Переплетение

Кровь медленно текла по виску пленника и капала с подбородка. Зойсайт мазнул по ней рукой, встряхнул - с пальцев сорвался пепел. Это всегда зачаровывало его - то, как быстро что-то ощутимое, осязаемое может стать горстью пепла и развеяться, как дым. Пленник застонал - сдавленно и хрипло, не потому, что сдерживал стоны, но потому, что голос уже сорвал. Совсем еще молоденький юма, никакущий солдат, едва ли не только что завербованный. Допрашивать его было бессмысленно, и Зойсайт едва заметно скривился - все-таки не стоит быть главнокомандующим, когда ни черта не смыслишь в военном деле. Даже если ты королева. Но мысли эти он держал при себе - иначе вполне мог сам оказаться на месте допрашиваемого. Повинуясь легкому движению пальцев, прохладный бриз коснулся щеки пленника, приводя его в чувство. Зойсайт наклонился - теперь их лица разделяло расстояние едва ли с ладонь. - У тебя есть родители, юма? - спросил он почти ласково. - Мать? Должно быть, у твоей матери разорвется сердце, когда твое тело ей вернут изуродованным. Одно из сердец, по крайней мере - юма был из низших, а у них всегда есть хотя бы одна дублирующая система органов. Да и насчет возвращения тела Зойсайт лукавил - никто не собирался его никому возвращать, скорее отдадут Джедайту или одному из его умников - на опыты. Но пленник был уже не в том состоянии, чтобы замечать нестыковки. Он мелко затрясся, щуря глаза, будто силясь разреветься, но в допросной для этого было слишком жарко и сухо. Пленник хрипло втянул воздух сквозь зубы, неловко двинул челюстью и поранил губу о верхний обломанный клык. Ранка тут же набухла темной, густой кровью. Зойсайт никогда не любил допрашивать низших - тем более вот так. В этом не было ни радости, ни изящества, ни вызова. - Нам нужно всего лишь место. Где ты видел предателя, юма? Королева очень желает знать. Скажи мне - и я подарю тебе милосердную смерть. Милосердной смерти не бывает, Зойсайт знал это лучше, чем кто-либо другой. Но какая-то часть его сознания отчаянно хотела, чтобы мальчишка согласился и назвал хоть какое-нибудь место - допрос слишком затягивался. Хотелось разделаться с ним поскорее, вернуться к себе, стянуть форму и принять горячую ванну. Последняя неделя выдалась для Зойсайта отвратительно тягучей, монотонной и утомительной, и этот допрос - просто вишенка на самой вершине. Но мальчишка снова открыл рот и прохрипел: - М-мастер... Не знаю... Зойсайт не сдержал раздосадованного вздоха. Отодвинулся в сторону, оглядел пленника почти скучающе и снова поморщился. Паршивая работа, как ни посмотри. Ссохшаяся корка ожога на половину груди, омерзительный широкий порез вдоль лба. Заплывший правый глаз. Кончики пальцев черные от спекшейся крови там, где раньше были когти, и пальцев всего десять вместо положеных четырнадцати. Подпалины по всему телу нелепо чернеют, как чернильные кляксы. На всем теле - одна изящная линия, от правого нижнего ребра по животу к паху. Узкая, темная, сочащаяся сукровицей, с хорошими четкими краями - но всего одна. Основываясь на этой картине, Зойсайт бы сам себя на работу не взял. Еще раз тяжело вздохнув, он откинул руку в сторону, готовясь хотя бы закончить красиво. Шевельнул ладонью - огонь отзывчиво шевельнулся в пальцах, обтягивая их раскаленной перчаткой. Пленник задергался в путах и захрипел пронзительней, почти сорвался на визг. Глаза - средний и левый, не заплывшие - распахнулись в животном ужасе. И в этот момент, глядя в его зрачки, сжавшиеся до точек, Зойсайт неожиданно передумал. В конце концов, он не раб королеве, чтобы безупречно исполнять каждый ее каприз. Мальчишка не знает ничего, и это бессмысленная трата времени и живого ресурса. Встряхнув рукой, Зойсайт отпустил пламя с привязи - и пленник вспыхнул, весь целиком. В мгновение ока огонь спалил шерсть, глаза и плескавшийся в них ужас, обнажил мышцы под кожей. Еще одно - и остался лишь пепел, густой и жирный, как всегда, когда жжешь живое. Зойсайт машинально отряхнул от него руки и вышел из комнаты. *** Память начала возвращаться, когда Зойсайту было одиннадцать - и если подумать, это ему еще повезло. Кто знает, что было бы, если бы она вернулась, когда ему было года два. Но даже так - везение было сомнительным, потому что Зойсайт бы предпочел, чтобы память не возвращалась вовсе. Все вышло совсем не так, как в кино или книгах. Ему не снились странные запутанные сны - то есть, снились, конечно, но это были сны про битву Терминатора и бурундука из рекламы хлопьев, вполне обычные для мальчишки его возраста (бурундук каждый раз необъяснимым образом побеждал, впрочем, может, это был какой-нибудь знак). Но сны были вовсе не страшными. Страшно стало, когда Зойсайт достал из холодильника яйца, чтобы поджарить яичницу на завтрак, взял одно, собираясь разбить, - и обнаружил, что держит в ладони глазное яблоко. Бледное, мокрое, упругое, с него свисали обрывки сосудов, и странная темная жидкость пачкала пальцы. А вот радужка была светлой - светло-желтой, Зойсайт помнил это много лет