Если целоваться – не твоё…

Кирю был идеалом. Созданием божественной красоты. Наивысшей наградой и величайшим сокровищем. И Маджима был беспредельно горд собой, потому что это сокровище с недавних пор принадлежало ему одному. Он знатно потрудился, чтобы завладеть его вниманием и завоевать расположение, и каждая ночь, проведённая вместе, окупала тысячекратно его старания. Однако днём всё будто бы оставалось по-прежнему. Словно ничего между ними не было. Словно до сих пор Маджима лишь дразнил, а Кирю только чуть раздражённо хмыкал в ответ на его манипуляции. Позволял чужой руке ложиться на свои плечи, но отстранялся, когда его гладили по щеке или проводили по бедру. И отворачивался, когда Маджима пытался его поцеловать. Что такого было в том, чтобы целоваться на людях? Как будто они находились не в Камурочо, где воздух пах деньгами и грехом. Но нет, при свете дня Кирю сохранял степенность и непорочность буддистского монаха. Было, конечно, очень весело подтрунивать над ним за это, раз за разом пытаясь как бы невзначай приласкать — потому что Маджима не ведал слова «хватит» — однако чем дальше, тем больше это не развлекало, а обескураживало. Маджима не сказал бы, что он сопливый романтик. Нет, ни в коем случае, носиться за объектом вожделения с букетами и дарить коробки конфет на Белый день — не совсем его стиль. Ему были по вкусу глупости масштабом побольше: скупить весь виски в ближайших алкомаркетах и наполнить им джакузи для двоих или, например, позвать Кирю на крышу Башни Тысячелетия, чтобы спрыгнуть с вертолёта прямо в его объятия. Но чёрт возьми, иногда хотелось и просто за руки подержаться. Неужели это так сложно? С этой сдержанностью, присущей Кирю, их отношения выглядели даже как-то слишком однобоко, словно бы они встречались только для того, чтобы заниматься сексом. Пускай со стороны Маджима и мог показаться всего лишь озабоченным сталкером, в чьей голове при виде Кирю не оставалось ни одной приличной мысли, это определённо было не так. Когда он обнимал Кирю, проснувшегося после очередного кошмара, это было не так. Когда они вместе ездили на горячие источники, это было не так. Когда ради него, лучшего приёмного папочки, пытался найти общий язык с Харукой после их не слишком-то приятного первого знакомства, это было не так. Может, всё дело было в публичности. На публике Кирю сохранял свой стоический образ и определённо не желал перед окружающими признавать, что испытывает к Маджиме нежные чувства, даже если наедине в их спальне он признавал это безо всякого стеснения. И Маджиму это не устраивало — ему хотелось, чтобы весь мир знал, кому принадлежит эта драконья задница. Очень упрямая и несговорчивая задница, чёрт её дери. Он искал разные способы. Последнее, что он придумал — водить Кирю в бары. Тот был не против — кто вообще отказался бы пить хороший алкоголь за чужой счёт? — Ещё по одной? — вскинул бровь Маджима, осушив вторую стопку. На счету Кирю уже было три такие же плюс кружка пива. — Или, может, перейдём к чему покрепче? — Куда уж крепче, ниисан, — хмыкнул Кирю, проводя рукой по волосам и глядя в стеклянное дно. Специальная дисциплина «спаивание Кирю-чана» была видом спорта крайне занимательным, но невероятно тяжёлым — Маджима до сих пор так и не видел его по-настоящему пьяным. Максимум, чего он добивался, так это того, что плечи того расслаблялись, черты лица смягчались, а глаза наполнялись тающей, таинственной задумчивостью. В таком состоянии его хотелось носить на руках — но Кирю, конечно, даже сейчас такого не позволил бы. Даже после целой бутылки саке он мог бы выбить из Маджимы всю дурь, если тот начал бы слишком сильно наседать, и вряд ли ситуация изменилась бы после второй. Поэтому Маджима переключился с количества на качество — то есть на жонглирование напитками разной крепости и сухости, чтобы мозги Кирю свернулись в трубочку и позволили ему наконец проявить немного любви на публике. Но этот малый, похоже, вообще к спиртному был невосприимчив, с поразительной лёгкостью выдерживая любые эксперименты Маджимы. — Согласен, крепче