Судьба благоволит упорным

      Майлз запомнил последние мгновения лишь урывками: тяжесть промокшего жилета на плечах, холодный ветер и прохладная гладкая чешуя горного банши под горячей из-за ссадин кожей. Икран доставил его в «Адские Врата», и лишь после полковник, оказавшись в руках врачей, отключился почти на сутки. Очнувшись в медблоке, он чувствовал себя еще хуже: Салли нехило его потрепал, но и Майлз, ослепленный яростью, в долгу не остался.       После провала операции шума было много, Куоритч никогда не видел Ардмор такой разгневанной. Генерал терзала его несколько часов подряд, расспрашивая о ходе операции в самых мельчайших подробностях, дабы отыскать причину, из-за чего все пошло не по плану. Чтобы затем, смерив Куоритча взглядом, полным молчаливого презрения, отправить в отставку — дожидаться, пока тела новых рекомбинантов будут готовы к службе, а выжившие члены отряда восстановятся от травм. Выходя из допросной, Майлз чувствовал облегчение: о главной причине провала — чумазом диком мальчишке — он умолчал.       В появившееся свободное время мужчина запирался в жилом отсеке и, зализывая раны, часами пересматривал видеозаписи, оставленные почившим полковником Майлзом Куоритчем для себя самого. На каждом новом круге кнопка перемотки неизменно начинала западать, но, как не пытался, Майлз не смог найти ни единого упоминания ни о Пауке, ни о его матери.       Лица на фотографиях, сделанных во время первой экспедиции на Пандору, местами смазались и потому приходилось ориентироваться на потускневшие от времени бледно-синие подписи. Майлз обнаружил карточку с «П. Сокорро. 12.19.2153» почти на дне коробки, что вынес из архива днем ранее. На снимке женщина стояла в ангаре рядом с кабиной «Скорпиона», придерживала тактический шлем одной рукой, а другой смахивала длинные пряди волос за спину. Сокорро жмурила глаза, как на ярком солнце, и широко улыбалась в камеру. Майлз разглядывал снимок, угадывая знакомые черты, но внутри так ничего и не екнуло, не заныло от тоски и одиночества — то была не более чем прекрасная незнакомка, от которой Паук унаследовал ямочки на щеках.       Куоритч скорее знал, чем помнил, что Паз Сокорро — «исполнительная и сдержанная», как написали в досье — пробуждала в нем азарт, едва ли не животное желание обладать, и полковник, как и положено настоящему мужчине, своего добился. Их связь можно было назвать интрижкой, развлечением или волей случая, но никак не любовью. Одной ночи оказалось достаточно, чтобы насытиться вдоволь, а ребенок — крепкий светленький мальчик, совсем на Куоритча непохожий — появился на свет гораздо позже.       Майлз не врал, говоря, что их с Пауком ничего не связывало. В «Адских Вратах» было много безотцовщины, потому что морпехам в условиях изоляции не хватало тренировок, чтобы сбросить напряжение. После той ночи Куоритч стал брать двойную нагрузку; больше с Паз они не пересекались. Проснувшись в теле рекомбинанта, Майлзу сообщили, что она погибла при штурме оплота на’ви всего за пару часов до него самого.       Пандора была поистине огромной; встреча с Пауком, которого, как думал Майлз, вернули на Землю с остатками людей из службы безопасности, пусть и не в самых удачных обстоятельствах, стала счастливым случаем. За те несколько месяцев, что отряд разыскивал Салли на Пандоре, они с пленным мальчишкой неожиданно поладили. Тот был забавным, слегка неряшливым, похожим больше на на’ви, чем на человека, и удивительно добрым. Если изначально Майлз не надеялся на добровольное сотрудничество, привыкший, когда потребуется, брать силой, то совсем скоро необходимость в угрозах отпала сама собой. Паук учил языку и обычаям племен, терпеливо наставлял, и сознание Куоритча без его на то желания начало меняться. Окруженный подчиненными и коллегами, скованный правилами и субординацией, одинокий Майлз в лице Паука неожиданно для самого себя обрел друга. И эта нелепая привязанность в итоге чуть не погубила их обоих.       Человеческие женщины славились проницательностью, но в тот день женщина Салли подняла навык на новый уровень. Она точно знала, на что давить, приставив нож к горлу напуганного Паука. «Сын за сына» прозвучало, как приговор, суровое наказание за все грехи, что Куоритч совершил. Глаза, которыми Сокорро смотрел на него — доверчивые, влажные, полные страха за странную на’вийскую девчонку и робкой мольбы — еще долго преследовали Куоритча в кошмарах. Тогда Майлз сдался; впервые с момента, как он ступил на чертову Пандору, на кону стояло что-то действительно важное.       