Проклинали, но целовали

Частный пансионат Нью-Йорка, академия Эшворд. Поразительное место, которое Тони Старк закончил экстерном. Огромное количество клубов и направлений, поступление в вузы без вступительных экзаменов, бюджетные места, сказочно богатые покровители и владельцы… Академия была мечтой из мечт, никто и никогда бы не отказался от шанса поступить туда, если бы только этот шанс выпал. Питер поступил в эту академию почти случайно. В школе объявили, что трое учеников с лучшими результатами, если хотя бы один сдаст тест на высший балл, будут отправлены в академию на бюджетные места со стипендией… И он оказался тем, кто подарил шанс этим двум счастливчикам учится в этой академии. Он сдал на высший балл, переехал в этот частный пансионат, присоединился к клубу и студенческому совету… И с самого первого дня перед глазами маячит вице-президент. Главное достояние нынешнего поколения студентов академии Эшворд: Лелуш Ламперуж, единственный наследник компании отца, Чарльза Ламперужа, погибшего в автокатастрофе, и Марианны Ламперуж, погибшей во время теракта спустя два года после смерти мужа. Вице-президент студенческого совета академии Эшворд, каким в свое время была его мать, демон студсовета, мастер клуба верховой езды и просто любимчик президента совета. Он был… Эксцентричным. Сумасшедшая смесь великолепия прошлого и технологий будущего, наглость в купе со скромностью, бесконечное терпение в одном флаконе с дьявольским нетерпением, он был противоречием и самым логичным человеком в окружении Питера. Он был психом похуже многих злодеев. Но в этом был его шарм – при всей его по-настоящему злодейской натуре, Лелуш не был злым. Отнюдь, он питал огромную любовь к детям разных возрастов и любой человек, что был младше него, воспринимался как неопытное дитя, и Лелуш оберегал младших соучеников как коршун – птенцов. И в список таких «птенцов» попал сам Питер. Поначалу это снисходительно-заботливое отношение он просто ненавидел, это злило, то, что к нему относятся, как к ребенку. Но потом, когда обнаружилось, что это его нормальное поведение ко всем младшим, просто смирился: относится к нему, как к равному, Лелуш не будет даже под дулом пистолета. И это стало приятно. Когда о тебе заботятся и говорят, что всё в порядке, если ты ошибся. Или когда хвалят за то, что для тебя было само собой разумеющимся. В общем, оказавшийся в положении мальчика-котенка, будучи Человеком-пауком, Питер был абсолютно доволен. И даже когда Лелуш своим пытливым взглядом и красноречием упрекал его, что быть супергероем, еще не окончив школу – далеко не лучшая идея, он всё ещё был рад. Лелуш стал помогать ему, отрабатывал его стратегии, был его информатором и аналитиком в одном лице… Лелуш стал его самым близким другом и самым надежным наставником, казалось, он сам когда-то был из героев. А Ламперуж смеялся и говорил, что до героя ему – как до Луны ползком. Когда же Питера нашел Тони Старк и пригласил к Мстителям, Лелуш велел молчать о собственном участии. «Герой здесь только ты, Питер. А я просто вице-президент студенческого совета из твоей