спустя и сомневался, что вообще когда-либо забудет. Мгновение спустя наваждение стерлось, но то яйцо он так и не разбил - побоялся. Память не прокрадывалась в его жизнь сквозь сны - она неотвратимо захватывала его реальность. Он думал, что свихнулся, поехал крышей, и даже два раза ходил в кабинет школьного психолога, но каждый раз только мямлил что-то про то, что плохо спит. Рано или поздно он бы, конечно, решился и рассказал, и ему бы выписали какие-нибудь таблетки, а то и положили бы в психлечебницу в стационар. Родители бы расстроились... Но спасло то, что в той, прошлой жизни он, оказывается, знал обо всем этом. Не о таблетках и психлечебницах, конечно, - о реинкарнации. Прошлых жизнях. И всякая прочая мистическая чушь была для него тогда скучной реальностью - языки пламени, срывающиеся с пальцев, монстры и демоны, расхаживающие по улицам... Он сам был тогда монстром и демоном - это Зойсайт уяснил сразу после того, как решил поверить, что не свихнулся. Его прошлая жизнь была чудовищной, и это выворачивало его нынешнюю наизнанку. Было время, когда он вчерную завидовал героям книг и фильмов, вспоминающим свое великое предназначение, или какое-нибудь пророчество, или то, что в прошлой жизни они были влюблены, ненавидели, правили королевством - что угодно, но только не то, что вспоминал он. Каждое воспоминание как будто вскрывало его изнутри. Каждый раз там была кровь - чаще темная, почти черная, но иногда и красная. Или внутренности. Или обугленные дочерна кости. Или еще какая-нибудь жуть в том же духе. И самое страшное - то, что Зойсайт делал это все в прошлой жизни. Это он вспарывал кожу и сжигал мышцы, и не испытывал по этому поводу никаких угрызений совести. Иногда даже - он этим наслаждался. Прошлый Зойсайт пугал Зойсайта сильнее всего. Он был слишком взрослым для одиннадцатилетнего мальчика, слишком черствым, слишком двинутым и совсем, совсем не человеком. Он говорил как человек, думал как человек - но говорил и думал совсем не то, что говорил и думал бы человек. А еще был огонь. Однажды, когда Зойсайт сидел перед телевизором и ничего вроде бы не предвещало - его переклинило снова. Он потянулся за пультом, переключить канал, и обнаружил у себя на коленях чью-то голову. Или даже скорее череп - кожи не было, мяса не было почти, а то, что было - почернело и обуглилось. В воздухе запахло омерзительно сладкой гарью, и череп таращился на Зойсайта пустыми глазницами, и с каждым мгновением становилось все жарче, и жарче, и жарче... А потом Зойсайт вспомнил - вспомнил, что этот череп был тогда его матерью. Его согнуло пополам и долго, мучительно рвало прямо на пол. Это было самым ранним воспоминанием, которое к нему вернулось - и он не стремился узнать о нем больше. Но странным образом ощущение жара во всем теле не ушло, но осталось с ним, и это было даже... приятно? Приспособиться к вернувшейся памяти было чудовищно тяжело. Зойсайт даже думал стащить из аптеки какие-нибудь таблетки, чтобы все это хоть ненадолго прекратилось, но так и не смог решить, какие именно. К тому же, он все-таки был ребенком, а не идиотом - таблетки могли сделать и хуже. Приходилось выживать как есть, без посторонней помощи. Родители косились на него с тревогой - он осунулся, запустил учебу. К счастью, они решили списать это на переходный возраст, и Зойсайт был им за это искренне благодарен. Друзей у него тоже поубавилось, по понятным причинам. Сложно быть другом парня, который то и дело застревает и с ужасом пялится в воздух. В школе Зойсайта начали сторониться, но он едва ли обращал на это внимание - слишком сложно было жить в странном, изменившемся мире. Но реальность, видимо, устала выносить его невнимание и бесцеремонно вмешалась. Была перемена, Зойсайт, воткнув в уши наушники, пялился в стенку и слегка покачивался в такт музыке. Что-то укололо его в плечо, он неосознанно вздрогнул, повернул голову - и подавился криком. У него на плече сидела крыса. Огромная, жирная, даже не лабораторная белая, а серая, дергала омерзительным голым хвостом и царапала когтями ткань водолазки. Зойсайт не сразу понял, откуда эта тварь - настоящая или прошлая - да и не то чтобы задумался об этом. Он задергался всем телом, едва сдерживаясь, чтобы не завизжать, как девчонка, и смог успокоиться только после того, как крыса шмякнулась на пол и метнулась вперед по коридору. И только тогда он увидел ухмыляющуюся рожу Пита Эриксона у противоположной стены. Пит потирал руки, лучился довольством и только что не ржал в голос. Он знал, что Зойсайт до ужаса боится крыс - да что там, вся школа знала, после того случая в прошлом году. Над ним, конечно, смеялись - мальчишка боится крыс, оборжаться, - и Пит обычно смеялся громче всех. Зойсайт вспыхнул. Жар ударил ему в голову, и он бросился к Питу, не видя вокруг ничего, кроме его мерзкой рожи. Пит был выше его - настоящий дылда, - толще и шире в плечах, но Зойсайт впечатал его в стену, словно он ничего не весил. Стиснул левой рукой ворот футболки, дернул на себя, а потом замахнулся