говоря, он слабо представляет, как будет забираться к своему «партнёру», но мысль о том, что он должен, захватывает его целиком. Ладони скользят по полированному камню. Это раздражает; с другой стороны, Локи, наверное, должен радоваться, что они не стираются в кровь от его попыток. Он закидывает ногу один раз, но падает. Пробует подтянуться — но Локи не особо спортивен, так что и эта попытка ни к чему не приводит. Ему приходится несколько раз обходить постамент, пока он, к своему облегчению, наконец-то не замечает несколько выступов там, где, скорее всего, раньше были резные барельефы, или что-то в этом роде. Конечно, даже так у Локи не выходит вскарабкаться с первого раза, но в итоге он оказывается наверху, у ног статуи, весь в траве, поте и с ужасным головокружением. — Никогда не буду столько пить, — бормочет он сам себе. При близком рассмотрении статуя кажется почти пугающей — Локи может разглядеть каждую морщинку на унизанных причудливыми кольцами руках, каждый волосок в тщательно уложенной причёске. Наверное, дело во времени, убеждает он себя, чувствуя как заходится сердце. Ночь всё делает более жутким, только и всего. Он выдыхает и неловко кладёт руку на каменную щёку. Она гладкая почти до мягкости, и… тёплая, что ли, хотя солнце давно зашло, и статуе буквально не от чего нагреваться. — Я реально идиот, — неловко говорит он, сам не зная, кому. — Идиот, который серьёзно решил поцеловать… Локи не договаривает. Смысла оттягивать дальше нет — одно короткое прикосновение, и всё будет кончено. Он тоже пройдёт через странный опыт, объединяющий всех в кампусе, и больше не будет в их глазах «не таким». Губы у статуи предсказуемо-жёсткие, но Локи, почему-то, приятно к ним прижиматься. Этот жест пробуждает в его голове чувство иррационального счастья, чего-то правильного, своего, словно в его груди разрастается огромный и тёплый шар чистого света. Он невольно подаётся вперёд — почти падает, неловко размахивая руками, но его вдруг ловят и удерживают чьи-то руки. Локи распахивает глаза — и когда успел их закрыть? — встречаясь взглядом с чёртовой статуей, который ему… улыбается? Локи моргает. Что? — Осторожней, славный, — тянет каменный мужчина. Голос его хрипит, как бывает после долгого сна, и Локи зачарованно наблюдает, как трескается и опадает камень, словно старая штукатурка, и возле чужого рта обнажаются тонкие полоски смуглой кожи. — Ты мог упасть. Хотя, наверное, я, знаешь, должен был тебе позволить после той банки. Это было страшно невежливо. До Локи, наконец, доходит, что чёртова статуя двигается и говорит. Он готов поклясться, что кричит так громко, что способен перебудить весь кампус. Он толкает человека (статую? чёртового колдуна?) перед собой в грудь, и тот, очевидно, не ожидавший столь бурной реакции, разжимает руки, позволяя Локи кубарем скатиться с гранитного постамента. Левую ногу пронзает острой болью, но Локи полон жгучего адреналина, так что он моментально вскакивает и бежит — так быстро, как он сам никогда от себя не ожидал. Сзади раздаётся голос — кажется, его просят остановиться — но Локи только упорнее продолжает бежать. Он добирается до комнаты, кажется, в одно мгновение. Его сосед вздрагивает от громкого хлопка дверью. Открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут же его захлопывает, глядя на Локи широко раскрытыми глазами. Локи затравленно дышит — в безопасности замкнутых стен паника наконец отступает. — Всё нормально? — настороженно спрашивает сосед. — Отстань, — механически огрызается Локи и прикрывает глаза. От быстрого бега мутит. В голову приходит, что это может быть чья-то дурацкая шутка, и что его ужас наверняка уже расшерился по всем возможным чатам. Молодец, что уж. Так организовать свою социальную смерть надо ещё суметь. С другой стороны, думает он, лучше уж это окажется чьим-то пранком, или, быть может, игрой его пьяно й фантазии, чем реальностью. Что-то ему подсказывает, что он не хочет знать, что такого сделал тот человек, чтобы быть обращённым в камень.