Папа, печенье и любовь

      Дома у Саши было тепло, уютно и всегда пахло чем-то вкусным. Дане нравилось сидеть за столом, с чашкой ароматного чая(а у Саши их целая куча! Даня каждый раз теряется, когда его просят заварить чай, и в итоге всегда берет что-то случайное) и обязательно с чем-то вкусным. Сегодня было имбирное печенье. Они приготовили его вместе, и хоть оно не было таким же идеальным, как обычно выходило у Саши, но было вкусным.       И если времяпровождение с отцом было каким-то восьмым чудом света, то вот с Сашей они встречались почти каждые две недели. И такие посиделки дома давно стали чем-то приятным. Иногда к ним добавлялся Денис, реже, отец, чаще всего только по праздникам.       Но несмотря ни на что, с Сашей они были весьма близки. Больно это признавать, но, возможно, ближе чем с отцом. Саша был не строг, всегда мог выслушать, помочь, утешить, порадоваться. Он был той опорой, которой не хватало Дане все это время.       Сколько он его помнит, Саша всегда вел себя по-разному. В первой половине двадцатого, когда он едва появился на свет как город, Саша глаза с него не спускал, как и с Мурино, заботился о них, учил. После войны, годов до шестидесятых они и не виделись почти, у каждого своих дел по горло было. В девяностых Саша стал другим, это пугало Даню, не осталось того доброго и ласкового Саши, который всегда утешал. Денис же говорил, что скоро он вернется. И вернулся, в нулевых Сашу опять как подменили, и вот, снова тот же мягкий и нежный Саша, тут.       Назвать Петербург отцом не получалось, а по имени отчеству обращаться как-то неправильно. Папой, Даня, называл его редко. Чаще в моменте особых эмоций. И может, Московский этого и не замечал, но лицо Саши каждый раз расплывалось в ласковой улыбке.       Речь как-то совершенно случайно заходит о чувствах. И Александр в очередной раз вспоминает начало их с отцом отношений. Даня улыбается, и хоть он слышал эту историю с десяток раз, но это всегда казалось чем-то потрясающим и романтичным.       –Так, быть может у тебя есть кто-то?       Даня резко вздрагивает, выпрыгивая из своих мыслей. Обращаются к нему. Оу... Руки одергиваются от чая, будто по ним полоснули кипятком. Да, у него кто-то есть, но вот стоит об этом говорить?       Даня с Сережей начали встречаться относительно не так давно. И хоть все было не идеально, но Даня чувствовал себя хорошо, пожалуй, по-настоящему прекрасно рядом с ним. И хоть виделись они не так часто как хотелось(а хотелось не расставаться совсем), но все эти минуты были потрясающие. Не хотелось вылезать из объятий, хотелось никогда не отпускать, целовать. Держаться за ручки как в глупых фильмах. А еще, Московский любил Сережины руки. Каждый раз, ложась вместе смотреть фильм, блондин неизменно укладывал голову строго Сереже на плечо или колени. Так, чтобы весь фильм он мог теребить его волосы. Гладить, расчесывать, слегка сжимать, да и просто мять кожу головы. Даня порой вел себя как влюбленная школьница и, казалось, впервые чувствовал себя счастливым по-настоящему, в объятиях любимого человека. Еще, ему безумно нравилось радовать Сережу, он первым делом купил тому новой одежды в гардероб, а еще новый нормальный телефон и наушники, чтобы они могли всегда быть на связи. Сережа упирался, но в итоге против не был, смахивает на то, что когда-то Даня, то успокоиться.       Но вот не против ли другие? Говорить о таком с отцом не хотелось. Да и у того вряд ли бы нашлось время на подобные бредни. А вот Саша... Саша бы, наверное, понял. Он бы поддержал его и был бы даже рад. А еще наверняка угомонил отца, который явно будет не особо рад. «Родителей» Сережи не любил никто из Даниных. Но вот Саша бы понял, наверное...       –Дань? Все хорошо? –Голос Саши звучит обеспокоенно. Его мягкие руки осторожно касаются рук Дани, пытаясь вывести из транса. Тот чуть встряхивая головой тяжело вздыхая. Да или нет? Нет или да? Сейчас или никогда. Да.       –Я... –голос чуть дрожит, а щеки отчего-то горят, –я встречаюсь кое с кем какое-то время.       На кухне повисает оглушающая тишина. Даня поджимает губы, чуть кусая их. Саша молчит, казалось несколько минут, видимо подбирая подходящие слова, а потом улыбается. Улыбается, говоря своим тихим, бархатным голосом, его руки осторожно вынимают чашку из рук Дани и берет их в свои чуть сжимая, поглаживая костяшки своим большим пальцем.       –Это потрясающе, Дань. Я очень рад, что ты нашел своего человека.       –Это город, –Саша едва заметно дернул бровью, но все так же улыбался.       –Это вполне ожидаемо.       –Это парень, –Даня буквально тараторит это, решив, что уж терять больше нечего. А Саша вдруг засмеялся тихо совсем, ласково, явно не для того, чтобы высмеять.       –Дань, мы с твоим отцом встречаемся с два века, ты всерьёз переживаешь, что я буду как-то осужда...       –Это сын Челябинска! –Даня выкрикивает это как-то больно резко, заглушая Сашин смех.       Романов резко замолкает, отчего-то хмурится и отпускает данину руку поправляя очки. Он молчит долго, вообще прошло не больше двух минут, но Дане казалось вечно.       –Это... Весьма неожиданно, стоит признать... –Даня сам одергивает вторую руку, сжимая кулаки, стараясь справится с эмоциями, говорить не стоило. Но голос Саши не звучит угрожающе, слегка обеспокоенным скорее. –Его отец в курсе?       Даня отводит взгляд, ага, если бы узнал - Сереже бы досталось, по самое не хочу... И это лишь в лучшем варианте.       –Мы не говорили никому. С его отцом, –Московский весьма громко сглатывает, сжимая ткань брюк, –это не лучшая идея, говорить о таком.       Саша кивает, поднимается подходя ближе к нему садясь прямо напротив и вновь взяв за руку.       –Дань, мне правда приятно, что ты решил поделиться этим со мной. Я никому ничего не скажу. Не переживай на этот счет, –Голос Саши был тихим и казался таким же ласковым как и всегда, – Давай я не буду делать поспешных выводов, ты не против, если мы с ним познакомимся?       Даня в мгновенье забывает дышать, слышать подобное... Непривычно, он чуть кивает, еще не зная, как будет уговаривать на это Сережу, но он обязан это сделать. Саша вновь улыбается и осторожно притягивает его к себе в объятья, положив его голову себе на плечо. Московский не помнит, сколько они сидели так, потом перебрались на диван, вместе с печеньем (Саша разрешил раз такой повод) и чаем, проведя там весь вечер. Даня постоянно тараторил, рассказывал что-то, а Саша внимательно слушал, кивал, поглаживая Даню по волосам, улыбался.       После этого он начал чаще называть его «папа».