правой и впечатал кулак прямо в тошнотворную ухмылку, размазывая ее по лицу. Кажется, никогда раньше он не чувствовал себя так хорошо. Он бы врезал Питу еще и еще, но по закону подлости из-за поворота вывернул мистер Браун и немедленно оттащил его в сторону, прекратив драку. Жар медленно уходил из Зойсайта, вырывался неравномерно, как пар из-под крышки кастрюли. И наконец он снова взглянул на Пита - и замер. По его щеке расплывался огромный ожог, красный, горячий даже на вид. Зойсайт перестал слушать отповедь мистера Брауна, и только пялился на щеку хныкающего от боли Пита, зачарованно, как влюбленный идиот. Это было ужасно. Прошлое все-таки прорвалось в настоящее, и теперь придется разбираться с последствиями. И он может серьезно навредить кому-то, может даже превратиться в чудовище, каким был раньше... Но в тот ослепительный момент ему было все равно. Он вдыхал и выдыхал глубоко, как утопающий, вынырнувший на поверхность воды, - с облегчением. Потому что, что бы ни случилось дальше - больше не двоилось в глазах, и он совершенно точно не спятил. Мир Зойсайта был снова целым. *** Это была, пожалуй, самая бессмысленная война из всех, что Зойсайт видел. Каждая гражданская война по-своему бессмысленна, но эта и вовсе походила на фарс - возможно, потому, что началась исключительно в воображении королевы. Ну, может быть, не исключительно - революционные настроения в Королевстве были, но никогда бы не вспыхнули, если бы королева сама не высекла искру. Зойсайту была отвратительна такая война. Он любил тайные операции, секретные проникновения, любил выражение лиц противников, когда смерть приходит оттуда, откуда ее ждали меньше всего. Но противники должны быть достойными - избиение младенцев не доставляло Зойсайту ни малейшего удовольствия. Но он был лучшим в, так сказать, изящных способах ведения боевых действий, и королева не стеснялась его для этого использовать. Королева вообще никогда и ничего не стеснялась. И закончилась война ожидаемо - предателя-герцога выследили и удавили, как жалкую крысу, которой он, в сущности, и являлся. Зойсайта передернуло - никогда не любил крыс. Смерил брезгливым взглядом уродливое, холодное, посиневшее и слегка распухшее от удушья лицо, и отвернулся. Герцог никогда не был красавцем, но смерть стремится сделать уродливей всех, кого касается, и предотвратить это - настоящее искусство. Искусство, которого герцог очевидно не заслуживал. Зойсайт не стал даже тратить на него свое пламя - не хотел марать руки. Отдав своим людям распоряжения - очистить замок, избавиться от любого сопротивления, убрать, наконец, труп из комнаты - он отошел к окну, опустился в кресло. Он не устал совершенно, ныло не тело, но разум. Эта война измучила его, как будто он раз за разом пытался найти ответ на вопрос, который не помнил. Хотя кресло оказалось неожиданно удобным - что и говорить, мятежник отхватил себе неплохой замок. - Все в порядке? - вопрос прозвучал неожиданно, но Зойсайт не вздрогнул. Поднял голову, встретился взглядом с Кунсайтом, поморщился. - Более чем. Кунсайт не понравился ему сразу, и это было, в общем, несправедливо - потому что вызвано было исключительно тем, что королева поставила его наблюдателем за операцией, а Зойсайта всегда раздражало, когда в его способностях сомневаются. Кунсайт, по большому счету, в этом не виноват, но подавить иррациональное раздражение было сложно. Хотя возможность понаблюдать за наблюдателем Зойсайт оценил по достоинству - правая рука королевы, ее цепной пес, Кунсайт буквально дышал силой, и Зойсайт сомневался даже, что смог бы справиться с ним в бою. В открытом бою, по крайней мере. И глаза у него были глубокие и цепкие - сейчас в них горела острая обеспокоенность, такая острая, что Зойсайт опасался порезаться о грани. Кунсайт беспокоился о деле, конечно. Никто здесь давно не беспокоится ни о чем другом. Но когда он в несколько шагов оказался рядом, остановился, глядя в окно, и словно невзначай опустил руку Зойсайту на плечо - тот все-таки едва заметно вздрогнул. Рука у Кунсайта оказалась широкая и горячая даже через перчатку, и это было особенно странно, учитывая источник его Силы. - Королева хочет провести реформы, - уронил Кунсайт тихо. - Серьезные реформы. - Мне-то что? - осторожно пожал плечами Зойсайт. - Я всего лишь дознаватель на службе Ее Величества. Кунсайт качнул головой. - Ты хорошо отличился здесь, и тебя они тоже коснутся. Грянет буря. Постарайся остаться на плаву. Он чуть повернулся к Зойсайту и смерил его взглядом - сверху вниз, тяжелым, оценивающим и пробирающим до костей, ввинчивающимся под кожу. Зойсайт терпеть не мог, когда его оценивают, но в этот раз отчего-то замер, ничего не сказал и даже не отстранился. Словам Кунсайта он тогда не придал значения, но на всякий случай запомнил. А через полторы недели, когда угасли остатки мятежа, королева объявила, что упраздняет аристократию. Герцоги, графы, виконты, бароны и баронеты - все эти титулы в единый миг растаяли, как дым. Отныне существовала только