***
У Саши не задался день с самого его начала. Или даже ещё вчера. Долбанная бессонница не дала ей придерживаться режима, в итоге она спала не больше трёх часов. А с утра череда проблем только набирала свой темп. Опоздавший будильник, подгоревший завтрак, потерянная где-то в куче остальных вещей толстовка. Мелкие моменты, но Трусова уже спустя короткое время после пробуждения раздражена ужасно сильно. Она попросила папу отвести её к дворцу. Хотя «попросила» не то слово, она кричала, буквально требуя этого от мужчины. А Вячеслав, хоть и окинувший дочь строгим непонимающим взглядом, согласился. Как только они сели в машину, отец начал высказывать свои возмущения поведением Саши, но она лишь включила музыку в наушниках, продемонстрировав этим свою всяческую неготовность к разговорам, а тем более нотациям. Тренировка прошла, казалось, обычно. Ничего выдающегося, с точки зрения плохого, не произошло. Такой же процент падений, как и обычно, но Трусову это всё равно бесило гораздо сильнее. Она злилась, периодически позволяя себе нецензурные выражения, на что тренеры грозно делали замечания. Но Саше и на это уже было плевать. Сложный и нервный тренировочный день закончился на час раньше, потому что девушку буквально выгнали со льда за слишком агрессивное поведение. Это было сделано из хороших побуждений, чтобы дать ей время отдохнуть. Вот только подобное сделало её лишь более раздражённой. Сегодня вечером Сашу и других фигуристов ещё ждёт какой-то официальный приём, на который рыжеволосая и до сегодняшнего дня идти-то и не хотела. Очевидно, что бо́льшая часть внимания там будет уделена злосчастной Олимпиаде. А Трусова от этого устала. У неё получилось более-менее успокоить себя насчёт своего поражения. Нет, насчёт своей серебряной медали. Это не поражение. Именно этими убеждениями она и усмиряла свою боль эти недели. Но всё равно опять эти люди, которые сто процентов что-то умудрятся ей сказать такое, что её, если и не расстроит или заденет, то разозлит. Особенно, если взять за внимание нынешнее состояние Саши. Отвратительный день, который завершится, вероятно, отвратительным мероприятием. Но её убедили пойти туда. И тренеры, и родители. Просто ещё один вечер. Всё в порядке с ней будет. Худшее позади, в любом случае. Она приехала туда в числе первых, что, на самом деле, хорошо. Хоть и придётся провести тут немного больше времени, но внимания к её появлению получилось избежать. Может, вообще удастся максимально скрыться из вида остальных. Кто надо её уже увидел, значит, её присутствие отмечено. Цель выполнена. И вот вечер набрал свои обороты. Хоть Саша была права насчёт того, что много речей было сказано именно про Олимпиаду: про золото, про серебро, её. Но давления оказалось не так уж и много. Вот только раздражённую и нервную Трусову даже это не остановило от непрекращающихся волн возмущения по поводу практически всего, что её окружало. Но если в основном это были мелочи: неприятный взгляд, странный комментарий и прочее; то было кое-что, что её выводило сильнее всего. Кое-кто. Алёна пришла в ужасно весёлом настроении. На самом деле, в своём обычном, но вот Саше показалось это крайне ярким. Она наблюдала, как девушка искренне и громко смеялась. Но младшей казалось это чересчур несдержанным. Или, может, дело не в самом смехе, а в том, что Алёна в этот момент была не рядом с Трусовой? Да что там: старшая за весь вечер сказала ей лишь пару слов, то ли потому, что её компания не нравилась Алёне, то ли из-за того, что с Сашей в таком состоянии мало кто вообще хотел общаться. Она смотрела, как старшая танцевала то с одним, то с другим, то с третьей. Фигурист, помощник тренера, Щербакова. В этом не было ничего необычного или плохого. Типичная Косторная. Вот только Трусовой и это казалось дико вызывающим. Или Саше просто хотелось бы вместо всех этих людей? Вроде бы, можно просто переключить свой интерес со светловолосой. Просто прекратить сверлить девушку взглядом, уйти в другой конец зала. Но нет. Внимание Саши рано или поздно возвращалось именно к Алёне. Младшая терпела эту раздражающую картину недолго и уже скоро стремительно