некуда, — тот отошёл к барной стойке и вернулся с двумя лёгкими коктейлями. Кирю глянул скептически, но взял один из бокалов. Бармен воткнул сразу две соломинки — это была какая-то новая модная фишка с запада, и Маджима, подсевший рядом и едва ли не привалившийся к плечу Кирю, с предвкушающей усмешкой оценил её. Стоило тому пригубить напиток через одну из соломинок, как он, нагнувшись ещё сильнее и едва ли не соприкасаясь с Кирю лбами, обхватил губами вторую — чёрт, так по-дурацки, но правда романтично. — А, прости, — тут же отстранил голову тот. — Ты взял этот себе? Или просто хотел попробовать? — С тобой и не попробуешь, — вздохнул Маджима, откидываясь на стуле. Скучный. Недогадливый. И до сих пор недостаточно пьяный. У него самого уже, кажется, начала немного кружиться голова. Совсем чуть-чуть, вряд ли дело было только в алкоголе — этот упрямец своей недоступностью умел сводить с ума получше вин и дорогих ликёров. Может, это у Кирю такая форма флирта — играть недотрогу? Это заводило не на шутку, но Маджима, в порядке исключения, иногда не хотел именно что заводиться. Иногда он хотел… просто побыть с ним? Просто поиграть в нормальную влюблённую парочку? Ещё одна порция саке не помешает. — Взял только мне? — поднял на него взгляд Кирю, когда Маджима поставил перед ним очередной бокал. В углах его губ на мгновение промелькнула едва заметная улыбка, не укрывшаяся, тем не менее, от внимательного глаза Маджимы. Он даже не удержался и цыкнул: всё-то этот Кирю понимал, похоже, но сдаваться не собирался. Маджима тоже был не из тех, кто так просто сдаётся, иначе не сидели бы они сейчас здесь вместе. Он начал свою привычную болтовню — это всегда выходило очень просто с таким благодарным слушателем, как Кирю. Тот, иногда односложно отвечая, потягивал саке и вскоре наконец опустошил бокал. И вот тут настало время Маджимы нанести очередной удар. Притворно спохватившись, он укоризненно протянул: — Ты уже прикончил его? Не оставил мне ни капли? Эгоистично с твоей стороны, Кирю-чан. — Ты мог бы сказать раньше, — тот глянул укоризненно, но в голосе промелькнули знакомые виноватые нотки. То, что надо. Снова наклонившись к его лицу, Маджима пальцами, облачёнными в чёрную кожу, чуть тронул его щёку и игриво промурлыкал: — Раз уж так вышло, не страшно — ещё успею оценить этот вкус. Думаю, так мне понравится даже больше, — последнюю фразу он выдохнул уже практически Кирю в губы, представляя, каким терпким будет этот поцелуй от только что выпитого саке. Может, с лёгкой ноткой сладости… Одна рука перехватила его запястье, отрывая ладонь от лица, а вторая легла на плечо, отталкивая от себя не грубо, но ощутимо и достаточно красноречиво. — Можешь просто заказать ещё один бокал. Маджима едва слышно низко прорычал на выдохе. — Невыносимый, — он поставил локти на стол и положил голову на ладони, чуть наклоняясь, так, чтобы здоровый глаз смотрел прямо на невозмутимое лицо, которое только что опять отказалось целоваться в людном месте. — Ты просто невыносимый, Кирю-чан. Нахрена мне пить из посуды, если есть твой рот? — Звучит довольно по-извращенски, — этот нахал ещё и усмехнулся! — Звучит, будто ты издеваешься! — наверно, из уст Маджимы слышать это было довольно-таки иронично. Он оскалился. — Послушай, я тут весь вечер тебя развлекаю, я заслужил хотя бы небольшую награду. Если целоваться — не твоё, может, хотя бы отсосёшь? Это вырвалось само собой, в порядке общего бреда. И чтобы ещё сильнее смутить Кирю, которому, похоже, в радость было отвечать холодностью на все его знаки внимания. Тот отреагировал именно так, как Маджима и хотел: кончики его ушей тронула краска, он отвёл взгляд. А потом вдруг сказал: — Могу. Если хочешь. В первую секунду Маджима подумал, что ослышался. Во вторую — что Кирю шутит. В третью — что продолжает издеваться. Секунду на пятую дошло — нет. Не шутит, не издевается и сказал всё правильно. Он сказал это так же серьёзно, как если бы речь шла не о минете, а о том, что Маджима попросил у него пару тысяч взаймы. Маджима не из тех, кто будет брать свои слова