абсолютная монаршая власть - и только абсолютно верные ей люди получили огромные полномочия, земли, людей, силу, ограниченную только велениями королевы. И новые титулы - титулы Лордов Ее Величества. Первым был, конечно, Кунсайт. Вторым - Нефрит, Зойсайт тогда едва знал его. Третьим - тоже вполне ожидаемо - Джедайт. И был еще четвертый - четвертый титул Лорда королева предложила, к его удивлению, самому Зойсайту. И титул, и замок - по иронии судьбы, замок покойного мятежного герцога, - и новые полномочия. И вот тогда Зойсайт вспомнил слова Кунсайта - и согласился, почти не раздумывая. А на следующий же день после церемонии Присяги - разыскал Кунсайта и, подавив дрожь в голосе, не допускающим возражений тоном попросился к нему в ученики. *** У того, что память вернулась тогда, когда вернулась, были и плюсы. Подростковая психика гибкая, ко всему привыкает, так или иначе. Никто не гарантирует, конечно, что согнется она в такую форму, какая нужна, но тем не менее. Хотя бы не сломается окончательно. Зойсайт не сломался. Привык со временем. Прошло несколько лет, и он даже перестал непроизвольно подпаливать брови девчонкам, с которыми пытался целоваться. И так ни разу и не спалил дом - хотя один раз пожарная сигнализация все-таки сработала раньше, чем он успел загасить огонь. Родители тогда решили, что он начал курить, и долго еще демонстративно это не одобряли. Но Зойсайт, в общем, гордился собой - огонь постепенно привыкал к его руке и слушался все лучше - как опасный зверь умелого дрессировщика. И, правду сказать, чувствовать себя умелым было до чертиков приятно. Готовить, правда, Зойсайт окончательно разучился - плита дома была газовая, а газовые плиты по какой-то им одним известной причине его невзлюбили. Голубоватое пламя было своенравным и как будто... скользким, что ли, и каждый раз стремилось превратить еду Зойсайта в угольки. Но в остальном все постепенно вошло в привычную колею. Зойсайт снова начал обращать внимание на окружающую его реальность и больше не вздрагивал, если лицо одноклассника или продавщицы в магазине вызывало в памяти страшненькие - и страшно реалистичные - картинки. Разве что в тот раз, когда Нэнси, девчонка, с которой он встречался, напомнила ему одну из юм Джедайта, на которой тот ставил опыты - вот тогда было не по себе. На правой половине лица ее кожу чем-то разъело - кислотой или чем-то в этом роде, - и были видны мокрые мышцы - красные, она была из высших. И губ тоже не было. Зойсайт не закричал и даже не оттолкнул Нэнси, но целоваться как-то резко расхотелось. В общем, он все еще жил как будто в дешевом фильме ужасов, но постепенно к этому привык. Утешало еще то, что видения не повторялись - как только он вспоминал что-то, оно спокойно укладывалось в памяти и больше не вылезало наружу. Так что Зойсайт надеялся, что рано или поздно вспомнит всю свою прошлую жизнь, и кошмары наяву закончатся. Правда, иногда он все еще не мог заснуть по ночам - его пугало собственное спокойствие. Он пытался нащупать тонкую грань между привычкой - и наслаждением ситуацией, и изо всех сил старался за нее не свалиться. А еще его мучил вопрос - почему он был таким, каким был? Почему любил пальцами выжигать причудливые узоры в живой плоти, восхищался мимолетностью жизни и с легкостью одаривал смертью - как нищих золотыми монетами? Как так вышло, что сейчас все это вызывает у него отвращение, что изменилось? И может ли случиться так, что когда-нибудь все изменится обратно? Зойсайт искал ответы в памяти, но память изворачивалась, как скользкая змея, и не шла в руки. И со временем он решил постараться не думать об этом. Но все изменилось, когда он пошел в колледж. Родители долго настаивали на юридическом образовании, но в конце концов Зойсайту удалось уломать мать на художественное - а она уже убедила отца. Художником Зойсайт хотел стать с детства, но благоразумно об этом не распространялся - не то чтобы самая "респектабельная" профессия, все-таки. Но он знал, что в конце концов отец сдастся и позволит ему заняться любимым делом - нужно только правильно выбрать момент. Так или иначе, он поступил в тот колледж, в который хотел - еще два года назад нашел его брошюрки, ходил на дни открытых дверей, и даже жуткие картинки перед глазами не смогли лишить его желания рисовать. Он, в конце концов, всегда добивался своего. Сюжеты его рисунков, правда, за последние годы стали мрачнее - но так хотя бы интереснее, чем рисовать бесконечные пасторальные пейзажи, гипсовые головы и портреты яблок и чайников. А на второй день занятий в колледже он встретил Кунсайта. Это было, пожалуй, самым сильным его потрясением за последние годы. Преподаватель истории искусств вошел в аудиторию, опустил на стол портфель и повернулся к ученикам - и не превратился в Кунсайта, повинуясь больной зойсайтовой памяти. Не отрастил китель Лорда, плащ и перчатки, не сказал что-нибудь, совершенно неадекватное ситуации. Нет, он не напоминал Кунсайта - он в самом деле был им. Волосы, правда, совсем короткие, брюки и