подошла к бывшей подруге. Схватив её за локоть, Трусова повела их обеих в более тихое место. Мало сказать, что Косторная была удивлена подобному жесту рыжеволосой. Но она шла за девушкой, хотя та её держала так крепко, что и уйти у неё бы не получилось. – Что случилось? – Алёна не будет так просто поддаваться злости. – Саш? – она наконец-то выдирает свою руку из хватки. – Что случилось?! – Трусовой будто не хватало сегодня открытой ссоры, чтобы выпустить все эмоции. – Ты вообще видишь, как ты себя ведёшь? – старшая точно не ожидала, что тема пойдёт именно про это. – А как я себя веду, прости? – Косторная нахмурилась, сделав шаг назад от девушки. – Вызывающе. – глаза светловолосой значительно расширились от подобного высказывания. – Это официальное мероприятие, а ты вешаешься на всех, ржёшь на весь зал. На это отвратительно смотреть. – Саша сама верит в то, что говорит? Скорее всего, нет, но её уже не остановить. – Может, ты за собой будешь следить? – девушка разрывалась внутри между злостью и обидой из-за этих слов. – Просто прекрати этот цирк. Если ты умудрилась где-то напиться, то имей уважение к людям, что здесь находятся, и просто уезжай! – возмущение старшей ярко отражалось на её лице, но Саше, видимо, было всё равно. – Пока не опозорилась ещё сильнее. – Я не знаю, какая собака тебя укусила, Трусова, но чисто для справки, я не пила. – Алёна решила скалиться, обнажая зубы, чтобы случайно не зарыдать. – А ты дура, если думала иначе. – Оскорблять меня тут не надо. – Кто бы говорил. – старшей очень хотелось кричать, но она сдерживалась. – Себя послушай. – Я, в отличие от тебя, не веду себя так похабно. – блять, что за слова она вообще выбирает? – Выглядишь просто мерзко. – столько желчи, будто причины глубже, чем неудачный день. – И знаешь, что? Мне казалось, что здесь только действующие фигуристы, тогда что тут делаешь ты? – Саша повышала голос, но осекалась, всё ещё осознавая, что они на людях. – Из жалости травмированную позвали? – она давила на больные точки, потому что знала куда, а Алёна уже перестала понимать, каким образом подобное заслужила, да ещё и от Саши. – Всё ещё верят… Бедные. – у младшей будто пропало раздражение, а в голосе осталась только сталь. – Какая же ты сука… А я ещё поддерживала тебя. – В жопу себе засунь свою поддержку! – гнев вернулся, видимо, не смогла Саша эту ситуацию пережить. – Ты лучше язык себе туда засунь. – Алёна сократила расстояние между ними до одного шага и продолжила уже гораздо тише. – Я уеду, но не потому, что ты так сказала. Просто теперь из-за твоих слов мерзкая здесь ты, а не моё поведение. Старшая развернулась и постаралась как можно быстрее покинуть это здание. Обидно, чертовски обидно выслушивать подобное. Ни за что. Она буквально не сделала ничего плохого. Тем более Трусовой. А Саша осталась стоять в том коридоре, пока пыталась успокоиться. Казалось, только тогда до неё начинало доходить. Она накричала на человека, и для чего? Она наговорила кучу лишнего, и за что? Она обидела… И кого? Алёну, ту самую, которая никогда не позволяла себе задевать Сашу. Даже в их ссорах раньше. Да и вообще-то, если подумать, то младшая была инициатором чуть ли не каждого их конфликта. Многие вокруг могли вести себя так же, как Алёна, а некоторые и хуже. Но выводила её только Косторная. Саша была уверена, что она просто её бесит. Хотя иногда казалось, что это даже не раздражение. Это что-то другое и странное. Алёна делает что-нибудь, а Саша психует. И сама не понимает, почему. Просто даже при одном виде Косторной её сердце разрывалось, а мозг вскипал. И да-да, точно именно из-за раздражения к старшей. Хотя, по факту, подобные реакции были вызваны другим, а вот как раз то, что Трусова не понимала, чем именно, её и бесило. А она потом ошибочно принимала саму девушку за причину. Глупая. И сейчас повела себя глупо. Ужасно. И неправильно. Но Саша бы не была собой, если бы сразу это поняла. Сразу бы догнала Алёну, сразу бы извинилась. Сразу. Но нет. Она лишь вернулась на мероприятие и провела остальной вечер в попытках отвлечься от тяжести на собственном сердце. И поняла она свою ошибку, лишь