обратно. Даже если это очень глупые и очень неосторожные слова. — Что, прямо здесь? — он растянул оскал ещё шире, взгляд метнулся по лицам людей за соседними столиками. — Залезешь под стол и… От одной мысли об этом кровь ударила уже не в голову. Но Кирю быстро заткнул его рот своей широкой ладонью. — Уборная. Пошли. Прогулка до туалета была короткой, но за это время в голове Маджимы успела промелькнуть целая кавалькада мыслей. Прежде всего, он поздравил себя с хоть каким-то достижением в недавно изобретённом виде спорта. Хотя представить, что всего лишь несколько глотков саке переключили в голове Кирю тумблер с «не желаю целоваться с тобой при посторонних» на «давай отсосу тебе в уборной бара», было сложно. Что, если всё это время не Маджима соблазнял его, а Кирю подталкивал сделать подобное непристойное предложение? Что, если главным пьяным идиотом из них двоих в итоге оказался именно Маджима? Мысль была интересная, но выскочила так же быстро, как предыдущая, и её заменила новая: Кирю ещё никогда не делал ему минет. Руки его, конечно, были довольно искусны в обращении как со своим, так и с чужим членом, но Маджима с первого раза чётко понял, что опыт интимной жизни Кирю, скорее всего, ограничивался парой неловких перепихонов с девчонками из телефонного клуба и так и застрял во временах, когда тому было едва за двадцать. Поэтому он продвигал все свои эксперименты в постели постепенно и ни на чём не настаивал — прежде даже собственного удовольствия его заботили комфорт и удовольствие Кирю. Чтобы тот продолжал возвращаться к нему в постель. И вот сейчас Кирю так просто согласился на минет. И Маджиме хотелось по щеке себя ударить за то, что он попросил его об этом только сейчас и практически в шутку. Шутка, кстати, вышла что надо — от предвкушения его едва ли не потряхивало на каждом шагу. Практически в каждой общественной уборной Японии можно отыскать «особенную» кабинку, а то и не одну. Обычно она самая дальняя, и туда идут либо те, кто не отличается разборчивостью, либо когда все прочие заняты. Молодое поколение презрительно называло это «дыркой в полу», отказываясь признавать, что именно так и должен выглядеть традиционный японский туалет. Однако для использования кабинок не по прямому назначению они подходили идеально: было больше места, чтобы расположиться даже двум габаритным мужчинам, и не стоило волноваться о том, что их побеспокоят. — Только прошу, ниисан, тише, — задвинув щеколду, развернулся к нему Кирю. Маджима фыркнул: — Ну, это мы посмотрим, мой рот ты всё равно ничем не заткнёшь, пока будешь занят… Как бы опровергая его слова, Кирю надвинулся на него и коротко поцеловал — практически клюнул — в уголок губ, заставив замолчать. И смотрел при этом всё так же строго, как бы говоря: «Я, конечно, согласился, но могу быстро передумать». Прислонившись спиной к кафельной плитке, Маджима уже гораздо тише протянул: — Хорошо, хорошо, сегодня играем по твоим правилам. Может, меня вообще на зевоту пробьёт от твоих жалких потуг, — язвительно добавил он, пока Кирю искал что-то в карманах. — Хм, это ещё зачем? — он уставился на упаковку бумажных салфеток. Не отвечая, Кирю наконец присел и расселил несколько на полу, чтобы затем встать на них коленями. Какой чистюля и педант, право слово… Но прокомментировать это вслух Маджима уже не смог — как вообще можно было говорить, когда перед ним воочию явилось то, о чём он мечтал с самого начала их отношений? Как можно было думать головой, а не членом, когда сам Дракон Доджимы стоял перед ним на коленях, глядя снизу вверх своими глубокими, всепоглощающе тёмными глазами? Сразу как-то стало плевать и на романтику, и на нежности вроде поцелуйчиков в щёчку — о какой романтике вообще могла идти речь в тесной туалетной кабинке бара? Ноль романтики — зато проходящее мурашками по спине ощущение азарта от спонтанности всего действа и тянущая, сладостная тяжесть внизу живота от всей этой грязной картины, посреди которой оказался его обожаемый Кирю-чан. Между тем тот времени не терял и уже расстёгивал пряжку ремня — его