Убеждать себя, что назвал Паука сыном только лишь из-за секундной слабости, пришлось упорно и долго. То была жестокая манипуляция, жалкая попытка удержать мальчишку рядом, потому что больше держаться было не за кого. После гибели почти всех доверенных ему людей Майлз — изувеченный и униженный — оказался один посреди враждебной планеты, и из живых соратников рядом остался только обреченный на верность горный банши. Даже чувство мести, неизменно преследовавшее его с момента пробуждения, утихло, оставив после себя лишь выжженное поле сожалений. Надеяться, что Паук предпочтет его этим синезадым обезьянам, было глупо с самого начала.       Майлз не мог успокоиться, постепенно мысли о Джейке Салли вытеснил из головы другой человек. Неделями, под покровом ночи покидая базу, Майлз, как одержимый, искал Паука, загоняя своего икрана почти до хрипоты. Несчастное животное стонало, но Куоритч продолжал путь, подавляя чужую волю, — потому что так привык, потому что не знал другого способа, — пока тот совсем не выбивался из сил, стремительно теряя высоту. Но даже тогда Майлз не останавливался, оставлял банши отдыхать в высоких зарослях и исследовал джунгли пешком в попытках отыскать хоть единый намек, что мальчишка там был. Передатчик, встроенный в дыхательную маску Сокорро, перестал подавать сигналы.       Судьба благоволит упорным; однажды Куоритч, патрулируя местность по приказу Ардмор, вышел к разрушенной капсуле Салли. Внутри было так же пусто, только растительности стало больше: природа Пандоры брала свое, борясь с вторжением людей, как умела. Покореженный экзоскелет, в котором Майлз Куоритч встретил свои последние мгновения, заржавел и, оплетенный лианами, почти слился с местным рельефом. Смерть лицом к чистому небу, раскинувшимся над потенциально-новым домом человечества, могла бы быть мечтой любого первопроходца, но узнать мысли полковника по этому поводу не представлялось возможным — прах давным-давно унесло ветром. Рекомбинант сам этому поспособствовал.       С тех пор это место стало его пристанищем вдалеке от «Адских Врат». Даже не помечая капсулу на карте, ноги каждый раз вели одной и той же тропой. Чуть погодя, Куоритч начал втихаря стаскивать в модуль медикаменты, боеприпасы и списанное оборудование: блок очистки воды, фильтр воздуха для вентиляционной камеры, — в ход шло все, что могло бы понадобиться человеку. А уж с руками из правильного места и навыками, выученными на практике с местными техниками по ходу службы, дела и вовсе пошли на лад. Куоритч обустраивал жизнь, охотился в областях, что когда-то отметил на карте Паук, срывал фрукты с деревьев и много летал, под вечер возвращаясь на базу. Впервые за годы, проведенные на Пандоре и отпечатавшиеся в памяти, Майлз чувствовал себя на своем месте.       Новый день не обещает ничего необычного. Майлз, выдрессированный режимом, просыпается еще до рассвета и, дождавшись смены дежурных у главных ворот, незаметно сбегает. Ноги ведут знакомой дорогой вглубь леса, что встречает его тишиной. Время, когда природа застывает, самое удачное для охоты. Верный тактический нож греет бедро в ожидании момента, когда сможет напитаться кровью, и добыча не заставляет себя долго ждать. Уже через полчаса, перекинув через плечо мелкую тушку тапира, отбившегося от сонного стада, Куоритч возвращается в свое временное убежище. В сотне метров над головой, следуя по пятам в ожидании угощения, кружит его икран. В далекой юности еще на Земле у Куоритча был пес; сейчас, привыкнув, что горный банши всегда где-то поблизости, он вскользь думает, что эта огромная тварь — его реинкарнация. Такая же неугомонная, слюнявая и бесконечно преданная.       Нож легко входит в мягкую плоть, металлический запах крови распространяется в воздухе, щекоча ноздри. Куоритч переворачивает тушу, позволяя бьющей из неаккуратного разреза крови впитаться в землю, и погружает руки под панцирь. Подкидывая куски мяса в воздух, где икран с громким свистом ловит их на лету, Майлз пытается оправдывать себя тем, что убивает из необходимости, а не ради удовольствия. «Ложь» — шепчет на ухо голос с видеозаписи. Боевых операций, когда адреналин играет в крови, когда он чувствует себя хищником, непобедимым и безжалостным, чертовски не хватает, и охота — лишь жалкая замена, неспособная в полной мере удовлетворить его жажду.       