Процедура

Гларн Кьюриос очнулся от яркого света, бившего прямо в лицо. Глаза были закрыты, но белый свет всё равно беспощадно просачивался под веки. Память возвращалась к Гларну толчками, будто вливаемая насильно, через сопротивление, вопреки тому, что объект может задохнуться. Гларн глотал память, давился ей, действительно почти задыхаясь, и думал, как хорошо было бы не просыпаться. Или хотя бы не помнить — утонуть в блаженном забытьи, плыть в коконе белизны и света. Это были странные мысли, неправильные. Таких Гларн в жизни не мог бы себе позволить, а сейчас почему-то позволял. Он помнил свою жену — которую любил просто потому, что она досталась ему от Юзера, и досталась как нельзя кстати: когда Гларн уже почти связал жизнь с полоумной кузиной Глэйб. Помнил детей, мал мала меньше, которых любил куда более искренно. И помнил, как они кричали — все трое, как им было страшно, когда летающая тарелка засасывала Гларна в себя — в отверстие, напоминающее то ли жадный рот, то ли пресловутую зубастую вагину из легенд дикарей. Он видел, как осела на землю жена — с ее прочным стремлением к семье всё это было чересчур страшно — как заплакал его младший сын, Видкунд, и как его умница-Джении уставилась в небо широко распахнутыми глазами. Но Гларн уже ничего не мог с этим сделать — только лежать, застыв в неестественной позе, и глядеть через прозрачную стенку маленькой камеры. Летучее блюдце инопланетян было хорошо приспособлено для захвата таких, как он. И телескоп Гларн помнил — белый, крупный, отлично настроенный. Он собирался показывать дочери и мальчикам звезды, говорить, как принято называть какую в Симлэнде. Паскаль уже пробовал самостоятельно смотреть в небо, подставляя складной стульчик, который как правило таскали с собой симы-дети. Гларн чувствовал отцовскую гордость, тем более, что ему самому было интересно — и по ночам он часами пропадал за телескопом. Он совершенно забыл о слухах, ходивших по Стренджтауну в последнее время. Теперь Гларн разбил бы телескоп, наверняка разбил. По слухам, Стренджтаун попал "под колпак". Чей-то неведомый палец ткнул в маленькую точку в пустыне, а следом за пальцем — вперился внимательный глаз. На этот глаз, говорили, и похожи летающие тарелки — те самые деловитые наблюдатели. Летают, как насекомые, и что-то высматривают — а может, посмеивался кто-то, ищут цветы, чтобы опылить и потом изготовить мёд. Ровно ведь пчелы из улья, даже жужжат. Словечко "опылить" почему-то всплывало сейчас у Гларна в мозгу особенно ясно. Он-то был человек здравомыслящий и в подобную чушь об инопланетянах не верил. Ровно до того момента, пока не попался сам. Во всём виноват телескоп. Эта мысль казалась верной, хотя почему — Гларн не смог бы сказать. Он только хотел надеяться, что его дети — ну и жена, конечно, — не станут больше подходить к телескопу. А может быть, вообще продадут и поставят взамен фигурку розового фламинго. Надо было просто купить розового фламинго и пинать его, глупо хохоча. От этого ни у кого нет неприятностей. Гларн глухо застонал и попытался пошевелиться. Теперь он помнил о себе всё — или хотя бы думал, что помнит, — и ускользнуть в забытье больше не получалось. — Не двигайся, — раздался громкий механический голос — звучавший так, будто кто-то бессвязно произносил слоги симлиша, а потом склеивал из этих слогов фразу. — Не двигайся, житель. Тогда Гларн предпринял попытку осторожно открыть глаза и рассмотреть, кто к нему обращался. На это возражений не последовало. Глаза, правда, открывались с трудом, и куда бы он ни повернул взгляд — головой ворочать Гларн едва мог, — везде видел всё тот же ровный белый свет, от которого хотелось снова зажмуриться. Он упрямо шевельнулся, вопреки указанию, на этот раз пробуя поднять руку — и тут к нему, видимо, применили меры. Или эти прочные, гибкие путы — веревками их назвать было трудно — с самого начала стягивали его руки, ноги, шею и грудь, просто тело, к которому до сих пор не спешила возвращаться чувствительность, отреагировало не сразу. Гларн этого уже знать не мог. — Кто… здесь? — вытолкнул он через пересохшее