школы, просто друг. Никто не должен знать, что мы в одной лодке, ладно?» «Почему?.. Ты же… Мне без тебя было бы гораздо тяжелее!» «Вот именно. Было бы тяжелее, но ты бы справился. Я не бросаю тебя, я прошу тебя молчать о том, что я помогаю тебе». Питер не понимал причин, но доверился Лелушу. Как всегда делал. Если он не объяснял, часто можно было догадаться позже. Да и почему бы не позволить ему пару секретов? Он ведь никогда не обещал, что будет говорить ему обо всём. Он обещал свою защиту и помощь, но не честность… Да и сам Питер не всегда был честен. Просто, в отличие от Лелуша, лгать он не умел. Они нередко говорили дома у Лелуша. Говорили откровенно, мило, честно. Питер чувствовал себя в безопасности рядом с ним, в его обители. – Лелуш, а почему ты на самом деле так заботишься о тех, кто младше? – поинтересовался Паркер, разглядывая потолок. – Это может показаться кому-то странным или даже опасным. – Мне неважно, как это смотрится со стороны других людей. Мне важно, что я хочу и помогаю людям. А хотят они принимать эту помощь или нет – уже их дело. Но к младшим я питаю гораздо более теплые чувства, поскольку обычно они слабее, нуждаются в защите, плече, на которое можно опереться, – Лелуш лежит рядом, тоже смотрит в потолок, заложив руки под голову. – Но есть две главные причины, очень эгоистичные, о которых я говорить на самом деле не люблю. – Тогда зачем упомянул их? – Затем, что хочу твоего вопроса. Я хочу, чтобы ты спросил меня, что это за причины, потому что тебе я отвечу. Но если тебе это неважно, то не стану настаивать. – Нет, – Питер повернул голову к Лелушу и подождал, когда тот тоже повернется. – Я хочу знать эти причины. Ламперуж улыбнулся мягко и нежно, кивнув. – В той знаменитой аварии, в которой погиб отец, помимо него, умерла моя младшая сестра, Нанналли. Она была совсем маленькой, всего четыре годика. Я не защитил и не помог, меня просто не было рядом, когда я был нужен. Я пытаюсь заглушить это чувство вины, помогая другим. Это первая причина. – А вторая? – голос дрогнул, хотя казался даже более заинтересованным, чем до этого. – А вторая… У меня самого никогда не было человека, на которого можно опереться, после смерти мамы так тем более. Не было того, кто мог защитить меня. Поэтому я решил, что хочу быть человеком, на которого можно опереться. Потому что раньше я не справился с этой ролью. Судя по тому, что у меня есть такой друг, как ты, я всё ещё плохо справляюсь с этой идеей… – Нет! – Питер удивленно подскочил. – Если бы не ты, я бы спас гораздо меньше людей! Наверняка и сам бы был ранен! – Не преувеличивай, я всего лишь помог, – Лелуш спокойно поднялся, улыбнувшись. – Не ври..! – У меня это плохо получается, – с улыбкой возразил Лелуш. – Питер, я правда очень плохо говорю правду, особенно с теми людьми, которым нужно говорить правду своевременно. Я уже проходил через это. – А как это было? – невинно вопросил Паркер. Лелуш не хотел отвечать. В самом деле не хотел, но Питер задавал вопрос столь невинно и так чисто, что лгать или не отвечать казалось просто кощунством. Слишком похоже на