Его первый поцелуй

— И все же, А-Яо, — веско замечает Сичэнь. — Я думаю, значимость первого поцелуя несколько переоценена. Мэн Яо вне всяких сомнений прекрасный младший брат да и человек неплохой довольно, но иногда как утвердится в каком-то мнении — так хоть рухни всё. — Но признайся, тебе неприятно было бы целовать те губы, которые уже кто-то до тебя целовал, — упрямо произносит Мэн. — Кто сказал, что мне неприятно тебя целовать? — возражает Лань, чувствуя, что и его скоро настигнет эта эмоция, именуемая гневом. — Это просто самовнушение, — тут же находится Яо. — Тебе кажется, что всё в порядке, но это не так. — Хорошо, — неопределенно кивает Сичэня, ещё больше сбивая с толку своего возлюбленного. — И кому же А-Яо отдал свой первый поцелуй? *** Ещё немного и о своей бурной жизни этот Мэн будет слагать песни на потеху достопочтенному обществу слушателей. «Историю безысходности» он уже поведал второму брату в храме бодхисаттвы Гуаньинь. «История почтительного сына» обрела свой успех у единственного случившегося слушателя в лице дагэ. А уж сколько историй подобного рода и прочих других родов услышал в свое время Не Хуайсан — не счесть. Что ж, вот и настал час поведать своему внимательному слушателю очередной занимательный рассказ из повести его жизни (пожалуй, это будет даже роман). — Если говорить об этой реинкарнации, то это был… кхем, — Мэн откашлялся, прочищая горло, — Вэй Усянь. — Вэй Усянь? — не без удивления переспросил Сичэнь, на что Яо кивнул в немом утверждении. — Если говорить более коротко, мы вместе учились в начальной школе в Юньмэне. Это ничегошеньки не объясняло, по правде. Удивление Хуаня лишь возрастало… наряду с любопытством. — Звучит как начало какой-нибудь новеллы с очень запутанным сюжетом и ярко выраженной любовной линией, — признался Лань, на что младший только хмыкнул, едва сдерживаясь от очевидного смешка. — Не сказал бы, что всё было столь осмысленно и сложно, — усмехнулся Яо. — Скорее наоборот, глупость, пришедшая в дурные мальчишечьи головушки. Почему бы не попробовать что-то новенькое, сладость запретного плода и прочее. — То есть вы не были… — Конечно мы не были влюблены друг в друга, хотя, — Мэн многозначительно улыбнулся. — Думается мне, именно тогда Усянь осознал своё неравнодушие к любителям учиться. *** — А-Чэн, мне скучно! Это Вэй Ин. Ему семь лет, но это не отменяет того факта, что уже в столь юные годы мальчик является лентяем и вообще человеком с не самой высокой социальной ответственностью. — А когда тебе не скучно, Вэй Ин? — сердито отвечает мальчик, идущий рядом с ним. На Вэе черные одежды с красными элементами. Мальчик — словно воплощение всех тех историй про демонических императоров и темных заклинателей. Его же брат облачен в пурпур — символ власти и того, что этот Цзян является сыном легендарной Пурпурной паучихи. — Но эта школа — самая настоящая скука, — возражает Вэй. — Кто вообще придумал это глупое занятие: просыпаться каждое утро чуть свет и идти в специальное заведение, чтобы узнать то, о чем можно в любом талмуде из домашней библиотеки прочесть? Цзян на это лишь глаза закатывает. Его шисюн старше его на несколько месяцев и, по идее, пример младшему подавать должен, но вместо этого… ведет себя как неразумное дитя! — Вэй Усянь, — так официально к брату Цзян Чэн обращается лишь тогда, когда действительно зол. — Тебе ведь просто лень, признайся! — Но это не отменяет того факта, что я всё ещё твой шисюн, — с вызовом отвечает мальчишка. — Старше и умнее тебя на целых две луны! Вот ещё глупости! И когда это возраст являлся мерилом ума. Вот городской сумасшедший — старше их обоих вместе взятых, а ума немногим больше, чем у годовалого ребенка. — Эй, А-Чэн, ты что, обиделся там? — прерывает поток оскорбленных мыслей старший. — Ну я же не серьезно! Конечно, мой шиди самый разумный, самый образованный и начитанный из нас двоих! Вот это уже немного перебор, но не сказать, что этот Цзян оскорблен подобными речами. В разумных количествах и лесть бывает небесполезной. — Ты просто вечно неправильные компании подбираешь, — ворчит