горло. — Не двигайся, — послышалось в ответ. Гларну стало смешно. Он и так не двигался — просто не мог — а механический голос на исковерканном симлише всё твердил одно и то же. Но смеяться Гларн тоже не мог — у него во рту даже слюны не осталось. Как будто почувствовав это, нечто завозилось у его затылка, совсем рядом, заставив шевельнуться волосы — и в рот Гларну полезло… шупальце, вроде тех самых пут, только мягче, но гибкое, толстое и прочное. Гларн попытался сжать зубы, только вот шупальце оказалось сильнее. И все-таки он пробовал его выплюнуть, задыхаясь и дергаясь, — но спустя минуту оттуда потекла жидкость, слишком напоминавшая воду, чтобы не начать глотать: жадно, замерев и не двигаясь, не желая упустить ни капли. Гларн даже лизнул это шупальце, прежде чем оно выползло изо рта — втянувшись обратно, за голову. Что за устройство находилось там, сзади, Гларн по-прежнему никак не мог видеть. Но он упрямо пытался смотреть, прищурясь. Хотя всё равно не заметил, когда же кусок стены — такой же стерильно-белой, как свет, как даже щупальца-путы Гларна — отъехал в сторону, и вошел… человек? Гларн моргнул. Нет, это существо человеком не было, определенно. Большие глаза — черные, миндалевидные, приподнятые к вискам, без малейшего намека на зрачок и радужку. Голый овальный череп, обтянутый светло-зеленой кожей. Маленький, почти отсутствующий нос, чем-то напоминающий поросячий. И рот, слегка приоткрытый, с острыми небольшими зубами. От вида этих зубов Гларна передернуло. Кто знает, зачем летают на своих блюдцах инопланетяне — они еще не трогали никого в городе, как ему казалось, но может быть, это всё потому, что никто из похищенных не возвращался. В Стренджтауне, конечно, все знают всех — но если сим тебе не родственник и не любовь, то после смерти он просто исчезает — и всё. Воспоминание, бывает, останется, но даже они изменчивы — хотя об этом «тссс!», потому что нельзя сомневаться в воле Юзера. Юзер всегда знает, как лучше. Гларн не хотел думать, знает ли Юзер про чужаков, и соответствует ли происходящее с Гларном его помыслам. Зеленокожий был одет в балахон до пят, чем-то похожий на те халаты, которые носят врачи — только еще бледней цветом. Он подошел к столу — операционному столу, вспыхнула в мозгу до очевидного правильная догадка, — где сейчас был зафиксирован Гларн, и что-то нажал — опять за его головой, вне поля зрения. Гларн снова попробовал дернуться, хотя помнил, что в прошлый раз ничего не вышло. Лучше было бы ему не просыпаться вообще или, проснувшись, потерять разум. — Не двигайся, житель. Тебе было повторено, — на этот раз механический голос звучал почти над ухом, и Гларн понял, что именно этот вот зеленокожий в балахоне разговаривал с ним по невидимой связи. — Что тут происходит? — Процедура, житель. Тебя выбрали, чтобы послужить целям расы. Я — Опылительный Техник, мой порядковый номер — 9, звено «Букет Левкоев». — Вы — пчелы, да? — нервно усмехнулся Гларн, вспомнив слухи и застрявшее в голове забавное слово. Назвавшийся «Опылительным Техником» проигнорировал сказанное. Зато стол Гларна стал медленно двигаться, менять положение — теперь Гларн лежал не строго горизонтально, а будто бы слегка под углом. Но везде по-прежнему была та же мертвая белизна, на которую не получалось долго смотреть. Так что Гларн вместо этого стал смотреть на Техника. Который отошел от него чуть в сторону, протянув руку в белизну. Подождал секунду-другую — и непринужденно вытащил из внутренностей едва различимой стены поворотный столик, почти сливавшийся с обстановкой: правда, не белый, а какой-то полупрозрачный. Техник повёл над своим — рабочим столом, похоже, — рукой, заставив всплыть оттуда целую кучу разнообразных устройств. Некоторые из них казались смутно знакомыми, некоторые не напоминали вообще ничего — но в их назначении сомневаться не приходилось, и в животе у Гларна нехорошо напряглось. Зелёная рука с тощими, длинными пальцами протянулась к столику, дёрнула, и над его поверхностью всплыл экран, по которому быстро — быстрее, чем их можно было бы прочитать, будь они даже знакомыми, — бежали справа