рубашка вместо мундира, и нос чуть скошен набок, как будто ломали и сросся неправильно... Но это лицо!.. Зойсайт узнал эти скулы, губы и подбородок, эту линию бровей и, конечно, глаза - холодные, глубокие, словно омут, но неожиданно светлые. Он прохлопал ушами весь первый урок истории искусств, потому что вспоминал, как тот же голос произносил совершенно другие фразы. Нет, Зойсайт не выпадал из настоящего в прошлое, он все еще слышал преподавателя, но совершенно не слушал. Было чертовски сложно сосредоточиться. Раньше он помнил, как они с Кунсайтом работали вместе, и чему он его учил, и хрупкую, едва заметную заботу друг о друге, которая протянулась между ними с самого дня знакомства. Помнил, что они не говорили об этом, только незаметно прикрывали друг другу спины - и это были, пожалуй, наименее омерзительные из его воспоминаний. Хотя они и убивали вместе, в бою и исподтишка, Кунсайт держал пленных, пока Зойсайт допрашивал их, медленно вплавляя пальцы в их кожу - но с Кунсайтом это всегда казалось... лучше, чем без него. И теперь Кунсайт стоял напротив, слегка облокотившись на стол, и говорил об античном искусстве - негромко, но отчетливо. В этой аудитории, в этом мире, в этой жизни, абсолютно реальный, не галлюцинация и не воспоминание. Помнит ли он? Знает ли он? Вернулся ли кто-то еще? Вопросы бились в черепной коробке Зойсайта, кровь стучала в ушах, как обезумевший дятел, и как будто почти кипела. Он едва не подпалил парту и весь урок не мог отвести от Кунсайта взгляда. Все, о чем он решил не думать, вернулось в один ослепительный миг - и он впервые, пожалуй, искренне хотел вспомнить что-то еще. Что-то еще, что даст ответы на вопросы. Что-то еще, что раскажет, каким он был тогда, раньше. Что-то еще о Кунсайте. На полях тетради с конспектом он, еще не зная, что это значит, набросал белую башню, увенчанную острым шпилем. Шпиль покрасил желтым маркером - почти машинально. *** Пепел достаточно было стряхнуть с пальцев, а вот сажу приходилось оттирать раздражающе долго - еще одна причина, по которой Зойсайт предпочитал работать быстро и ярко. Но королева не хотела быстро, не видела красоты в яркой, острой вспышке пламени. За последнее время Зойсайт - теперь уже Лорд Зойсайт - почти возненавидел свою работу на королеву. - Она делает из меня мясника, - пожаловался он Кунсайту, наконец отчаявшись оттереть черноту с пальцев и откинувшись в кресле. Кунсайт пожал плечами. - Мы служим не королеве, но Королевству. Какое Королевство - такие и слуги. Скажи кто-нибудь Зойсайту раньше, что он услышит такие речи от "цепного пса Ее Величества" - засомневался бы в рассудке говорившего. Но за прошедшие годы он узнал Кунсайта лучше и больше не удивлялся - старался, по крайней мере. Они все еще не подставляли друг другу спины, конечно, но Зойсайт научился по-настоящему уважать учителя, его силу и его разум. Тем более, что он был прав. Не королева, но Королевство сделало это с ними. Они никогда раньше не говорили об этом, и Зойсайт даже не был до конца уверен, что слышит именно то, что Кунсайт ему говорит. Но если уж решаться вскрывать карты, то Кунсайт подходил для этого лучше, чем кто бы то ни было. Джедайт слишком предан королеве, Нефрит омерзителен, а об остальных и говорить нечего. Кунсайт отложил в сторону книгу, которую читал, и поднял голову, взглянув прямо в глаза Зойсайту. Этот взгляд весил, должно быть, несколько тонн - каждый раз Зойсайту казалось, что он пытается удержать глазами огромную каменную плиту. Каждый раз он справлялся, конечно. В облике Кунсайта глаза поражали его сильнее всего - льдисто-голубые, почти белые, лучистые, словно кристаллы со множеством граней. Глубокие, будто пропасть, и прозрачные - вот-вот разглядишь дно. Иногда Зойсайт думал, что из них вышли бы совершенно восхитительные драгоценные камни. - Не знаю, как много ты помнишь, - уронил Кунсайт, и казалось, что эти слова разбились об пол и осколки зазвенели в воздухе. Зойсайт глубоко вдохнул, как перед прыжком. Он лучше прочих знал, что королева называла государственной изменой и меньшее. Остро закололо в груди - как будто осколки слов Кунсайта проникли под ребра и проросли. - Когда-то наше королевство было Золотым, - сказал Зойсайт негромко и осторожно, как будто боясь поранить губы. Кунсайт кивнул. - Белые стены и башни, золотые знамена, - продолжил Зойсайт. - Белые с золотым мундиры. Лошади - нас учили верховой езде. Мой меч, и кинжал в сапоге - на случай, если меч выбьют из рук. В столице росли зеленые деревья, в дворцовом саду - множество розовых кустов, а небо над столицей было синим... Зойсайт говорил и говорил, с ужасом понимая, что не в силах остановиться. Боль в груди росла, взламывала клетку ребер, расползалась по телу отвратительной опухолью. Как будто все существо Зойсайта отрицало его слова, но с каждым новым словом он понимал - не все. Он помнил об этом давно, но только сейчас наконец осознал. - Танцы, музыка скрипок и флейт. Сапоги, идущие к парадному мундиру, всегда мне жали. Помню золотой трон. И фигуру на троне. И по правую руку от трона - наш... Кунсайт поднял перед собой ладонь, и Зойсайт разом замолчал, как отрезало. - ...