Цзян Ваньинь. Глаза Усяня и без того немалых размеров раскрываются широко-широко. — Мой шиди не может быть плохой компанией для меня, — произносит он таким тоном, что у Ваньиня сразу руки чешутся дать этому придурку по башке. — И в кого ты только такой? — тяжко вздыхает Цзян, уже предчувствуя неадекватный ответ со стороны своего шисюна. — Конечно, в тебя, папочка Цзян, — сияя улыбкой ответствует Вэй. Однажды Ваньинь поколотит этого идиота так, что места живого не останется. И виноватым в этом будет исключительно его шисюн с его несоразмерной болтливостью. *** До начала урока минута, когда мальчики на полном ходу влетают в класс, параллельно сбивая с ног какого-то одноклассника, чье имя они так и не удосужились запомнить. — А-Чэн, грубость наследника почтенного семейства ни к чему, — учительствует Вэй, словно не по его вине они опоздали сегодня на занятия. — Зачем сносить так людей с ног? Ваньиню и сказать нечего в ответ на подобные речи, но, памятуя о неприличии опозданий, Цзян, послав к гую шисюна с его идиотизмом, спешит сесть за парту, чтобы хотя бы по его причине достоинство семьи не было посрамлено. — Ты в порядке? Не сильно ушибся? — меж тем обращается Вэй к мальчику, которого они вместе с шиди так неосторожно снесли, торопясь не сильно опоздать на занятия, протягивая руку все ещё сидящему на полу однокласснику и улыбаясь так солнечно, так ясно… — Я… Этот Мэн в полном порядке, — неуверенно бормочет мальчик, суматошно пытаясь подобрать разлетевшиеся свои школьные принадлежности. — Давай помогу, — не спрашивая, произносит Усянь, тут же опускаясь на пол рядом с выобозначившим себя Мэном. — Все же, это моя вина, — прибавляет мальчик, хотя виноватости в его голосе — ни грамма. Испуганно благодарный взгляд Мэна так забавен, что Вэй даже не пытается сдержать смех. — Меня, кстати, Вэй Усянь зовут, — прибавляет мальчик, поднимая последний из разлетевшихся свитков и протягивая оный всё ещё немного ошарашенному Мэну. — Но друзья меня зовут обычно Вэй Ин. Вот уж действительно «призрачное дитя». Такой не совсем отсюда и будто бы даже сказочный мальчик. — Ты чего? Я опять тебя чем-то обидел? — тут же вклинивается в плавное течение мыслей этого Мэна звонкий голос Вэя. — Я имел в виду, что мы же теперь почти друзья, и ты тоже можешь звать меня Вэй Ин. Правда здорово так найти нового друга? Мэн кивает, всё ещё не веря в правдивость происходящего, пока Вэй Ин хохочет (о боги, они ведь уже совсем опоздали на урок!) над чем-то своим. — Этого… этого недостойного зовут Мэн Яо. — Ух, какой серьезный гэгэ, — шутливо отвечает Вэй. — С Яо-гэ, сразу видно, шутки плохи! Гэгэ ведь не откажется от дружбы этого ничтожного Вэя? — гротескно почтительно вопрошает Усянь. Боги, и в чем провинился этот Мэн, что заслужил такое ужасное наказание? В этот день Мэн Яо первый раз в жизни опаздывает на урок. *** Эта дружба странна и алогична. Цзян Чэн фыркает, называя их двоих муженьком и женушкой (причем роли постоянно меняются, но кого это волнует). Цзинь Цзысюань лишен покоя и сна, забыв о спокойной жизни и шарахаясь от каждой тени (твоего глупого братца нужно хорошенько проучить, Яо-гэ). А Вэй Усянь… Вэй Ин… он словно слишком прекрасен для этого мира (его призрачное дитя!..). — Яо-гэ когда-нибудь целовался? Они сидят вдвоём на заборе, и Мэн Яо чувствует себя немножко нарушителем всех законов и уставов. — Что? — с искренним удивлением спрашивает он у своего друга, чуть не падая с этого самого забора от удивления, вовремя удержанный крепкой рукой Усяня. — Ну… — тянет Вэй. — Понимаешь, эта вся передача микробов и бактерий, изучение недр рта оппонента… — Боги, Ин-эр, ты не заболел случаем? — ладонь Мэна непроизвольно тянется к чужому лбу, в ответ на что Вэй заливисто хохочет. — Гэгэ стесняется? — спрашивает мальчик, прекрасно зная, как правильно подзадорить своего товарища. — Вот ещё! — возмущенно отвечает Мэн. — Ну так что же? — уточняет Вэй, глядя прямо в душу Мэн Яо своими серыми бездонными омутами грозовых небес. — Или же ты… боишься. Да уж, оскорбить этот Вэй мастер. — Сегодня, после