налево цепочки символов. Техник кивнул, словно там, на экране, увидел что-то до крайности для себя приятное — и вновь повернулся к Гларну, не забыв нажать у себя на столе — чуть ниже экрана — несколько кнопок. Были там надписи, цифры или что-то совсем другое, больше подходящее для пришельцев — Гларн не мог видеть, даже если до предела напрягал глаза. Внутри стола что-то дрогнуло и загудело. Звук оставался тихим, но ввинчивался в мозг, словно дрель в деревянную крышу — и снова заставлял пожалеть, что Гларн вообще сумел остаться в сознании. Он выдохнул и вдохнул, стараясь привыкнуть, приноровиться — а зеленокожий меж тем расстёгивал пуговицы своего балахона. Под балахоном ничего не было — ни привычных для симов трусов, ни каких-нибудь аляповатых вещиц, которые могут носить чужаки в кино. Вот ничто и не помешало пришельцу провести по низу своего живота — плоскому, безволосому — кончиками пальцев. В движениях был какой-то особенный смысл, иначе бы зачем Технику заниматься этим так сосредоточенно. Наконец, тот нажал туда, где у симов бывает пупок. И низ живота словно бы запульсировал изнутри, а затем на гладком, словно кукольном, лобке появилась вполне себе очевидная выпуклость. Техник нажал на себя еще пару раз, пока член — а что, спрашивается, еще? — не оформился окончательно. Его орган был похож на хозяйство симов-мужчин — не полностью, конечно, только в общих чертах. Более тонкий и больше напоминавший вот именно что прибор — нечто для процедур и измерений, а не для удовольствия и продолжения рода. Но всё же к продолжению рода эта… палочка… по всей видимости, была способна. Гларн мысленно поежился, поймав себя на подобных мыслях. Он по-прежнему не мог шевельнуть и пальцем — но видеть всё мог отлично. Техник сосредоточенно манипулировал своим органом, пока, наконец, не выдавил — другое слово подобрать было трудно — отдаленно смахивающую на сперму зеленовато-белую слизь. Осторожно держа ее на длинных и тонких пальцах, другой рукой он потянулся за блестящей пробиркой — ну, по крайней мере, за чем-то очень на пробирку похожим. Последний раз Гларн видел лабораторию еще в школе, так что вряд ли смог бы припомнить точные названия всевозможных склянок — особенно такой странной формы. Может, у симов подходящего названия вовсе не было. Жидкость оказалась внутри — совершенно вся, без остатка, словно эта… ну, допустим, пробирка всосала ее внутрь, как пылесос. Техник удовлетворенно кивнул — что интересно, только при виде заполнившейся ёмкости, ни минутой раньше — и установил ее на свой стол: на хитрую конструкцию с выемками и трубками. Последних было там куда больше, чем Гларн мог бы вообразить, а вот выемок — только две. Гудение под столом усилилось. Несколько трубок обвили пробирку, начиная пульсировать и светиться — зеленовато-металлическим светом — а по экрану инопланетного компьютера снова пробежала череда непонятных знаков. Техник нажал на кнопки еще раз, и вскоре перед ним появилась другая склянка. Точно такая же. Как близнец. Гларн еще не понял, что сейчас должно будет случиться — не понял, но по хребту уже поползла противная, липкая дрожь, становившаяся сильней с каждым шагом Техника. Меньше десятка шагов, почти и не слышных — но каждый гонгом отдавался у Гларна в голове, накладываясь на гул — гул улья, гул невидимых пчёл. Видеть он мог только одну из них — но настоящая опасность и настоящий страх скрывались именно там, внутри. Он был совершенно беззащитным перед ними. Словно дурак, который выбежал зимой во двор голышом… И только тут — рывком, по ассоциации — Гларн внезапно понял, что не одет. То ли попросту не заметил сразу, то ли его одежда ухитрилась исчезнуть, пока он приходил в себя, пил, спорил и пялился на Техника, занятого Юзер знает, чем. Может, Юзер и правда знал — теперь, спустя всего лишь десяток-другой минут, мысль уже не казалась такой кощунственной или страшной. Особенно по сравнению с тем, что Техник приблизился совершенно вплотную к Гларну. Тощая тень нависла над ним, защищая от вездесущего света — не полностью, но хотя бы чуть-чуть. Гларн моргнул немилосердно слезящимися