когда узнала, точнее узнали все вокруг, что случилась авария. Алёна попала в аварию. Трусова выгнала девушку из этого здания, и теперь та пострадала. Вот за что себя винить рыжеволосая и планировала. Не сорвалась бы, не нагрубила, не накричала, сидели бы все сейчас тут. Здоровые и невредимые. Но Саша, на самом-то деле, не виновата. Это не она выехала на красный на перекрёстке, это не она врезалась прямо в машину Косторной, и это даже не она напоила второго водителя. В этой аварии виноват исключительно тот парень. Но даже знание этого не помогало Трусовой поверить в то, что она не причастна. Потому что она была.***
– Если бы не я, она бы никуда не поехала. – пролетевшее воспоминание того вечера почти заставляет Сашу поддаться слезам. – Да. – Лиза и не пытается изменить это мнение. – Но авария – это не твоя вина. – девушка подходит, чтобы ободряюще прикоснуться к плечу младшей, а та не отрывает теперь глаз от тех, что напротив. – Зная тебя, предположу, что ты здесь не в первый раз в такое время, да? – Трусова кивает. – Позаботься о себе, пока о ней заботятся врачи. Когда она проснётся, тебе ещё извиняться. – услышав это, Саша не выдерживает без физической опоры, она падает в объятия Туктамышевой, впервые позволив себе слёзы. Лиза мягко поглаживает спину Трусовой, пока та недолго содрогается в тихих рыданиях. Когда младшая успокаивается и отдаляется, они молча, потому что не было сил говорить, расходятся. Одна домой, а вторая на смену той – в палату чемпионки Европы. Саша проводит этот день так же, как и те, что были до него. Тренировки после бессонной ночи. Один единственный приём пищи, который по времени был чем-то около ужина. Три-четыре часа сна. И снова дорога к больнице. Сегодня было немного проще, будто разговор с Лизой, хоть и короткий, всё-таки помог фигуристке убрать с себя хоть каплю самодавления. И вот она бездумно идёт к палате, к которой успела уже и привыкнуть. Хоть этого так не хотелось. Хотелось лишь, чтобы больше сюда не пришлось приходить. И вообще в больницы. Саша осматривает грустным взглядом всё такое же умиротворённое и бледное лицо и садится на кресло. Как и в другие дни. Снова смотрит, снова молчит. Даже не двигается. Час, два, третий, и ничего не меняется. И младшая готова снова просить Вселенную, чтобы ничего и не изменилось, когда её слуха касается ужасный писк. Монотонный. Все линии на мониторах неожиданно выпрямляются, отчего Саша резко вскакивает и подлетает к кровати. Только не это. Нельзя, не сейчас, нет-нет-нет. Пожалуйста, нет. В комнату влетают медсёстры, кто-то из врачей, а Трусову выгоняют. Она не слышит ничего, кроме писка, пока её за плечи держит какая-то девушка, усаживая на лавку в коридоре. Она не слышит, как та зовёт её в попытках привести в себя. Но мозг улавливает фразу врача, как только писк прекратился: «Время смерти – 3:28», и Саша плачет, ей хочется кричать, но голос будто пропадает совсем. Голова всё ещё словно под водой, она даже не чувствует собственный пульс или дыхание. Но уже скоро до неё доносит звук, повторяющий её имя, сначала тихо и далеко, а потом всё более чётко и различимо. – Саш! – именно этот полувыкрик заставляет Трусову проснуться. Она вздрагивает, и только что открытые глаза всматриваются в темноту. Сон? Чёрт, это был просто сон. Рыжеволосая тяжело дышит, пока до её мозга доходит, что всё только что увиденное не является реальностью. – Тебе снилось что-то страшное? – лишь после этой фразы Саша понимает, что с ней кто-то разговаривает, и только тогда до неё доходит, что этот непривычно хриплый голос принадлежит Косторной, а сама Алёна смотрит ей прямо в глаза. В голове Трусовой секундно пролетает мысль о том, что она скучала по этому зелёному взгляду. Младшая не двигается, продолжая сидеть, и пытается до конца поверить в то, что видит. Она осознаёт, что и ей стоит заговорить, но будто страшно, что и это сон, что одно неверное действие и всё разрушится. – Ты… – Саша издаёт первые звуки, но у неё нет в планах отвечать на вопрос, у неё в целом не оказывается сил сформулировать хоть что-то. – Я. – говорит старшая, когда Трусова продолжает молчать, и тут же