Юфи и Нанналли, чтобы молчать или лгать. – Как сказать… Это долгая история. – Но у нас есть еще все выходные. Лелуш пожалел об этом, но возразить было нечем. – Ладно… Думаю, то время я бы назвал подростковым бунтом. У меня был друг, очень близкий друг. Ситуация была такова, что я не мог быть с ним искренним, мы были по разные стороны баррикад… Я был скрытным и озлобленным на весь мир, так что для меня эти разные стороны были… Почти смертельны. Я не хотел проигрыша и ни за что бы его не признал, и мой друг, знающий обе мои стороны, но не знающий, что это один и тот же человек, понимал это. В этом конфликте была замешана одна девушка, которая была очень близка нам обоим, но с разной стороны… Я любил ее как сестру, хотя она и была моей первой любовью. А он любил её. Любил очень сильно, до того, что был готов отдать ей свою жизнь, жить ради нее или умереть… – Лелуш опустил спокойный, но грустный взгляд на свои колени. – И одна моя ошибка привела к тому, что она погибла. Другого выхода не было, либо она, либо всё, что мне дорого. И это сломало моего друга. Сломало саму его суть. Сломало до того, что он был готов выстрелить в меня. И он узнал, что тот, кто виноват в смерти его возлюбленной и я – один и тот же человек, – Лелуш грустно улыбнулся, обнимая колени и смотря в стену. – После этого мы отдалились друг от друга настолько, насколько это было возможно. А когда встретились снова… Начали причинять друг другу боль. Делали больно, очень больно, ненавидели… А я не мог его ненавидеть, – Лелуш горестно вздохнул. – Я не мог ненавидеть того, кого полюбил. Даже после всего, что мы друг другу наделали, я не смог его возненавидеть. Делал больно, злился, а возненавидеть не сумел… А он сумел. И я даже был рад, что он ненавидел меня. Потому что за пеленой ненависти он никогда не углядел бы, что я чувствую к нему. Позже… Позже всё стало еще сложнее. Я доверился ему. А он меня предал, отдал врагам и даже не попытался сказать что-то на это. Конечно, я был зол и разочарован… И каким-то странным образом мы снова оказались на одной стороне. А я продолжал молчать. И даже не пытался что-то сказать. Сказать нужно было много чего, как и сделать… Но мы молчали. Проклинали друг друга, но целовали и молчали о том, что хотели обсудить. И так вплоть до того момента, как судьба разделила нас. Больше я его не видел с тех пор, как мы снова разошлись. А всё потому, что я не нашел в себе сил сказать правду. Один раз открыть рот и сказать то, что нужно сказать. Может, потому что я знал, что он скажет на мою правду… – Лелуш обессиленно лег на кровать, улыбаясь в потолок. – Как-то так. Поэтому и не люблю и не умею говорить правду – никто не станет слушать. – Я стану! – возразил Питер под конец рассказа. В его глазах стояли слёзы. – Я стану слушать, когда ты говоришь правду! – Не обещай невозможного, Питер, – хмыкнул Лелуш. – Обещаю! – Какой же ты ребенок, Питер, – Лелуш засмеялся, закрывая глаза. Было бы неплохо, если бы Паркер сейчас говорил правду… А то станет совсем грустно. Они молчат пару минут. – Как звали твоего друга? – Куруруги Сузаку.