лицо было так близко к паху Маджимы, что тот, если бы не одежда, смог бы ощутить его горячее дыхание. Он не собирался ни помогать, ни мешать Кирю — как и сказал, пускай делает, что хочет, по своим правилам. И всё же кое-что он не мог не сделать — ладонь в перчатке легла на мягкие волосы, поглаживая и чуть сжимая. — Ты, главное, не перетрудись, — понизив голос, но всё так же мелодично и с насмешливыми нотками проговорил он, выдыхая, когда собачка молнии поползла вниз. — Если тебя стошнит, сам виноват будешь, — он чуть отклонился и качнул бёдрами, стоило Кирю приспустить его штаны вместе с нижним бельём. Тот бросил долгий взгляд на освобождённый член, уже наполовину окрепший. Маджима фыркнул: что за взгляд это вообще был? Будто он первый раз его видит… Он едва подавил шумный вздох, когда Кирю, одной рукой взявшись у основания, запечатлел первый поцелуй; губы у него были мягкие, но сильные — и чёрт, как же хотелось наконец в них толкнуться. Вторую руку он положил Маджиме на пояс, пальцем оглаживая кожу и фиксируясь совсем близко к выступающей тазовой кости. А затем наконец принялся за него как следует. Эти губы и вправду были так же восхитительны, как Маджима себе воображал — и правда, кощунственно с его стороны было бы тратить их на третьесортные поцелуи, потому что сейчас они так плавно, так настойчиво обхватывали и ласкали розовеющую плоть головки, что он едва сдержал блаженный стон и тут же прикусил губу. Он пообещал, что будет тихим, и это такая малая уступка за то, что голова Кирю двигалась под его ладонью, постепенно вбирая всё больше и добавляя к ласкам язык. Откуда он вообще знал, как нужно обращаться с языком, чтобы доставить такое удовольствие? Откуда знал все эти трюки со щеками, как ни разу не задел член зубами, как догадался, что и руками тоже нужно продолжать работать? Боги, он был слишком, слишком хорош для новичка, и Маджима был определённо к этому не готов. Стискивая зубы, он едва сдерживался, чтобы не начать хаотично вбиваться в этот жаркий, умелый рот, и из его горла вырывались лишь тихие хрипы. А когда он глянул вниз… о, одного этого вида могло хватить, чтобы довести его до высшей степени возбуждения, потому что Кирю внимательно наблюдал за его реакцией и, встретившись с ним взглядом, только сильнее прильнул, заставив Маджиму чуть ли не всхлипнуть от изумления. Он что, собирался?.. Коснувшись задней стенки, член проскользнул Кирю в горло, а тот лишь едва заметно поморщился и на пару секунд замер, чтобы затем продолжить с удвоенным усердием. В голове Маджимы уже не осталось места для вопросов «как» и «откуда». Он, может, вообще на самом деле спьяну уснул и видел сюрреалистичную фантазию из области экстремальной эротики — только так можно было охарактеризовать горловой минет от Кирю из всех возможных людей. И эта фантазия была так упоительна, что он ощущал себя практически беспомощным в ней, поглощённый этим невероятным человеком и тем наслаждением, которое тот ему дарил. — Почти… я сейчас… — просипел он сквозь стиснутые зубы, всё-таки притягивая голову Кирю за волосы ближе, чтобы погрузиться в него до самого основания. Тот издал низкий звук, от вибрации которого по всему телу Маджимы прошла дрожь, и он спешно закусил кожу перчатки, чтобы подавить рвущийся наружу стон. Когда Кирю наконец от него отстранился, по его губам стекала сперма — и Маджима так жалел, что у него не осталось сил, чтобы достать телефон и запечатлеть эту развратную картину, достойную висеть в национальном музее современного искусства. Тяжело дыша, откинулся спиной на кафель и наблюдал, как тот, наклонившись, выплюнул всё в зияющее на полу отверстие. Разочарованно цокнул языком: мог бы и проглотить, это было бы идеальным завершением их маленького приключения. Но даже так всё, что произошло, выходило далеко за рамки ожиданий Маджимы. И, наверное, он хотел каких-то объяснений. Остатки упаковки салфеток Кирю пошли на то, чтобы полностью избавиться от каких-либо следов. И уже через несколько минут они курили на улице, в слабо освещённом дворе рядом с задней дверью