глазами и вновь упустил момент. Момент, когда ладони Опылительного Техника опустились ему на грудь, деловито ощупывая — и между делом спускаясь всё ниже. Вот они коснулись живота, заставив рефлекторно втянуть воздух — вот легли на бёдра, разводя их чуть в стороны — это Гларн даже слишком остро почувствовал, но не подчиниться не мог. Конечности по-прежнему слушались не его, а неведомых механизмов, скрытых в операционном столе. Тонкие зеленые пальцы по-хозяйски взялись за его член, прошлись по всей длине, погладили, сжали. Гларн сдавленно охнул. Он был симом строгого воспитания и никогда бы не позволил себе чего-то больше постельных утех, завещанных Юзером — но иногда всё-таки касался себя под душем. Так вот — это было непохоже на его собственные торопливые движения, когда надо успеть всё быстро, потому что моются, как-никак, и остальные домашние. Инопланетный Техник трогал его нарочито медленно, словно и правда добивался того, чтобы Гларн почувствовал удовольствие — а не просто выдал нужную порцию телесных жидкостей для эксперимента. И Гларн чувствовал. Не хотел — но чувствовал, кусая губы, чтобы вдруг не заохать или не застонать, только радуя своих похитителей. Может, те, другие — их ведь больше одного, можно поспорить, — другие пчёлы сидят где-то там и смотрят на них, жужжа с одобрением. Гларн отчаянно помотал головой. Секунды всё шли и шли, но наконец Гларн неловко дёрнулся, а в следующий момент его сперма оказалась в пробирке, ловко схваченной пальцами Техника. Тот поставил эту пробирку рядом с той, первой — и начал, не торопясь, нажимать на клавиши. Или нет, не клавиши даже — неожиданно он смог рассмотреть: квадраты, зелёно-белые, в точности как экран, — символы на которых то и дело менялись. Это напоминало игру для маленьких симов, которая что-то там развивала, только Гларн совсем забыл — что. Казалось, прошло много часов — пока Техник отстукивал своими паучьими пальцами по непонятным символам, а пятна на экране вспыхивали и гасли: белое и зеленое. Гларн совершенно потерял чувство времени: просто наблюдал, едва ли не зачарованно, за порханием инопланетных пальцев, которые вот только что примерно так же прохаживались по его члену. Вспоминать об этом было стыдно, но как бы Гларн ни старался — прогнать случившееся из мозга просто не мог. И неожиданно гудение прекратилось. Рабочий стол Техника вздрогнул — раз, другой, третий, — а компьютер защёлкал — во всяком случае, Гларну показалось, что эти странные звуки исходят теперь оттуда. Пробирки со спермой бесшумно всосались внутрь — он едва не почувствовал облегчение, но щёлкающие звуки становились всё громче и чётче, и если бы Гларн мог, то зажал бы уши руками, чтобы не слышать. Но он просто зажмурился — единственное, что у него получилось сделать. И почему-то сделать только сейчас, не раньше — не когда Техник трогал его или самого себя. Проклятое любопытство, гнавшее по ночам к телескопу, похоже, не отпускало — а может, и чужаки-экспериментаторы подчинялись тому же чувству, не в силах угомонить ни его, ни самих себя. Но, добравшись до самого предела симского слуха, шум исчез так же внезапно, как начался. Веки Гларна слабо дрогнули, открываясь. И тут — новая дрожь прошла уже по всей «операционной», вызвав вспышку паники и мысль о крушении. Гларн втянул воздух — в тщетной попытке надышаться впрок, — но то, что случилось на самом деле, оказалось не настолько быстро и просто. Инопланетный стол выплюнул из себя, чуть пониже кнопок, что-то непрозрачное и округлое. Прямо Технику в руки. Гларн невольно вытянул шею — по крайней мере, попробовал вытянуть, — чтобы рассмотреть получше, но у него так ничего и не вышло. Потому что из-за его головы высунулись гибкие и тонкие блестящие щупальца — почти такие же, как то, что его напоило, только длинней. Их мерцающая поверхность была не сплошной, а сплетенной, казалось, из тончайшей металлической проволоки. Гларн не мог поручиться, сколько их было — три, пять, а может, все семь. Они мельтешили перед его глазами, извивались, как настоящие змеи, которых он как-то раз видел в детстве на отдыхе. Они