что-то важное между

уоррен выше его едва ли на полголовы, но ходит с такой осанкой, что как будто на целую. точнее сам бобби неосознанно горбится и показывает язык на осуждающий взгляд и лёгкие хлопки по спине. не всем же быть аристократами. уоррен, сразу видно, срать на это хотел. он то ли по-настоящему тянет на аристократа, то ли больно под него косит. он — богема. он красив и манерен, и одевается, как на неделю моды, пижон этакий. пару лет назад бобби не стал бы с ним общаться по причине «педик», а уоррен даже не обратил бы на этот комментарий внимания. бобби изменился. уоррен стандартизировано красивый. уоррен выглядит, как мажор-спортсмен из мелодрамы для двенадцатилетних девочек и, возможно, по идеальности пропорций берёт какие-нибудь девяносто два процента. уоррен укладывает волосы, на полуночную прогулку зачем-то брызгается духами, которые еще и достаточно дорогие, чтобы не выветривались. и пальто дорогущее: брендовое, из франции, из какого-то топового бутика. и перчатки точно такие же. да и весь гардероб. бобби подворачивает джинсы, оголяя щиколотки. у него кожа бледная, с прорисовывающимися венами, даже на грёбанных щиколотках, и холодная, как-будто он умер лет десять назад. зато он безболезненно ходит с расстегнутой курткой и подвернутыми джинсами, и всё балуется поеданием снега. но снега нет. погода грязно-слякотная, холодная, но не достаточно холодная для снега. для нормального снега, если конкретизировать. есть лёд, есть лужи, есть неопавшие листья, есть первые признаки заледения невы. а снега нет. уоррен говорит, что во франции не выпадает снег, при чем таким тоном, будто это не очевидно. а это очевидно. но он-то видел снег. в альпах, вроде, или куда там мажоры ездят, когда им скучно. иногда бобби ему завидует. иногда. это очень редко. наверно. — вот уе..., а? уоррен вскидывает бровь. — ну вот, вот! — бобби тыкает пальцем в ближайшую машину. — кто так паркуется? ещё и криво. фу. он пинает колесо машины и идёт дальше, боковым зрения заметив усмешку уоррена. уоррен взрослый. точнее сам уоррен так думает. пижон. думает, что прикрывать рот при смехе — это очень по-джентельменски. возможно. но ему это не помогает. стезя в юморе у них одна, как бы этот пижон себя не вёл. хотя он вроде и не скрывал, как шутит. или это было не про бобби. они говорят о чепухе: о торте, который джин готовила неделю-полторы назад, об отрывающейся пуговице на его куртке, обо всём. потом они ненадолго прервались, и уоррен начал с чего-то совершенно отстранённого. — и ты правда думаешь, что им всё равно? — им — это кому? — людям. на нас, — он слегка нахмуривает брови, и смотрит куда-то ровно вперёд, как будто не обращая на собеседника внимания. — я не… не знаю, — бобби перебирает пальцами, отведя взгляд. он давно это ляпнул. может, он не прав. — я имел в виду, что они не убьют тебя, если узнают о крыльях, — пауза. — наверно. — я не хочу проверять. уоррен резко останавливается и тоже смотрит в ноги, топчет валяющийся на земле окурок. и бобби останавливается вместе с ним, поднимает взгляд, и пытается разглядеть его лицо, хоть что-то понять. — тебя чуть не сдали в псих.больницу за это, а ты почему-то уверен, что мне ничего не будет. — крылья — это не опасно, — пожимает плечами. — это же типо, как дополнительная рука. — скорее уж нога. и тут уоррен усмехается, на удивление ясно и чисто для усмешки в подобной ситуации. — ну вот. людей же не сажают за то, что условной ногой можно выбить кому-нибудь челюсть. — а за ледышку сажают. — ну это уж, скорее, как лазерная пушка. уоррен смеётся. он то ли насмехается, то ли подавляет собственную нервозность, то ли, внезапно, считает эту полушутку смешной. — они не правы. — да, не правы, — у него, у мистера сама серьёзность, есть странная привычка резко делаться серьёзным, и бобби её не понимает, потому что это, ну, совсем странно. — но о чём ты, если конкретизировать? — обо всём. они всегда не правы. о тебе, о том случае… обо всём. он тупо пялится на ноги. они всё ещё стоят, и теперь он даже чувствует пульсирующую неловкость, но говорить не хочет. — извини. проходит, максимум, минута молчания, а он уже извиняется. удивительно, но может в глубине души бобби был даже не против этих извинений. но это в глубине. уоррен держит руку на его плече. и молчать становится всё тяжелее. — не суди их, они просто к будущему не готовы, — он уберает чужую руку с плеча и всё-таки идёт дальше. мелкая река блестит в тусклом свете фонарей, кто-то больно громко и дико смеётся на другом конце улицы. он смотрит на уоррена. тот улыбается. и они держатся за руки. за руки.