Снова с тобой

Порой наблюдать за нейстановится не так приятно, хотя Хюррем пытается твёрдо себя убедить, что приятного мало изначально. Однако сердце обмануть тяжелее, чем мозг, который раз поддавшийся глупому, зато весьма желанному оправданию. Сегодня, когда Хасеки вновь стоит на том балконе чужого дворца, сжимая в бесчувственных объятиях ненавистную Хатидже, оправдания резко становятся бессмысленными. В сознании глупые мысли затмевают громкие удары сердца, проявившиеся в очередной раз рядом с этой женщиной. Возможно, о таких странных явлениях Хюррем стоило бы задуматься, но только не сейчас. Когда чужая жизнь, в особенности её жизнь, находится на грани и полностью зависит от каждого движения, размышления подобного рода уходят на второй план. Сейчас чувствуется только непривычное тепло, которого так не хватает, которое нельзя отпустить без сожаления, которое не придётся почувствовать, вероятно, никогда более. Сильная дрожь в теле и онемевшие руки Хатидже передаются её спасительнице. У Хасеки от подобных ощущений замирает дыхание, и пока сестра сулатана находится где-то в параллельном мире, Роксолане кажется, что она отправится прямиком за ней. И, стоит заметить, Хюррем вовсе не против таких неожиданных обстоятельств, лишь бы оказать в том мире не одной. Конечно, она долгое время будет внушать себе, что рядом желает видеть только мужа, но через какое-то время всё же признает очевидное. А пока Хатидже не понимает происходящее, женщина может не скрывать свои чувства, которые в обычной обстановке скрывает даже от себя. Она на мгновение признаёт, что сложившие обстоятельства, позволившие ей сейчас прижаться к госпоже, не так ужасны, как может показаться с первого взгляда. Однако Хюррем всё равно приложит усилия во избежания повторения подобной картины. Временное счастье длится недолго: сестра сулатана, справившись с неравномерным дыханием, сфокусировав взгляд, направляет его на Хюррем, после чего вскакивает с чужих колен. Она не понимает...неужели снова, и почему именно она? Как смерть Хатидже с ней вообще связана? Делает шаги назад, вновь к обрыву, Хасеки поднимается на ноги, жестами старается предостеречь госпожу от опасности, не в силах подобрать слов. Да, и понимает, что Хатидже не станет их слушать, не зависимо от содержания сказанного. — Зачем ты это сделала, зачем спасла меня? Снова...— Не сдерживая эмоций, уставшая от этой ситуации, Хатидже говорит грубо и совершенно не думает о смысле слов. Она будто задыхается, пытаясь высказать очередное возмущение, но не успевает: на злосчастный балкон влетают слуги и бедная Гюльфем. Встревоженной гримасой она оглядывает сначала Хюррем, затем – Хатидже и обречённо вздыхает. Этой женщине уже не стоит объяснять ситуацию во всех подробностях, у её госпожи вовсе не первая попытка самоубийства. А вот у Хюррем неожиданно для себя есть слова на этот счёт. Она осознаёт, что сейчас Хатидже удалось выжить по счастливой случайности, которой может не оказаться в любую другую потребовавшеюся минуту. — Гюльфем-хатун, почему слуги не обеспечивают должный контроль за госпожой? Ты же понимаешь, что было бы, не окажись я тут? Это была бы ваша вина! — На эмоциях высказывает недовольство Хасеки, и никто не собирается спорить: доля правды в её словах присутствует. На самом деле, Гюльфем часто стала замечать неоднозначность отношений между сестрой султана и его женой, но, поскольку существенные доказательства отсутствовали, старалась этот факт не комментаровать. Сейчас же её предположения проявляют больший вес, однако на данный момент важнее состояние Хатидже, и если Хюррем совершает какие-либо поступки на его благо, то служанка не имеет абсолютно никаких противоречий. — Госпожа, мы постараемся это исправ...— И всё же подобным высказыванием Хасеки Гюльфем удивлена, но закончить мысль не успевает. — Постарайтесь. — Коротко произносит госпожа, не желая более находится в этом месте. Покидает помещение, поймав на себе убийственный взор знакомых глаз. Вновь в груди что-то защемляет, но вновь Хюррем находит этому весьма объективное оправдание, не имеющее связи с реальностью. Впрочем, уже не важно. Добирается до своего дворца, на удивление, без происшествий, хотя Хасеки этого даже не заметила: её мысли сейчас совсем о других событиях, не уступающих место страху за собственную жизнь. Этой ночью уснуть жене султана не удалось по тем же надоедливым причинам. Чёртовы мысли, проскальзывающее друг за другом с огромной скоростью, даже не успевают задержаться до объективного разрешения и упорно не поддаются любой попытке от них избавиться. Мысли разные, в основном, конечно, о Хатидже, но и этот факт Хюррем старательно игнорирует. Связывает подобного рода размышления с усталостью и чрезмерной впечатлительностью, однако такие убеждения с каждым разом заставляют насторожиться и уже не вызывают доверия. И всё же... Она в безопасности? Что сейчас думает? Сделает ли это снова? Конечно, сделает. Но в это верить не хочется, особенно Хюррем, которая всё-таки замечает свою озабоченность данным вопросом, но чувства и ощущения отчаянно не понимает. Всё же Хатидже её серьёзный враг, действия которого существенно повлияли на жизнь Хасеки, вопреки всему этому она её спасает, даже, возможно...любит. Но презрение и ненависть, как она считает, не исчезли: просто на смену пришло новое нееобъяснимое чувство, которое, вероятно, исчезнет спустя какое-то время и породит только бо́льшую ненависть. И вновь она говорит себе или ей, что, в общем-то, уже неважно, одну излюбленную фразу: «Я тебе желаю только плохого.» Но, если это действительно так, почему же Хюррем снова стоит на том балконе?