принц, - закончил Кунсайт, и от этого слова Зойсайта продрало холодом вдоль позвоночника. Вот теперь это точно походило на начало государственной измены. Зойсайт дышал шумно и тяжело, как выброшенная на берег рыбина. - И что теперь? - спросил он наконец, судорожно глотая воздух. Кунсайт пожал плечами - спокойно, будто все это ничего не значило, только глаза чуть прищурил и смотрел теперь еще тяжелее и горше. - Ничего, - отозвался он. - Ничего. Наше Королевство раньше было иным, но оно все еще - наше. И мы ему служим. Что-то внутри Зойсайта, больное, острое и горячее, хотело было возразить, но он промолчал. Кунсайт подался вперед, взял его за руку и одним слитным движением вздернул на ноги и уронил в кресло напротив - себе на колени. Зойсайт не стал ничего говорить - голова у него кружилась, все тело дрожало, и он был, кажется.... благодарен Кунсайту? Только сам не мог разобрать, за что, разговор ведь вышел преотвратный. - Джедайт считает, что в ближайшее время удастся открыть проход в новое измерение - возможно, Серебряный кристалл обнаружится там, - сказал Кунсайт, меняя тему. - Уверен, королева будет им довольна. Зойсайт едва слышно фыркнул - обнаружится, конечно. В глубине души он считал поиски Серебряного кристалла пустой тратой времени и ресурсов, но королева, конечно, не стала бы его слушать. Постепенно расслабившись, он опустил голову Кунсайту на плечо и прикрыл глаза. Кунсайт был горячим и успокаивающе пах теплом и огнем камина, и головокружение и боль в груди постепенно отступили. На следующий день Кунсайт впервые подарил ему розу - живую, бледно-розовую, с тонким стеблем и острыми шипами. Сажать ее в дворцовом саду Зойсайт не стал. *** В тот день он к Кунсайту так и не подошел. И на следующий, и через неделю. Смотрел издали, кусал губы и каждый раз, когда Кунсайт задавал ему вопрос по предмету, мямлил, как последний идиот. И прямо-таки чувствовал, как пламенеют уши и щеки - не в прямом, слава богу, смысле, но тоже приятного мало. Впервые ему отчаянно не хватало того, каким он был в прошлой жизни. Не хватало силы. Уверенности. Возраста. Каждый раз, когда он видел Кунсайта, сердце подскакивало и застревало в горле, и он не мог сосредоточиться, не мог перестать прокручивать в голове восстановленные воспоминания. Их совместные операции. Вечера перед камином в замке Кунсайта - почти спокойные. То, как Кунсайт учил его - не столько контролю над Силой, сколько этому спокойствию, тому, как найти внутри себя этот хрупкий баланс. Этого умения Зойсайту сейчас не хватало особенно. И то, что Кунсайт был чертовски привлекательным мужчиной, а он помнил, как у них в прошлой жизни был секс - тоже ни капельки не помогало. Для того, прошлого Зойсайта, секс значил что-то совершенно другое. Не любовь и не влюбленность - скорее что-то вроде партнерства, что, в общем, тоже значило много и было в Королевстве чудовищно редким. Они поддерживали друг друга, обменивались Силой, и секс был просто средством для достижения этих целей - одним из многих. Но Зойсайт нынешний слушал лекции Кунсайта и каждый раз непростительно краснел, вспоминая, каким хриплым становится его голос, когда... на этом месте он обычно терял способность думать связно, из головы исчезали все слова и оставались одни неприличные картинки. Зойсайт помнил тепло, ощущение прикосновения кожи к коже, и то, как Кунсайт обхватывал его запясться рукой и прижимал к постели, удерживая. От этого воспоминания подкашивались ноги и голова становилась легкой-легкой. Зойсайт решил винить во всем гормоны - запоздалый подростковый кризис, должно быть. Но подойти к Кунсайту и заговорить это ничуть не помогало. Зойсайт отчаянно хотел вернуть не годы воспоминаний, но годы опыта, но это, увы, было, судя по всему, невозможно. И каждый раз, глядя на Кунсайта, он превращался в соляной столб, а его коленки превращались в желе. Один раз он даже в самом деле запнулся на ровном месте и рухнул Кунсайту под ноги, рассыпав учебники в лучших традициях плохих любовных романов. И к тому же, как будто всего этого было недостаточно, он снова начал вспоминать - едва ли не острее, чем в детстве, и уж точно подробней. Вспоминал все - вплоть до улиц столицы и переходов дворца. Казалось, стоит ему как следует сосредоточиться - и он сможет с закрытыми глазами пройти по этим коридорам, ни разу не споткнувшись. А еще он вспомнил, что была и еще одна жизнь, еще раньше. И что когда-то он знал о ней, говорил о ней, помнил ее. Силился вспомнить сейчас - пустота. Только собственные слова, сказанные у камина в замке Кунсайта, про башни и шпили, розовые кусты и верховую езду - но никаких картинок. И от этого было по-детски обидно, почти до слез. Как так вышло, что он помнит себя чудовищем, мастером пыток - и не помнит ничего, что было до этого? Ничегошеньки? Каждый раз, когда он думал об этом, обещал себе подойти к Кунсайту на следующем