***

Питер сидел в гостиной вместе с Мстителями. Не отрывал взгляда от одного из агентов Ника Фьюри – Куруруги Сузаку. Из бывших японских спецназовцев, лучший из генералов. Его отдали в личное командование Фьюри с подачи начальника неофициального наднационального отделения. Позже Куруруги присоединился к команде Мстителей – сила и опыт, сравнимые с мисс Романофф, говорили сами за себя. А Паучок настороженно поглядывал на него и сторонился. Сузаку, наоборот, пытался с ним подружиться, но Питер избегал его всеми возможными способами. Что самое веселое – до того момента, пока Питер появлялся в своей обычной одежде, а не форме академии, Сузаку было ровным счетом наплевать. Но одно появление в форме академии – и тот как с цепи сорвался, пытаясь поговорить. Паркер в ответ линял куда только было можно и нельзя. Память у него была хорошая, и имя друга Лелуша, с которым они повздорили и так и не сошлись, он запомнил, и быть в центре этого конфликта ему на самом деле не хотелось. Лелуш очень неохотно разговаривал на эту тему, она была щепетильной и болезненной, и ввязывать в это незнакомого спецназовца (мисс Романофф продемонстрировала, на что способны такие люди) ему не хотелось. И лучше было подождать, когда всё как-нибудь само собой вскроется, и они поговорят об этом наедине. Не хотелось быть крайним… И как до этого дошло? – Друзья? – поднял бровь Сузаку. – Не сказал бы, что у меня они есть… Был один, но у нас с ним было столько вздоров и проблем, что назвать нас друзьями язык не повернется ни у кого из тех, кто нас знает. – Вздоры и проблемы? – Питер заинтересованно подался вперед. Лелуш говорил об этих «проблемах и вздорах», как о своих ошибках и случайностях. Ни разу он не назвал это вздором или проблемой. Болью – всегда, виной другого человека – никогда. – Это еще как получилось? – Он никогда не любил говорить правду. Разве что будучи совсем ребенком… – на лице появилась нежно-горькая улыбка. – Единственное обещание, которое он сдержал, было дано им еще в детстве. Больно вспоминать, на самом деле, каким он был в детстве, учитывая, что мы потом наворотили, будучи подростками. – А вы были ровесниками? – Питер задавал неестественные вопросы, но любопытство нередко заглушало его здравомыслие. – Нет, он был на полгода старше, но родился в декабре, поэтому официально он был старше на год… – Сузаку задумчиво обратил взгляд на собственные руки. Они никогда не праздновали дни рождения друг друга, не выпадало случая, поэтому они оставались как бы закрытой темой. Да чего уж там, после становления Лелуша Зеро, вообще не было гарантий, что они доживут до дней рождений. – Значит, большую часть времени, вы были ровесниками? Что же вы наворотили? – поинтересовалась Наташа. Сузаку в ответ скрипнул зубами и сжал кулаки, сквозь зубы выговаривая: – Ничего хорошего. Питер задумчиво кивнул сам себе. Конечно, как это могло быть ложью? Лелуш не умел врать ему. Недоговаривать – вне сомнений, но врать – нет. – А как его звали? – спрашивает уже Тони. – Лелуш Ламперуж. Вот и весь ответ. – А вы не пробовали поговорить? Честно поговорить, один на один? – удивленно переглянулся с Баки Стив. Ситуацию Тони и Барнса спас разговор, может и Сузаку можно помочь? – Не думаю, что он бы согласился, – покачал головой Сузаку. – Мы… Уже пытались. Но каждый раз кто-то вмешивался, и мы думали, что второй лжет. Так что доверять друг другу и словам друг друга мы уже разучились. Я даже не знаю, встретимся ли мы еще , чтобы поговорить, так давно это было и так далеко... – Сузаку прикрыл глаза, окунаясь в воспоминания. Прошлое, которое Лелуш создал своей жертвой, было… невыносимо болезненным и приятным. То прошлое, которое он оставил после себя… Все были уверены, что он беспринципная сволочь. А он положил себя на алтарь и сам вонзил кинжал в сердце, вслух соглашаясь, что он не заслуживает жизни. За это Сузаку его ненавидел. И за это же ненавидел себя. – Если уж вспоминать, может, стоило бы поискать академию Эшворд. Там, вроде как, в свое время училась его мать… – а вот это уже было ложью. Может, Сузаку и был глупее Лелуша, но уж сравниться с пацаном он и мог бы. Вопросы Питера были не к месту и не ко времени, не к тому разговору. Он что-то знал. – Мать училась в академии? – удивился Питер. Откуда друг Лелуша знал об этом? – Может, тогда президент знает?.. – Президент? – удивленно поднял глаза на него Сузаку. – О ком ты? – Я учусь в академии Эшворд и являюсь работником студсовета, почти всех учеников знает президент совета, внучка директора, Милли, и у нее есть доступ к альбомам прошлых лет, может, она знает. – Милли? Милли Эшворд? – удивленно повторил Сузаку. – Да, она… А что? – невинно похлопал глазами Питер. – Знакомое имя… – Куруруги сделал задумчивый вид. – О, я тоже учился в этой академии, – подал голос Тони. – У них там вроде ежегодный фестиваль намечается? – Да, с вечерней тусовкой к шести, вход разрешен всем, но с проход достаточно строгий – даже намек на опасность будет запрещать вход. – Ребята, а мы как раз давно не веселились, – улыбнулся Тони. – Как насчет того, чтобы навести шухер у молодежи? – Я не против, – улыбнулся Сузаку. – Быть может, мы встретимся… Питер взмолился, чтобы этого не случилось.

