"Иначе мне будет скучно"

После третьей разбитой люстры Юкимура тренируется только на балконе. Он ходит в интересное додзе – вернее сказать, он живет им и там, но это не столь важно – в этом додзе он может махать боевыми яри без опаски, а их инструктор по ниндзюцу, говорят, вызвал на неофициальный поединок самого Масааки Хацуми и выиграл. Масамунэ считает, что это чистейшая правда – гибкий улыбчивый парень, всюду таскающий фотоаппарат и, по мнению Дракона, чересчур на короткой ноге держащийся с Юкимурой, просто излучает опасность, а уж ее-то Масамунэ умеет распознавать с первого взгляда. Масамунэ в додзе не ходит. Для спаррингов ему хватает личного учителя фехтования и – с недавнего времени – Молодого Тигра. А на всё остальное он плевал с высокой башни. И боккэн он в руках держал последний раз, наверное, лет в восемь-семь – поединки с Кодзюро проходят на настоящих боевых катанах: пропустишь выпад – лишишься чего-нибудь ненужного. Масамунэ перекатывается на живот, щурит единственный глаз – Тигренок пляшет по белой плитке, размытый утренней платиной, весь в разноцветных сполохах, темно-бронзовый в середине и сливочно-медовый по краям. Тренировка для него всё – вечернее он наверстывает по утрам, утопая в рассветном зареве и разбрызгивая блики по лицу не проснувшегося Дракона, никогда, впрочем, не закрывавшего штор. Такое себе одомашненное прирученное пламя. Но Масамунэ прекрасно известно, что у этого одомашненного пламени есть и темная сторона. Он обнаруживает это в спарринге, раздразнив Тигренка чередой поражений и в последний момент едва успевая увернуться от острия клинка, летящего ему прямо в лицо. Юкимура потом долго извиняется, что не удержался, не проконтролировал, а Масамунэ лелеет распоротое предплечье и думает, что будет провоцировать Молодого Тигра и дальше. В спарринге. В жизни. Где угодно. Позже, раздосадованный, что самообладание партнера растет, он зажимает Юкимуру в темноте раздевалки, провоцируя уже другим образом – и получает такой отклик, что на некоторое время вообще забывает о спарринге. Бои уходят в горизонтальную плоскость, оба пытаются расширить горизонты допустимого и не уступить, кровати трещат, стулья ломаются, институтское начальство начинает подозрительно коситься на количество прогулов. Наконец, в гости к Юкимуре наведывается Ояката-сама и Тигренок после этого ходит с большим фингалом и абсолютно счастливый, вспомнив, что он вообще-то готовится стать следующим главой школы и потому должен учиться. К Масамунэ тоже заходят. Кодзюро приносит письмо от отца, свернутое старомодным способом, но написанное на современной бумаге с логотипом компании и личным вензелем Датэ, где Тэрумунэ интересуется, как продвигаются успехи его сына на почве менеджмента и финансов. Слова «ты же помнишь, что твоя мать имеет свою кандидатуру на пост директора» не встречаются ни разу, но вполне понятны читающему. Поэтому Масамунэ теперь ежедневно ходит на пары, а Юкимура тренируется по утрам. И кровати скрипят тихо-тихо, чтобы не услышали соседи. И Масамунэ это уже изрядно осточертело. Он еще какое-то время щурится на Юкимуру – платина и мед, на будильник у изголовья – пять утра, суббота, потом складывает эти два факта, добавляя свои соображения, и тихо поднимается с кровати. Он выбирается на балкон незамеченным, становится у Юкимуры за спиной и засовывает тому руки в прорези хакама. И в следующую же секунду оказывается на полу рядом с острием копья, раскрошившего плитку в миллиметре от его горла. Тигренок нависает над ним с расширившимися глазами, яри ходуном ходит в его руке… – Cool, – говорит Дракон. – It’s sooo cool, Юкимура. Он поднимает руку, тянет за рассыпавшиеся по плечам пряди, наклоняя Тигренка к себе, целует подрагивающие губы – и понимает, что обязательно повторит это. Повторит, чтобы снова проверить себя, чтобы выйти победителем… и чтобы поймать потом вот это яростное желание в медовых тигриных глазах.