занятии и поговорить, и каждый раз это обещание, конечно, нарушал. Ему нужно было задать столько вопросов, столько сказать, что слова застревали на пути к горлу и оставались внутри. Иногда ему казалось, что Кунсайт смотрит на него обеспокоенно и оценивающе, ждет, что он подойдет - но наверняка сказать он бы не смог, и поэтому оставался на месте. Чувствовал себя на редкость по-дурацки, и выглядел со стороны, должно быть, еще хуже - как девчонка, запавшая на очередного смазливого актера. Кунсайт был вовсе не смазливым преподавателем истории искусств, но делу это не помогало. Друзья начали коситься на Зойсайта с характерной смесью насмешки и жалости - еще бы, влюбился, бедный идиот. Зойсайт не влюбился, по крайней мере, он не стал бы так называть огромное чувство, больно коловшееся под ребрами, но друзьям об этом знать было не обязательно. Роль влюбленного идиота давалась ему удручающе легко, и с каждым днем он увязал в ней все глубже и глубже. Тонул в собственных вопросах, проваливался в воспоминания и падал все ниже. И еще, все чаще, ворочаясь перед сном в постели, он тосковал - отчаянно, тяжело, безумно и безнадежно, со всем своим юношеским жаром. Тосковал по горячим широким ладоням на своей коже. *** Давно, еще до титула Лорда, до того, как он стал работать на королеву, был этот юма... Низший, один из слуг семьи, кажется. Зойсайт не помнил его имени, но до сих пор помнил лицо - запекшаяся дочерна кровь выглядела удивительно гармонично на темной коже. Он чертил по ней ожогами линии - осторожно, едва касаясь кончиками пальцев, от уголков глаз вдоль скул к подбородку, легкие, вьющиеся узоры на щеках... Тонкие полукружья, изгибы... От жара у юмы треснули губы и выступила кровь - черная роса на лепестках темно-зеленой розы. Зойсайт до сих пор считал его одной из своих лучших работ. И, должно быть, лучше уже не будет. Все тело мучительно ныло, вздрагивало, и Зойсайт, к стыду своему, не мог сопротивляться судорогам. Разряды энергии пробили насквозь каждую клетку, обожгли каждый нерв - королева била топорно, но эффективно. И больно. Очень, очень больно. Зойсайт не мог двинуться, и в поле зрения был только камень, на котором он лежал, и его собственная рука в перчатке. Перчатка казалась нетронутой, но в воздух от нее стремительно взлетали струйки дыма, и Зойсайт знал, что увидел бы под ней. Смерть уродлива. Он увидел бы корки ожогов, темные струпья, кровь и сукровицу, выступившую из множества микротрещин. Неловко, неестественно изогнутые пальцы - кости как будто сломаны. Он надеялся только, что королева не задела лицо, но зеркала под рукой, увы, не было. Он изогнул губы в усмешке - и с облегчением выдохнул, губы болели, но подчинялись легко. Шаги сапог по каменному полу отдались болью в виске, и чужие руки приподняли Зойсайта, разворачивая. Он скривился, но сдержал стон. - Мне жаль. Я не успел, - голос Кунсайта не выражал ничего, но Зойсайт знал его лучше, чем кто и кого бы то ни было. Глаза у него были обеспокоенные, горькие. И Зойсайту показалось, что он наконец-то видит их насквозь, до конца, до самого дна - и знает, о чем именно Кунсайт жалеет и что именно не успел. Должно быть, перед смертью в самом деле видишь больше, чем при жизни. Он дернул уголком губ и сощурился, пытаясь разглядеть в глазах напротив свое отражение. "Я чудовищно выгляжу, да?" - этого он не стал спрашивать. - По крайней мере, ты все еще рядом, - сказал, с трудом шевеля губами, и добавил: - Учитель. Лицо Кунсайта осталось бесстрастным, но руки чуть вздрогнули, и Зойсайт вдохнул глубоко - и с глубоким удовлетворением. И тут же сморщился - ребра как будто разбились в мелкую острую крошку. Из уголка губ стекло что-то горячее - слюна или кровь. - Сделай мне одолжение... - произнес он, медленно облизнув губы, и не успел договорить - Кунсайт кивнул. Горячие пальцы - перчатки Кунсайт снял - прошлись по лицу Зойсайта, убрали волосы со лба, бережно отерли пот - и, возможно, кровь. А потом стало холодно - от ладоней Кунсайта по телу Зойсайта протянулись дорожки изморози, стягивая мелкие обожженные раны, сломанные кости, порванные сосуды и мышцы. Исцелением это не было - никакое исцеление Зойсайту бы больше не помогло. Кунсайт только стягивал обломки того, что было когда-то демоном - человеком - в более привлекательную форму. Зойсайт видел, как его китель медленно покрывают серебристо-белые узоры, изломы, изгибы линий, тонких, как кружево - и дыхание постепенно успокаивалось, кровь стучала все медленнее в висках. Его собственный огонь, подчиняясь движениям рук другого демона, неотвратимо угасал - и было в этом что-то завораживающе прекрасное. Агония отступала, уступая место тихому восхищению. Зойсайт знал, что не он один может сделать смерть красивой, и сейчас, как никогда, был этому рад. Закончив, Кунсайт отвел руку и, как будто поколебавшись мгновение, резко ей взмахнул - и Зойсайт замер, широко распахнув глаза. Над ним раскинулось небо - глубокое, как море, синее и безоблачное. В воздухе поплыл запах роз - знакомый