бара. — Кирю-чан, — после нескольких затяжек наконец способный говорить, произнёс Маджима, с любопытством поглядывая на него. — Интересно выходит: в постели ты ведёшь себя как подросток, а отсасываешь как портовая шлюха. Элитная портовая шлюха. Кто успел тебя так испортить прежде, чем этим занялся я? Кирю вздохнул, убирая от губ сигарету. Маджима понял, что всё это время слишком внимательно смотрел на эти губы, и хмыкнул, переводя взгляд на опущенные в пол глаза Кирю. — Я десять лет просидел в тюрьме. Там… приобретаешь некоторую сноровку. Приходится. — Кто конкретно? — голос Маджимы стал жёстче. — Назови поимённо тех, кто посмел на тебя покуситься, — и я их выпотрошу. Поблагодарю сначала, а потом выпотрошу. — Думаешь, я позволил бы кому-то насильно поиметь меня? — он приподнял бровь. — Нет, это всегда было добровольно. Иногда даже взаимно. Но не подумай ничего, это никогда не было… личное или хоть капельку чувственное. Всё происходило почти механически. Просто ещё один способ сбросить напряжение. И способ оплатить услуги, например, можно было на один минет выменять несколько пачек сигарет. Чем лучше — тем больше пачек. — То есть ты серьёзно решил, что я прошу отсосать мне в расплату за пару-тройку напитков? — Маджима неприятно оскалился. — Что у нас какие-то товарно-денежные отношения с тобой? Так ты о нас думаешь? — Нет, — он наконец поднял взгляд. — Совсем нет. Просто решил, что тебе и правда может понравиться. Даже удивительно, что ты ни разу раньше не просил. — Повторяю: подросток в постели. Откуда мне было знать, что ты всех уголовников успел осчастливить, прежде чем вышел на волю? — Маджима снова затянулся. — Нет, я определённо хочу найти их. Кого надо, кастрировать, а другим выбить все зубы — смотря чем они тебя касались. — Не трудись. Половина из них с пожизненным, — Кирю выбросил окурок и, подойдя, остановился перед ним. Неожиданно коснулся пальцами чужой ладони. — Прости, если даю поводы для ревности, но подумай ещё раз: неужели ты считаешь, что хоть к кому-то из них я привязан? — Мне плевать на них, — огрызнулся он. Протёр глаз рукой. В голове была какая-то каша. Сначала долгие увиливания Кирю от невинных поцелуев, потом — этот минет в уборной бара, теперь разговоры про его широкую практику в стенах тюрьмы… Всё это было как-то слишком. Не очень-то у них получилось поиграть в нормальную влюблённую парочку. Может, и стараться смысла нет. — Мне плевать, потому что отныне эта портовая шлюха — моя, — он ткнул пальцем Кирю в грудь, усмехаясь. — Целоваться, видимо, уж точно не твоё… — Нет, почему же, — вдруг вскинул брови Кирю. — Мне и целоваться нравится. Особенно с тобой. — Да? Да? — голос Маджимы взял такие верха, которые под силу было одолеть только оперным певицам. — А почему тогда ты поволок меня в уборную вместо того, чтобы просто поцеловать? — Ну… просто на людях, — он кашлянул, — мне немного неудобно. — Отлично. Целоваться на людях — неудобно. Отсосать в грязной кабинке туалета — очень удобно. Ты представляешь, насколько сильно ты себе противоречишь, Кирю-чан? — Может быть, — он снова выглядел немного виноватым. — Просто… это то, что я чувствую. Маджима вздохнул. Действительно, в некоторых аспектах Кирю был абсолютно невозможным человеком. Впрочем, это не делало его хуже. И уж тем более не умаляло чувств Маджимы к нему. Даже эту невозможность он будет любить и превозносить, как и все прочие его достоинства — так уж Кирю был устроен. — Здорово, что ты наконец вслух сказал, что ты чувствуешь, — на этот раз он улыбнулся не так, как обычно: вместо хищного оскала — тепло и понимающе. Так, как он улыбался одному лишь Кирю. Затем ухватил его чуть отвернувшееся лицо за подбородок и притянул к себе. — Приму это к сведению. А теперь, пока нас никто не видит, — он заговорщически подмигнул, — всё-таки поцелуешь меня? — Я же только что тебе… — нервно сглатывая, попытался посопротивляться Кирю, но недостаточно уверенно. — Мне. Плевать, — Маджима накрыл его губы своими. Подумать только, через что порой приходится пройти, чтобы заслужить хоть один поцелуй.