уроков, — несколько размыто отвечает Яо, спрыгивая с забора, потому что перемена уже к концу подходит и опаздывать (снова) он не намерен (они уже опоздали). — Ещё посмотрим, кто здесь трусит! Вэй лишь улыбается в ответ своим щербатым детским ртом. Он то — и трусить? Нет, ну вы только послушайте этого несносного Мэна! *** Они в самом деле остаются после уроков в опустевшем кабинете. Волнение и напряжение столь сильны, что можно на кончиках пальцев ощутить эту иррациональность. — Нам нужно спрятаться под стол, — произносит Вэй заговорщицким тоном, словно они два преступника, планирующих налет на какое-то здание, находящееся под охраной правительства (ну, или на какой-нибудь банк, как минимум). Мэн кивает, и его нежные карие глаза блестят нездоровым блеском, когда они вдвоём сползают под стол. — Ты ведь знаешь, как правильно это делать? — уточняет на всякий случай Яо. — А что, уже не доверяешь мне? Или все же… трусишь? — смеясь парирует Вэй. — Вот ещё! — вскидывается тут же Мэн. — Это кто здесь ещё трусит! Но, естественно, препирательства не могут длиться до бесконечности, к тому же шепот так и норовит на крик сорваться, чего не нужно никому из этих двоих. И в тот момент, когда они и правда готовы закричать друг на друга, Вэй перехватывает инициативу, накрыв губы ошеломленного Мэна своим ртом. Обветренные мальчишечьи губы на вкус, как лапша со специями (или специи с лапшой, или вообще без лапши). Вэй не углубляет поцелуй, но и не спешит отстраниться, но, в конце-концов, потребность организма в кислороде берет свое. — Ничего не понимаю, — констатирует, наконец, Усянь. — Либо мы ещё слишком малы, чтобы оценить подобные развлечения по достоинству, либо же… А-Чэн всё же поспешил с выводами, назначив нас номинальными супругами. Блеск азарта и безумия исчезает из глаз Мэна, а губы складываются в одну из тех улыбок, которая в ближайшее время пополнит арсенал добросердечия Мэн Яо. Предлагая по окончании этого сумасшедшего раунда дружбу своему почти случившемуся «муженьку», Мэн осознает, что поцелуй был не так уж и плох, однако… Мэн Яо было бы куда приятнее, если бы на месте Вэй Ина оказался кто-то другой… Правда, он пока что так и не понял, кто именно. *** — А-Яо вы были детьми, и это был один раз, — подытоживает Лань, всё ещё пожирая голодным взглядом уста своего чжи-инь. — Или не один? Мэн чувствует меж тем всё больше нарастающую головную боль. Желание почти выходит из-под контроля. Само собой он тоже до безумия желает впиться в эти изумительные губы собственническим поцелуем, как бы неразумно всё это не выглядело. — Быть со мной в любом случае означает делить меня с кем-либо, — возражает Мэн. — Всегда будет дагэ, А-Сан… А-Юй… — А-Юй? Мо Сюаньюй? — поражено уточняет Лань Сичэнь и Яо в этот миг ощущает себя таким грязным, таким недостойным этого светлого человека. — Да, младший единокровный брат этого Мэна. Эргэ всё верно понял, — почти устало произносит Мэн Яо, уже совершенно не понимая, как правильно расшифровывать реакции старшего. — Но ведь не родной брат, — парирует Лань. — У этого Мэна нет родных братьев. — Вот видишь! И что он должен увидеть? Мэн Яо запутывается окончательно. И куда же делась хваленая проницательность Ляньфан-цзуня? Неужли умерла вместе с его первым телом в храме бодхисаттвы Гуаньинь. — Ванцзи, — произносит Первый нефрит в ответ на непонимающий взгляд младшего. — Ванцзи был тем, кому я отдал свой первый поцелуй. Это что же, соревнование в бесстыдстве и развратности? И эргэ, который почти выигрывает, обходя своего саньди по всем параметрам? Где же это видано? Как так случилось вообще? Когда они наконец соединяются в поцелуе безумия и страсти, Мэн почти физически ощущает эту тьму, переполняющую и окружающую их обоих. Будда, как же греховен его второй названый брат! И как же соблазнителен он в этой своей греховности!.. Но, пожалуй, пока что не стоит эргэ говорить столь ошеломительные новости, как, например, то, что первый поцелуй этого Мэна в прошлой реинкарнации был украден никем иным, как самим Вэнь Жоханем. Не стоит спешить в раскрытии правды.