закашливается, потому что во рту ужасно сухо, и слова даются с трудом. Рыжеволосую сразу будто током прошибает, и она, наконец-то, приходит в себя и подлетает к столу, где стоит вода, чтобы позволить Алёне впервые за эту неделю попить. Косторная благодарит её, как только делает пару глотков. – Что ты тут делаешь ночью? – девушка решает продолжить разговор, который толком и начаться не успел, когда понимает, что собеседница не перестаёт молча смотреть на её лицо. – Я… – пожалуйста, верните Саше способность говорить; она встряхивает головой. – Как ты себя чувствуешь? Ты помнишь, что произошло? Хочешь, я позову кого-то? – она тараторит так быстро, что и разобрать сложно. Сплошное беспокойство. – Опять ты, Трусова, вопросом на вопрос. – Алёна не сдерживает смешка, который, увы, заканчивается очередным кашлем. – Помню. Вроде в порядке, но голова ужасно болит. Позовёшь позже. Твоя очередь. – младшая задумывается, пытаясь вспомнить, что спрашивала девушка, и заметно смущается, когда у неё это получается. – Да так. – она не знает, что сказать. Признаваться ли, что она сидела здесь каждую ночь? Рассказывать ли, что появляться днём ей было стыдно? – Следила, чтобы тебя не украли. – Саша немного возвращает уверенности своему голосу и внешне становится вполне спокойной. – Судя по всему, охранница из тебя неплохая. – Алёна улыбается, когда Трусова легко смеётся от её слов. Старшая знает, что она бы не сказала правды, но ей хотелось верить, что хоть когда-нибудь Саша перестанет пытаться быть вечно сильной и равнодушно холодной, чтобы не раскрывать своих истинных чувств ко всему вокруг. – Давай, я всё-таки позову врача. – только лёгкая дрожь в голосе выдавала искреннюю обеспокоенность, она уже делает шаг к выходу, но её останавливает слабое касание. – Потом. – Косторная держит ещё пару секунд, но замечая взгляд на собственной руке, отпускает. – Сколько я уже тут? – Неделю. – на лице Алёны отображается удивление. – И что же произошло, пока я отсыпалась? – Саша не понимает, как девушка способна быть в приподнятом настроении в таком-то положении. – Может, нас всё-таки пустили на Мир, и передо мной уже стоит чемпионка Мира? – Трусова заинтересовано выслушивает предположения старшей с расширяющейся улыбкой, которую контролировать она не может или не хочет. – Или вы наконец-то спалили Хрустальный? Боже, скажи, что Аня не отстригла каре, как хотела? – тут-то младшая и срывается в короткий смех. – Нет, ничего из этого. Всего лишь Тутберидзе украли инопланетяне. – теперь очередь Алёны смеяться. Наступает тишина, одновременно комфортная и саднящая. Косторная справляется с болью в голове и усталостью, которая вот-вот и отправит её снова в сон, но фигуристка держится, потому что уверена, что разговор ещё не окончен. А Трусова, не отрывая взгляда от зелёных глаз, всё ещё принимает тот факт, что девушка перед ней очнулась и, кажется, в порядке. Скоро об этом узнают и остальные, и всё вернётся на свои привычные рельсы, все живы и, хотелось бы верить, полностью здоровы. Но кое-что Саша ещё не сделала, а она не уверена, что, покинув эту комнату, сможет вернуться, поэтому нужно осуществить это сейчас. – Почему… – младшая откашливается, готовясь продолжить. – Почему ты вообще разговариваешь со мной, если говоришь, что всё помнишь? – она похожа на нашкодившего котёнка, который всем своим видом подтверждает вину. – Я не заслуживаю даже того, чтобы ты смотрела в мою сторону, после всех моих… – Но ты здесь. – Алёна прерывает её, заметив, как Саша привычно скатывается в яму самобичевания. – Ты меня обидела, да. Но сейчас ты тут. – Это я виновата, что ты пострадала. – светловолосая мотает головой, но Трусова не даёт ей сказать. – Не спорь, ты была бы в порядке, если бы не я. Прости меня, пожалуйста. За всё, что я сказала. – Косторная слушает, ей важно, чтобы Саша объяснилась, потому что держать обид и злиться на неё старшей не хотелось. – Я не буду искать себе оправданий. Просто тот день был отвратительным, а рядом с тобой у меня почему-то усиливаются эмоции, и я начала нести полную чушь. Но это неправильно, я не должна была срываться, особенно на