Он дёргает острым ухом, заслышав треск сухой ветки в десятке метров позади. На лице медленно расцветает кривая ухмылка: жизнь в лесах Пандоры теперь ему знакома, животные издают иные звуки, а на’ви всегда подкрадываются бесшумно. Усмехнувшись себе под нос, Куоритч поднимает окровавленные руки над головой, оставляя нож болтаться у бедра, а затем, под аккомпанемент тихого гула упруго-натянутой тетивы, медленно оборачивается. Острый взгляд легко находит напряженную бледную фигуру, выделяющуюся среди пышной тропической зелени. Внутри словно распускается узел и, несмотря на направленную на него стрелу, Майлз тонет в ощущении восторга от долгожданной встречи.       — [Oel ngati kameie], — старательно выговаривает Куоритч на выдохе. Обучаться языку самостоятельно оказалось труднее, чем в компании Паука, но Майлз не оставил попытки. И пусть на’ви вкладывают в эту фразу несколько иной, отличный от буквального, смысл, именно она первой приходит Куоритчу в голову.       Парнишка сжимает губы и хмурит брови за маской, смотрит волчонком, чем напоминает Майлзу их давний разговор по душам, когда тот диким зверем метался по камере жилого модуля. Стрела со знакомым ярким оперением резко врезается в обшивку капсулы в нескольких сантиметрах от головы аватара. Колючие осколки стекла, что Куоритч залатал буквально пару суток назад, разлетаются в стороны; Майлз жмурится, на несколько секунд разрывая зрительный контакт. Правое ухо саднит, и капля крови неприятно скатывается по шее за воротник. Он шипит с торжествующей ухмылкой:       — Промахнулся.       — Я не промахиваюсь, — жестко отвечает Паук и, наложив новую стрелу на тетиву, целится снова. Его руки тверды, но глаза мечутся в ожидании незримой угрозы. Как будто сомневается, что на ладонях Куоритча действительно кровь животного. Будь на месте Сокорро кто-нибудь другой, это бы даже польстило. — Только дернись, и ты труп.       Майлз пожимает плечами и коротко кивает:       — Понял. Спокойно.       Взгляд скользит по бледной фигуре, подмечая изменения: Паук стал выше, спутавшиеся волосы — длиннее, синие полосы, ранее покрывавшие его тело, выцвели, а рана на груди, оставленная кинжалом женщины Салли, затянулась.       — Я дал тебе шанс уйти! Зачем вернулся? — Паук старается говорить твердо, но голос то и дело проседает, выдавая его с головой. — Неужели боли, что ты принес, недостаточно?       Боль, о которой он говорит — не только боль на’ви, оставшихся без дома из-за войны, но и его личная. «Яблоко от яблони» — вот что сказал Джейк, когда они с безутешной после потери сына Нейтири приняли решение вернуть Паука к людям. Салли связался с Нормом, и сразу после ритуала прощания с Нетейамом тот забрал Паука на базу. В ту ночь по щекам его дорогой Кири катились слезы, а Туктерей, еще слишком маленькая, чтобы понять, с улыбкой махала вслед улетающему вертолету. Паук чувствовал себя предателем, пусть так и не выдавшим ни слова.       Человек, что стоит напротив, дважды обрек его на одиночество: сразу после рождения и теперь, лишив доверия семьи, которой Паук по-настоящему дорожил. И этот же человек — беспощадный к врагам и милосердный к соратникам — всего несколько месяцев назад подарил ему надежду быть принятым. Паук позволил себе довериться и привязаться; и обманулся. Пропасть между Куоритчем-солдатом и Куоритчем-другом по сей день рвет Паука на части. Его тянет к рекомбинанту, что приручил горного банши с дурацкой кличкой с одной попытки, искренне радовался первому полету и разучивал с Пауком чужой язык, и бросает в отвращение от человека, что разрушил Дерево, лишив сотни на’ви родного дома и убив десятки безвинных существ.       — Я не на миссии.       — Врешь. Где твои люди?       Куоритч усмехается: смелости пацану не занимать, раз пришел один, даже думая, что отряд рекомбинантов где-то поблизости. Или не один? Куоритч шевелит ушами, прислушиваясь, но из леса за спиной Паука не доносится ни звука.       — Капрал Уэйнфлит и Манск в лазарете. Остальные в могиле, — Майлз стискивает зубы, смерть товарищей тяжелым грузом лежит на сердце, и делает осторожный шаг вперед. — Слушай, Паук...       Упрямый мальчишка вскидывается моментально. Острие стрелы смотрит в лоб.       — Не стану. Забирай свой хлам и проваливай, — он кивает Куоритчу за спину. — Джейк не вернется. Ни в Оматикайя, ни куда-либо еще. Ты проиграл, уймись, наконец, и пойми: здесь больше нечего ловить.       Если бы все было так просто. От упоминания Салли у Майлза сжимаются кулаки, и хвост беспокойно лупит по ногам. Ко всей гамме отрицательных эмоций, что вызывает в нем имя предателя, примешивается едкое чувство ревности. Глядя прямо в медовые глаза Паука, Куоритч выплевывает грубее, чем хотел:       — Да к черту Салли, я искал тебя!       Паук поджимает губы, раздумывая с минуту, а затем горько усмехается:       — Снова пытать собрался? Не-а, в этот раз я не дамся.       В одну секунду он закидывает лук за спину, а уже в следующую срывается в джунгли. Майлз реагирует молниеносно: пронзительно свистнув, рекомбинант бросается за мальчишкой следом. Спустя пару мгновений огромный икран пикирует с высоты, ломая ветви, и обрушивается на бегущего человека. Майлз догоняет их в два счета; Паук, поваленный наземь и придавленный тяжелой тушей, морщится и ерзает, пытаясь выбраться. Куоритч тихо смеется, наблюдая за его бесполезными стараниями, и присаживается рядом на колено. Перекинув косу через плечо, он протягивает к банши руки, и тот, принюхавшись, слизывает кровь широким движением лилового языка.       На периферии зрения мелькает искра: Паук, извернувшись, хватает нож с бедра Куоритча и замахивается. Тот легко перехватывает его руки: предполагал, что звереныш может выкинуть что-то подобное. Даже разочаровался бы, не воспользуйся он предоставленной возможностью.       — Тихо, тигр, без глупостей, — строго наказывает Куоритч, в отместку шлепнув хвостом по чужим рукам. — Капкейк просто соскучился.       Икран, как по команде, сдвигает когтистую лапу с чужой груди на плечо и с тихим свистом тычется мордой в маску Паука — узнал. Гребень звонко скребет по стеклу, от чего Паук морщится и скалит зубы.       — Так я и поверил. Отпусти! — шипит он, прожигая яростным взглядом лицо полковника.       — Я не все сказал.       Паук закатывает глаза и отворачивается. Майлз мягко улыбается: Сокорро все еще такой ребенок, думающий, что, демонстрируя обиду в споре, заставит противника отступить. Куоритчу хочется потрепать мальчишку по голове, но он находит в себе силы этого не делать.       — Слушай внимательно, Паук, дело теперь не только в Салли. Ардмор не остановится, — не будет меня, она пошлет кого-нибудь другого: солдат или рекомбинантов, неважно, — пока не уничтожит всех, кого считает врагами. Когда начнётся бойня, я не хочу, чтобы ты попал под раздачу.       — С каких пор тебя это волнует?       — Ты знаешь, с каких, — он хмурит брови, словно приходится объяснять ребёнку очевидные вещи. — Если хочешь быть полезным, предупреди племена. И сам убирайся подальше. Уяснил?       Паук молчит и, перестав извиваться, смотрит как-то странно. Майлз не привык ждать. Переложив руки мальчишки в одну свою, свободную он протягивает и стучит пальцем по маске, прямиком у места, в которое в прошлый раз установил датчик, что Паук наверняка уже давным-давно разворотил.       — Ты меня понял?       — Да, понял-понял, сэр. Кончай строить из себя мамочку.       Майлзу хочется верить, что Паук его услышал. Поднявшись, он отзывает икрана, и тот послушно отходит от тела человека. Четыре глаза красноречиво поглядывают в сторону разделанной тушки тапира. Вот же ненасытное создание. С тяжелым вздохом Майлз отмахивается, и икран, радостно взвизгнув и резво перебирая длинными лапами, устремляется к капсуле.       Паук вскакивает на ноги, отряхивает волосы от запутавшейся в них травы и делает шаг назад. Майлз отходит тоже. Он сказал все, что нужно было, а это почти то же самое, что и хотел. Остаётся только одно маленькое дело:       — Предложение присоединиться ко мне всё ещё в силе.       Паук снова шипит, и в этот раз это скорее похоже на забаву, чем на настоящую ярость. Пожав плечом, Куоритч вздыхает:       — Полагаю, что ответ прежний.       — Прежний. И не смей ходить за мной, иначе я перегрызу тебе горло.       — Еще увидимся, ['eveng]?       — Произношение у тебя отвратительное. [Skxawng], — бросает Паук через плечо, а затем, быстро вскарабкавшись по стволу, за долю секунды исчезает в кронах деревьев.       Майлз выпускает смешок, качая головой. Он принимает это за «да».