прикоснулись к его голой коже — и тут-то Гларн понял, что всё остальное: и Техник с его зелеными пальцами, и склянки-пробирки, и странный стол, — было только прелюдией к процедуре. Настоящее дело начиналось сейчас. Щупальца зажужжали, снова заставив Гларна вспомнить про пчёл. Неслышные шаги Техника опять зазвучали ближе, но он мог смотреть только на свой живот, к которому неотвратимо приближалось тонкое лезвие — выскользнувшее из ближайшего щупальца. Два других образовали нечто вроде кривых, длинных ножниц — которыми, наверное, очень удобно резать симскую плоть. Чуть дальше покачивались, беспощадно сверкая, прищепки – зажимы?.. – ожидая минуты, чтобы вцепиться в края искусственной раны и не отпускать до поры. Операция. Вот она. Гларн почувствовал резкую, рвущую боль — но крик застрял у него в горле. Он бессмысленно, по-рыбьи, разевал рот, до последнего напрягая связки — только изо рта не вылетало даже жалкого хрипа. И лучше было бы вообще не смотреть — но глаза отвести снова не получалось, и Гларн видел, как внутрь его разрезанного надвое тела входит пульсирующий, блестящий металлическим блеском кокон. А под блеском оболочки — что-то зеленое и белое, белое и зеленое. Чужое — и его собственное. Его внутренности растягивались, силясь принять искусственный орган, и там тоже что-то пульсировало, сжималось и разжималось. Наверное, и кровь шла — но новые шупальца-трубки, присосавшиеся к телу Гларна, не давали ей стечь на чересчур чистый пол. Что-то хлюпало, а еще жужжало — по-прежнему, а Техник бормотал, но смысл монотонных слов ускользал. То ли расчеты, то ли попытка достучаться до разума — если так, она была бы бессмысленной. Гларн не мог уже думать, мог только видеть и в который раз сожалеть о том, что просто-напросто не сошёл с ума. Наконец, он всё-таки не выдержал больше, и отключился. Когда перед глазами прояснилось, он не увидел прежней ослепительной белизны. Только полумрак — такой же, какой окружал его сразу после поимки пришельцами, разве что на сей раз ни одна стена не была прозрачной. И лежал он не на операционном столе — лежал просто так, хотя по-прежнему связанный. Но зато — одетый. То ли его прежние штаны и рубашка, то ли просто очень похожие. Кто их знает, чужаков — которые способны на всякое: на всё вообще и на что угодно. Он лежал, одетый и целый — ощупать себя не вышло бы, но чувствовать тело Гларн мог — и равнодушно ждал, что же дальше. Внутри он казался себе самому каким-то пустым, но только не легким — а куда более тяжелым, чем раньше. — Раса благодарит тебя, житель. Мы вернемся в положенный срок, — проговорил откуда-то сверху Опылительный Техник. На этот раз его слова звучали как-то менее механически. Или Гларну просто так показалось. Немудрено, после всего того, что проделывал с ним этот Техник. После этого… опыления. «Они сделают мёд» — прозвенела в мозгу Гларна фраза, прежде чем Техник дотронулся кончиком длинного пальца до его лба. А затем мир с легким щелчком потемнел и сжался до точки. Гларн пришел в себя, бухнувшись на четвереньки на проезжую часть — прямо напротив своего дома. К нему уже подбегала, всплескивая руками, жена, около живой изгороди с опаской притихли дети. Жена охала и вздыхала над ним, а Гларн продолжал стоять на четвереньках и блевать. Глаза у него были ошалелые. Он почувствовал, как что-то ворочается внутри — совсем чуточку, едва заметно, — и устраивается удобнее. И ощутил, как рвота снова скапливается во рту и горле. Теперь он всё окончательно понимал, и слово «опылить» больше не казалось ему таким глупым. Очень даже наоборот. Жена вызывала сейчас только глухую досаду — она не то что ничего не могла понять, она даже и не хотела. Она была простой, милой симкой, ничуть не похожей на Глэйб. Она радовалась, что муж вернулся, и тормошила его, как будто Гларна не скинули с летающей тарелки, а доставили к дому на служебной машине. — Дорогой, милый, послушай — я беременна, — ласково сказала жена, поглаживая его по спине. — Я надеюсь, что будет сын. Ты понимаешь, я снова жду ребенка, Гларн! — Я тоже, представь себе, — хрипло выдохнул Гларн и расхохотался.