тебя. – последние слова она произносит заметно тише, будто раскрывает огромную тайну. – Прости. – Хорошо. – Алёна снова касается её ладони, а Саша, громко выдыхая от принятия её извинений, меняет положение их рук, переплетая пальцы, как они делали когда-то очень давно. – Какие же ещё эмоции у тебя усиливаются рядом со мной? – старшая ухмыляется, а Трусова понимает, что снова сказала будто бы лишнее, но отвечать на провокацию она не будет, только продолжит держать руку и легко улыбаться. – Подай воды, пожалуйста. – Косторная продолжает спустя пару минут. Саша тут же смотрит на стол рядом с собой и замечает пустой стакан и такую же пустую бутылку. Остальные стоят на тумбочке по другую сторону от кровати, которую младшая уже планирует обойти, но Алёна не собирается отпускать её ладонь, только сильнее сжимая, будто в голове у той есть какой-то план. Трусова не чувствует подвоха и решает, что есть и второй вариант достать заветную бутылку, не покидая своего места. Руки длинные, может и дотянуться. Она так и делает, не замечая, как лицо Косторной оказывается в сантиметре от её собственного. – Саш. Младшая останавливается и, не меняя положения, поворачивает голову к девушке. Алёна не медлит со следующими действиями и сразу мягко целует. Робкое и короткое касание губ, однако оно буквально выбивает почву под ногами у Трусовой, но она держится. – А вот теперь можешь звать врачей. – говорит светловолосая с улыбкой, как только поцелуй закончен, а она снова откидывается на подушку. Саша буквально по крупицам собирает свой мозг, чтобы быть в состоянии жить дальше. Именно в эту секунду до неё доходит всё то, в чём она не могла разобраться эти годы. Именно в это мгновение она осознаёт, чего ей не хватало. Именно сейчас она может улыбнуться, понимая, что старшая снова оказалась сообразительнее и, главное, смелее. Трусова коротко сжимает тонкие пальцы Косторной и выходит из комнаты, чтобы наконец-то сказать медперсоналу о том, что Алёна проснулась. Уже скоро её осматривает врач, подмечая удивительное состояние девушки. Мужчина в белом халате кажется довольным положением дел, хоть фигуристка и просит обезболивающего. Он даёт распоряжение насчёт этого и уходит из палаты, чтобы позволить светловолосой отдохнуть. В конце он обещает сообщить её родителям об изменениях, из-за чего Саша тут же собирается уезжать. – Останься. – младшая готова бы спорить, но видя всё ещё бледное, но при этом не лишённое своей красоты лицо, она на это не способна. – Я скоро засну, а ты не уезжай, пожалуйста. – Трусова подходит к Алёне с лёгкой улыбкой и аккуратно заправляет за ухо прядь её волос, от чего та прикрывает глаза. – Останусь, если повторишь то, что ты сделала до того, как я позвала доктора. – это не назвать полноценной смелостью, но уже что-то. Саше нужно подтверждение того, что это было осознанно. А старшая мягко касается её щеки, довольная услышанной просьбой, и в ней она не готова отказывать. – Тебе стоит наклониться, а то я не дотянусь. – очевидно, что младшая не будет противиться, и уже через секунды их губы сталкиваются в новом, более уверенном поцелуе. И как бы обеим ни хотелось его продлить, обе чувствуют усталость Алёны, поэтому Саша отодвигается и коротко чмокает старшую в нос. – Спи. – И ты тоже, а то всю ночь сидишь со мной. – Трусова кивает, наконец замечая отсутствие и своих сил, и Косторная тут же засыпает. Саша стоит ещё недолго у кровати, наблюдая, как выравнивается дыхание девушки, и возвращается на своё привычное место – на кресло. Мозг случайно вспоминает тот самый сон, от чего неприятная дрожь проходит по телу Трусовой. Она отмахивается от этих мыслей, фиксируя в своей голове, что Алёна всё-таки в порядке, и теперь Саша только и может, что думать о будущем: её или их вместе. Они ещё ничего не обсудили, но трепет, что поселился в её юной душе, не даёт девушке и шанса не верить, что всё у них будет хорошо. И она погружается в сон, совершенно не переживая, что уже скоро сюда придут родители Косторной, которые точно удивятся её присутствию. Саша будет готова к их вопросам, но главное, что на один из главных своих она, кажется, нашла ответ.