***

Это был праздник. Лелуш, стоя на балконе зала, пил сок из бокала для шампанского и наблюдал за приходящими людьми. Музыка не била по ушам, но вполне удовлетворяла и старших, и молодых, пришедших повеселиться. За этим было приятно наблюдать. На его счастье, президент разрешила не танцевать, а просто присутствовать и наблюдать, чтобы обошлось без драк. Питер был среди толпы и получал удовольствие от музыки и танцев, лишь иногда ловя довольные взгляды вице-президента и отводя глаза. Между делом, можно было заметить пытающихся скрыть свои личности Мстителей. Ну, основную их часть, вроде Роджерса и Романофф, Тони Старк был таков, что скрывать себя не любил, а потому толпа вокруг него была... Ну, там не то что яблоку негде упасть, там и песчинка вряд ли поместится. И всё было в порядке. Пока Лелуш не увидел тех самых глаз. Ядовито-зеленых, пронзающих. Сузаку поднимает голову к балкону и, найдя глазами Лелуша, с ухмылкой два раза дергает за ворот. Лелуш роняет бокал на пол, разбивая его. Глаза начинают бегать, мысли – путаться… По вискам скатывается холодный пот, сердце гулко бьет о ребра, плечи дрожат, лицо белеет, что сложно заметить в темноте и цветном свете дискотечных шаров… Но Сузаку замечает. Пораженно замирает. Без слов спрашивает: «Почему ты боишься меня?» Лелуш не отвечает. Опускается на колени, чтобы за колоннами небольших перил Сузаку не видел, до какой степени ему страшно… – Лелуш, ты в порядке?! – Ривал подходит быстро, помогая Лелушу подняться. Тот тяжело дышит, просит еле слышным шепотом: – Предупреди Милли, что мне стало плохо… Я пойду… – Ламперуж пытается отказаться от помощи, но заваливается на бок, и от падения его спасает только подошедшая Милли. – Я уже поняла, – спокойно кивает она. – Ривал, отведи Лелуша в комнату, отдохни сегодня. Ты сделал всё, что нужно, можешь передохнуть, – прикрывает она глаза и отпускает мальчишек. – Ривал, а ты возвращайся, как закончишь. – Хорошо! – Кардемонд кивает и, закинув руку Лелуша себе на плече, повел его в общежитие. Сузаку знает – Лелуш придет. Придет на крышу, даже если ему страшно, он придет. Ну, а если ему и в самом деле стало настолько плохо… Почему он не может помочь лучшему другу?

***

– Знаешь… Мне столько лет казалось, что, встретив тебя снова, я тебя просто придушу… И вот, я встретил тебя. А вместо того, чтобы убить, я тебя целую. Ненавижу тебя, – Сузаку касается губами виска и отстраняется, смотря в усталые глаза цвета аметиста. – Взаимно, – улыбнулся Лелуш. – Я молился, чтобы мы с тобой не встретились, потому что не хотел говорить о том, что было. И вот, ты нависаешь надо мной и целуешь, при этом говоришь, что ненавидишь. Не хочу говорить об этом, не хочу говорить о прошлом, не хочу о будущем, твоем или моем настоящем… К черту это всё, я и так прекрасно знаю, что люблю тебя и ненавижу тебя за это. – Могу понять, – Сузаку поцеловал Лелуша в уголок улыбки. – Мы с тобой – ненормальные. – Ты только сейчас об этом узнал? – Сволочь, только и знаешь, как издеваться надо мной словами… – Ну так заткни меня. А если станет совсем скучно – убей. Думаю, это будет явно интереснее, чем размышлять о наших с тобой отношениях, весьма сложных и неоднозначных. – Закрой свой поганый рот сам, или я вырву тебе язык с корнем, чтобы ты, тварь такая, даже не думал лгать мне. – Уу, какие мы слова знаем… И это говоришь мне ты, рыцарь? Откуда столько смелости по отношению к своему хозяину? – Еще бы ты был моим хозяином. – Что? У тебя другое начальство? Ну и насколько мне придется потратиться, чтобы снести ему голову? – Еще раз повторю: закрой пасть. – Я тоже повторю: заткни меня сам. – Тварь. Переругиваются, целуются, проклинают друг друга, обнимая… Чёртовы психи, которые друг друга любят и ненавидят за всё, что было между ними. И пусть кто-нибудь только попробует сказать, что они друзья или пара – этот кто-нибудь окажется в больнице минут через десять. Если скорая успеет приехать, конечно.

***

– То есть… Вы двое живете второй раз? – поинтересовался Тони. – Ага. Ненавижу его, – Сузаку вздохнул. – Ага. И в комнате общежития не ты прижимал его к кровати и целовал, – зло пробурчал Питер.