до дрожи в пальцах, - а вокруг распустилось огромное множество цветов. Впереди виднелись белоснежные стены дворца, и золотое солнце блеснуло на самом высоком из его золотых шпилей. Кунсайт на фоне зелени, синего и белизны выглядел так, как будто всегда был здесь, не хватало только мундира - белого с золотом. Зойсайт выдохнул. - Спасибо... По крайней мере, его смерть будет прекрасной. Пальцы Кунсайта снова бережно прошлись по его лицу, опуская веки. *** Он не сразу понял, что звон в ушах - его собственный крик, и замолчал не сразу. Во рту стоял привкус крови, соленый и горький, почему-то саднили колени и костяшки пальцев. Вокруг стоял ясный, солнечный день, где-то недалеко, за территорией колледжа, шумели машины. Зойсайт видел перед глазами свое собственное тело - чужое, взрослое - неестественно изломанное, укрытое кружевами льда, чудовищное, прекрасное, гребаное произведение искусства, он знал, что трупы не должны становиться искусством. Голова была гулкой и звонкой, и всего Зойсайта медленно заполняла пустота, густая, черная, страшная - такая, какой не найти название. Как будто он только что умер еще раз - так, должно быть, и было. Сумка валялась невдалеке, учебники и тетради рассыпались по земле. Зойсайту казалось, что он не помнит больше ничего - кто он, когда он и где он, зачем он сюда пришел. К горлу неумолимо подступало желание закричать снова, и он прикусил костяшку пальца, скривившись от боли. А потом ему на плечо опустилась рука - живая, знакомая, теплая. - Тебе стоило мне сказать, - прозвучал знакомый же низкий голос. Кунсайт опустился рядом на корточки, подтянул ближе сумку Зойсайта и одной рукой стал собирать в нее тетради и книги. Зойсайт медленно выдохнул и затрясся мелкой дрожью, как будто начал оттаивать. - П-почему ты не подошел сам? - спросил он, запнувшись. - Не хотел навязываться, - пожал плечами Кунсайт. - А сейчас, значит, хочешь? - А сейчас, - невозмутимо отозвался он, - ты рухнул посреди двора колледжа и твой крик, я уверен, было слышно на другом конце территории. Зойсайт хотел фыркнуть, но вышел почему-то всхлип, совершенно жалкий. Он потянулся было помочь собрать учебники, но руки дрожали и отказывались подчиняться. - Не дергайся, - остановил его Кунсайт. - Вспоминать свою смерть всегда тяжелее всего. Он закончил собирать вещи в сумку и поднялся ноги, после чего потянул вверх Зойсайта, осторожно, но твердо, подставил ему плечо. - Стоишь? Зойсайт кивнул. - Хорошо. У меня сейчас нет лекций, пойдем, побеседуем. Зойсайт снова кивнул, глядя прямо перед собой и ничего не видя, словно сомнамбула. А потом он все-таки признался: - Я не помню... не помню, когда Королевство было еще золотым. Кунсайт замер - Зойсайт не видел его лица, но чувствовал, как напряглись мышцы под тканью рубашки. - Смерть меняет, - отозвался он наконец. - Меняет нас всех, не только меня и не только тебя. Ты никогда не вспомнишь всего. Зойсайт вздрогнул и прикусил губу - все его существо как будто сжалось, настолько это было обидно. Хотелось разреветься, в голос, как будто ему снова одиннадцать и он держит в ладони мокрое глазное яблоко. И он бы, наверное, в самом деле разревелся, но спустя несколько мгновений Кунсайт добавил: - В следующий раз я успею. Убить тебя сам. Гром не грянул, и молния не ударила в землю, но Зойсайт резко выдохнул, и дрожь ушла. Эта фраза могла бы прозвучать пугающе или зло, но он знал, что она в самом деле значит - теперь знал. "Никто больше не сделает это с тобой, кроме меня". "В следующий раз я не дам тебе стать чудовищем". "В следующий раз - я снова буду рядом". Кунсайт шагнул вперед, и Зойсайт едва не споткнулся, но пошел следом, тяжело опираясь на его плечо. Ноги были как будто ватными, и все тело устало так, словно он как минимум пробежал кросс на десяток километров. Плечо Кунсайта было теплым и почти уютным, а вопросы наконец-то почти улеглись в голове. Кроме, пожалуй, одного - как много он помнит? - Много, - отозвался Кунсайт. - Почти все. Зойсайт вздрогнул и остановился, удивленно - почти возмущенно - уставившись на него. Он что, это вслух сказал? - Нет, не вслух, - Кунсайт коротко усмехнулся. - И нет, я не читаю мысли. У тебя на лице все написано. Это было обидно, но обидно обыденно, не "экзистенциальная-пустота-кризис-личности" обидно, и вместо того, чтобы нахмуриться, Зойсайт неожиданно фыркнул. Кунсайт снова зашагал вперед, к зданию колледжа, потянув его за собой. - Пойдем, Зой. Думаю, мне снова нужно многому тебя научить. Зойсайт неуверенно, но искренне улыбнулся. В голове в кои-то веки было спокойно и пусто, словно клубок воспоминаний, вопрос, предположений и страхов кто-то разрубил одним махом, и каждая отдельная нить разом стала понятней и проще. Зойсайт чувствовал под пальцами плечо Кунсайта, привычно горячее, и его собственный огонь отзывался на это прикосновение. И холодный комок под ребрами медленно таял. Впервые с тех пор, как ему было одиннадцать, Зойсайт видел перед собой не переплетение нитей прошлого и настоящего - он видел будущее.